Neil Gaiman - Дым и зеркала

Подобрав с земли нож, он пальцами стер с рукояти снег, полой пальто – с клинка кровь. А потом поглядел на меня. Он плакал.

– Сволочь, – всхлипнул он. – Что ты с ней сделал?

Я сказал бы ему, что ничего я с ней не делал, что она все еще настороженно ждет в своем подводном дворце, но я больше не умел говорить, а мог только рычать, скулить и выть.

Он плакал. От него воняло безумием и разочарованием. Занеся нож, он бросился на меня, а я отступил в сторону.

Некоторые люди просто не умеют приспосабливаться к незначительным переменам. Бармен пронесся мимо меня – с края утеса, в пустоту.

В лунном свете кровь – не красная, а черная, и следы, которые он оставил, падая, ударяясь о скалу, и снова падая, были мазками темно-серого и черного. Пока наконец не затих на обледенелых валунах у подножия скалы, но несколько минут спустя из моря поднялась рука и с медлительностью, на которую было почти больно смотреть, утащила его в темную воду.

Кто-то почесал меня за ухом. Было приятно.

– Чем она была? Просто аватарой Глубокого, сэр. Фантомом, видением, если хотите, посланным нам из глубочайшей пучины, чтобы положить конец свету.

Я ощетинился.

– Нет, теперь все позади – на время. Вы развеяли фантом. Теперь уже сызнова не начнешь, ведь ритуал – строго специфический. Трое нас должно стать вместе и, пока кровь невинного собирается лужами у наших ног, произнести священные имена.

Подняв глаза на толстяка, я вопросительно заскулил. Он сонно похлопал меня по загривку.

– Конечно, она вас не любит, мой мальчик. В нашем измерении она даже нематериальна.

Снова пошел снег. Костер догорал.

– Ваше сегодняшнее преображение – на мой взгляд, неожиданное – прямое следствие тех самых небесных конфигураций и лунных сил, что сделали сегодняшнюю ночь столь подходящей для того, чтобы вызвать из Бездны моих старых друзей…

Он продолжал говорить низким голосом и, возможно, поведал мне важные тайны. Но этого я никогда не узнаю, ведь во мне бушевал голод, и его слова потерялись, сохранив лишь тень смысла: меня больше не интересовали ни море, ни обрыв, ни толстяк.

В лесу за лугом бежали олени: я чувствовал их запах в воздухе зимней ночи.

А я был голоден.

Когда я снова пришел в себя, было раннее утро, моя одежда невесть куда подевалась, и в снегу рядом со мной лежал недоеденный олень. По одному его глазу ползала муха, язык вывалился, отчего животное выглядело смешным и жалким, точно на карикатуре в газете. У брюха, из которого были вырваны внутренности, снег окрасился флуоресцентно-алым. Лицо и грудь у меня были липкими и красными от все той же крови. На горле – струпья и шрамы, но к следующему полнолунию оно исцелится.

Маленькое желтое солнце казалось далеким, но небо было безоблачно синим, и ни ветерка. В отдалении слышался рев моря.

Я мерз, был голым, окровавленным и чувствовал себя бесконечно одиноким. «Ну и ладно, – подумал я, – вначале такое со всеми нами случается. А со мной только раз в месяц». Я был совершенно измучен, но знал, что придется продержаться до тех пор, пока не найду заброшенный амбар или пещеру, а тогда засну и просплю неделю или, может быть, две.

Совсем низко, почти над снегом ко мне летел ястреб, что-то болталось в его когтях. На краткое мгновение он завис надо мной, а потом уронил к моим ногам в снег маленького серого кальмара и снова взмыл ввысь. Дряблая, многощупальцевая тварь лежала бездыханно и недвижимо в окровавленном снегу.

Я счел это знамением, но не смог решить, доброе оно или дурное, впрочем, мне было все равно. Повернувшись спиной к морю и мрачному городку Инсмут, я начал пробираться к огням мегаполиса.

Неовульф

И снова позвонил Стив Джонс. «Я хочу, чтобы ты написал мне одно из своих стихотворений-рассказов. Нужно, чтобы это была детективная история, действие которой разворачивается в недалеком будущем. Может быть, ты сможешь использовать Ларри Тальбота из «Просто опять конец света».

Так вышло, что я в тот момент писал в соавторстве сценарий по староанглийскому эпосу «Беовульф» и был несколько удивлен, как много людей, неправильно меня расслышав, решили, что я только что закончил сценарий очередной серии «Бейуотч»[28].

Поэтому я начал пересказывать «Беовульфа» как футуристическую серию «Бейуотч» для антологии детективных рассказов. Это представлялось единственно разумным выходом.

Послушайте, я же к вам не пристаю, откуда вы сами берете свои идеи!

– Слушайте, Тальбот!Моих людей убивают…Рот рокотал в телефонную трубку,Как море – в раковине.– Узнайте – кто и за что и прекратите это!– Как прекратить? – спросил я.– Да как хотите! – он рявкнул. –Вот только я не желаю,Чтоб они ушли целыми и невредимыми,Когда вы прекратите это… ясно, о чем я?Что ж, ясно… и он меня понял.Знаете – это былоВ двадцатых годах двадцать первого века,В Эл-Эй, на Венис-бич.Гар Рот рулил бизнес на всем побережье,Продавал стимуляторы, стероиды и колеса –Да все, чем можно закинуться. Полный успех.Загорелые парни в стрингах, что жрали стероиды,Крутобедрые девки, желавшие бюст увеличить,Все, кто сидел на гормонах и феромонах, –Рота любили все. У него была дурь.Копы – те брали взятки и смотрели сквозь пальцы…Гар был королем мира – от Лагуны до Малибу.Он построил пляжную дискотеку, и тамМускулистые парни и грудастые телкиТусовались, пили коктейли и понтовались.О да, бог этого города – плоть,

А плоть их была прекрасна,И они веселились.Все вокруг веселились –Закидывались, подкуривались, торчали,Музыка так гремела, что отдавалась в костях, –Так было…А после вдруг начались убийства.По-тихому.Кто-то проламывал головы,Рвал на куски тела… и криков никто не слышалЗа грохотом музыки и шумом прибоя –В тот год снова в моду вошел хэви-метал.Убийца похитил с десяток парней и девчонок,Их уволок в море…А на заре – трупы.Рот говорил – он решил поначалу,Что это – дела конкурентов,Усилил охрану, в воздух поднял вертолеты,В море спустил катера – ведь убийца вернется…И он возвращался – снова, снова и снова.Но на пленках видеокамер не было ничего.Что это – не знал никто, но, черт возьми,Оно отрывало головы, руки и ноги,Выдирало из пышных грудей силикон,На песке оставляло яички с высосанными стероидами –Сморщенные, словно морские моллюски…Рот зверел – пляж был явно уже не тот.Вот тогда он мне позвонил…Я перелез через спящих цыпочек разного полаИ тронул плечо Рота.Глазом моргнуть не успел – а десяток серьезных стволовЦелят уже мне в сердце и между глаз.И я сказал: «Эй, я не монстр. В смысле –Не монстр, который вам нужен…Пока что».Я сунул ему визитку.«Тальбот, – сказал он. –Вы готовы решить проблему? С вами я говорил?»«Точно, – сказал я (полуденное рычанье)… –А у вас – проблема, которую надо решить.Сделка: я устраняю вашу проблему,А вы мне платите бабки, бабки и бабки».Рот отвечает:«Конечно, мы все обсудили.Как скажете. Сделка есть сделка.Я-то считаю: либо евроизраильтяне,Либо китайцы… Боитесь их?»«Нет, – говорю. – Я их не боюсь».Типа я даже подумал – застать бы это местечкоВ полной красе.Поредели ряды красоток-красавчиков Рота,И, если поближе глянуть, совсем не так ужОни мускулисты и пышногруды.Закат. Началась вечеринка.Я Роту сказал – терпеть не мог хэви-металДаже в самом его начале…Он отвечает: на вид вы моложе, чем в жизни.Ох и громко… от усилителей вибрирует все побережье.Я раздеваюсь – пора. И жду,Четвероногий уже, в прогалине дюн.Жду дни и ночи, ночи и дни – жду.«Где, твою мать, ты сам и где твои люди? –Спросил меня Рот на третий уж день. – Где?За кой тебе хрен я плачу?Прошлой ночью на пленке былТолько пес какой-то громадный».Но я усмехаюсь. «Вашей проблемыПока что нет и следа, – сообщаю ему. –А был я здесь постоянно».«Говорю тебе, – он орет, – это израильтяне!Нельзя доверять европейцам!»Третья ночь.Огромная, красная, как неон, луна.Двое играют в прибое.Парень с девчонкой.Гормонов в них еще больше, чем наркоты.Девчонка визжит и смеется,Медленно бьется прибой.Был бы здесь враг – пахло бы самоубийством,Но враг приходит на берег не каждую ночь,И они танцуют в прибое,Плещутся и вопят… а у меня острый слух(Чтобы лучше их видеть), глаз острый(Чтоб лучше их слышать),А они, мать их так, молоды, счастливы… черт,Прямо хочется плюнуть.Что для таких, как я, поганей всего –Это когда дар смерти таким, как они, дается.Первой кричит девчонка. Лик красной луны – высоко,Полнолунье было вчера.Я вижу – она упала в прибой, как если бТам была глубина двадцать футов – не два,Как если б ее в песок засосало. Парнишка бежал,Прозрачная струйка мочи текла из-под плавок,Бежал, спотыкался, орал…Оно вышло из воды – медленно, как персонажИз дешевого фильма ужасов в скверном гриме.Загорелую девушку оно несло на руках.Я зевнул, как большая собака,И принялся вылизываться.Оно откусило девчонке лицо, тело швырнуло в песок,Я подумал: «Мясо и химикаты. Как простоИх превратить в мясо и химикаты, один укус –И они – только мясо и химикаты!..»Подбежали охранники Рота. Ужас в глазах,В руках – автоматы… Оно похватало их,Разорвало в клочья – и бросило на песок,Лунным залитый светом.Оно побрело неловко по пляжу, белый песокЛип к серо-зеленым лапам, перепончатым и когтистым.«Клево, мам!» – завыло оно.Какая ж мать, – я подумал, – родить умудрилась такое?Я слышал – там, выше по пляжу, орет Рот:«Тальбот, поганая сволочь! Ты где, Тальбот?»Я встал, потянулся и рысцой потрусил по пляжу.«Ну, здравствуй», – сказал я.«Ой, песик», – откликнулся он.(Я ж тебе оторву волосатую лапу и суну в глотку!)«Так, – говорю, – не здороваются…»Он говорит: «Я Грэвд-Эл.А ты кто – Тузик, воющий сукин сын?»(Ох, отделаю я тебя – в клочки разметаю!)«Изыди, ужасный зверь», – говорю.Он смотрит – глаза блестят угольками в трубочке с крэком.«Изыди? Ты че, парень? И кто же меня заставит?»Рыкаю: «Я. Я!Я – в авангарде».Он поглядел глуповато, обиженно и растерянно…ДажеСтало жаль его на минутку.А потом из-за облака вышла луна.Я завыл.Вместо кожи была у него светлая чешуя,Зубы – острее акульих,Пальцы – перепончаты и когтисты.Он зарычал – и рванулся к моей глотке.Он кричал: «Да что ты такое?!»А потом: «Нет, нет и нет!»А потом: «Черт, так нечестно!»А потом – ничего… не было,Не было слов,Ведь я оторвал ему рукуИ отшвырнул в песок,И мгновенье еще пальцыПустоту исступленно хватали.Грэнд-Эл рванулся к воде – я почесал следом,Соленой была вода, и смрадной – его кровь,Черный ее вкус я ощущал в пасти.Он нырнул – я за ним, все глубже и глубже,И когда я почувствовал: легкие разорвутся,И будут раздавлены горло, и череп, и мозг, и грудная клетка,И набросятся полчища монстров, и просто придушат,Мы приплыли к останкам нефтяной вышки.Вот куда приполз подыхать Грэнд-Эл!Наверное, в этом месте он и родился:Ржавый скелет буровой, брошенный в море.Он почти уж подох, когда я к нему подошел,Я не стал добивать – пусть уж сам…Выйдет тот еще корм для рыб,Блюдо приопов – скверное мясо.И только,Пнув его в челюсть, я вышиб акулий зубИ взял на счастье…Тогда рванулась она –Бросилась – вся из сплошных клыков и когтей.Даже у зверя есть мать, – что тут такого?Матери есть у многих.Лет пятьдесят назад матери были у всех!Она оплакивала сына, вопила и причитала,Она спросила: «Как мог ты быть столь жестоким?Упав на колени, гладила сына и выла.А после мы говорили, с трудом слова подбирая…Что там было – дело не ваше.Вы или я такое делали раньше.Любил ли ее я,Убил ли… а сын ее мертв, как скалы.Мы по песку катились – шерсть трется о чешую,Загривок ее, зажатый моими клыками,Когти впиваются в спину…Старая, старая песня.Когда из прибоя я вышел,Светало. Рот поджидал.Я бросил на землю голову Грэнд-Эла,И липли песчинки к влажным еще глазам…«Вот она, ваша проблема, – сказал я Роту. –Да, – я сказал, – он мертв».А он спросил: «Что теперь?»Кровавое золото, говорю…«Ты считаешь, он на китайцев работал? – раздумался Рот. – Или на евроизраильтян? Или?»«Да он просто соседский парень, – сказал я. – Он на шум разозлился, и все тут». «Думаешь?» – Рот спросил.Глядя на голову, я бормочу: «Уверен».Рот спросил: «Да откуда он взялся?»Я стал натягивать шмотки, усталый от преображенья.«Из мяса и химикатов», – шепнул я. Он знал – я солгал, но волк рожден, чтобы лгать. Я сел на песок и стал любоваться заливомИ утренним небом, в котором рождался день…И мечтал о дне, в который смогу умереть.

Мы можем дать скидку на опт