Вольфганг Хольбайн - Над бездной

— Какая жалость.

Демадьяр не утратил спокойствия из-за саркастических замечаний Андрея.

— Несмотря на это, я здесь, чтобы сделать вам предложение, — продолжал он. — Вы умрете, но от вас зависит, будет ли это быстрая и безболезненная смерть или ваше умирание растянется на часы, а то и на дни.

— Я выбираю дни, — попытался спровоцировать Андрей своего собеседника. — Я, знаете ли, жаден до удовольствий.

— Вы сами не знаете, что говорите, — серьезно возразил герцог. — Мой палач — мастер своего дела. Это он получит удовольствие.

— Чего вы хотите? — спросил Андрей.

Он не был трусом, но и сумасшедшим тоже не был.

— Узнать одну вещь. Отец Доменикус — кто он?

— Боюсь, я… не понимаю вас.

— Не изображайте из себя дурака. — Видно было, что Демадьяр всерьез сердится. — Вы отлично знаете, что я имею в виду. Доменикус был не обычным инквизитором. Рука Рима, как правило, нас не достает; мы поддерживаем связи с отцами Византийской церкви и патриархами Константинополя, чьи отношения с Ватиканом, так сказать, несколько напряженные. Инквизиция должна представить нашему во всех отношениях достойному королю очень убедительные доводы, чтобы появиться здесь и уничтожать людей.

— По всей видимости, отцу Доменикусу это было разрешено, — сказал Андрей.

— Да, и я спрашиваю себя почему. Что такого особенного происходит в одной трансильванской долине, что король позволил уничтожить целую деревню?

— Этого я не знаю, — ответил Андрей честно. И добавил, помолчав: — Возможно, и он этого не знал.

Герцог в задумчивости покачал головой:

— Об этом я тоже думал, но бумаги инквизитора в порядке. Более того, я не могу доказать этого, но подозреваю, что имелось прямое задание Ватикана. А тот факт, что они прибыли сюда незадолго до вас, говорит о том, что они вас ждали. И все это ради того, чтобы убить мужчину и мальчика. Довольно необычный предлог, не правда ли, Деляну?

— Эту работу вы возьмете на себя, я правильно вас понял? — спросил Андрей. — Но почему я должен помогать вам, даже если бы мог это сделать? Смерти я не боюсь. А боль проходит.

— А если я дам вам слово оставить мальчика в живых?

— Фредерика? — Андрею не до конца удалось скрыть ужас в своем голосе. — Вы поймали его?

— А чего вы ожидали? — спросил Демадьяр с искренним удивлением. — Его и тех двух глупцов, которые думали, что меня можно ограбить. Скажите, с какой целью инквизитор на самом деле прибыл в Трансильванию, и мальчишка останется живым.

— Он убил Доменикуса, — напомнил Андрей.

— И что? — Демадьяр сделал пренебрежительный жест рукой. — Он сослужил мне хорошую службу. Итак? Что составляет великую тайну долины Борсы?

— Этого я не знаю, — ответил Андрей.

Лицо Демадьяра омрачилось.

— Сожалею. В таком случае я больше ничего не могу для вас сделать.

Он посмотрел на Андрея, не скрывая, что уже не надеется на раскаяние пленника и как он разочарован, что такого раскаяния не случилось. С этой миной на лице он покинул карцер, не сказав больше ни слова.

Андрей остался один в темноте. Возможно, только что он сделал последнюю в своей жизни ошибку.

15

Вскоре к нему пришли четверо мужчин, которые сняли с него цепи и принесли воду и чистую одежду. Солдаты все это время стояли рядом наготове и держали руки на рукоятях мечей. Андрей слышал, что и за дверью находилась охрана. Попытка бежать была не только абсолютно безнадежной, но и в высшей степени глупой. Надо было дождаться такого момента, когда охранники отвлекутся. Возможно, такой момент никогда и не наступит… или появится через несколько минут. Андрей не собирался отдавать свою жизнь — ни быстро, ни медленно.

Его снова заковали в цепи и вывели из камеры. Процессия шла по узкому мрачному проходу, потолок был таким низким, что приходилось пригибаться. В конце находилась ведущая вверх узкая, крутая, бесконечная лестница. Через массивную дверь из толстых дубовых досок они попали в настоящую тюрьму, намного выше подземного карцера.

Когда вступили в тюремный коридор, Андрей почти физически ощутил горе, которым был наполнен воздух. Не только ему, но и его охранникам в первый момент было трудно дышать. Две огромные камеры за железными решетками, по обе стороны коридора, были набиты до отказа. Зловоние от человеческих испражнений смешивалось в этих загонах со смрадом болезни и смерти; кроме того, с обеих сторон доносились стоны и жалобы. Сюда вперемешку были затолканы не меньше полусотни мужчин и женщин с детьми. Для такого количества людей, как показалось Андрею, здесь еще было удивительно тихо. У многих заключенных просто не осталось сил выражать страдание.

Сердце Андрея сжал ледяной холод, он был не в состоянии видеть творящегося вокруг. Когда его пару дней назад заточили в темницу, он был без сознания — один из солдат тогда ударил его; он пришел в себя, когда его уже заковали в кандалы. Теперь Деляну понял, как милосердно с ним поступили. Дни, которые он провел внизу наедине со своими мыслями, были далеко не сладкими, но то, что Демадьяр уготовил пленным из Борсы, являлось сущим адом. Он представлял, где должны быть родные и односельчане Фредерика, но действительность оказалась во много раз ужаснее.

Как ни тяжело было Андрею видеть все это, он заставил себя еще раз посмотреть по сторонам. Его встречали серые лица, выражавшие страдание и боль, но прежде всего — страх. Однако Фредерика среди них не было. Если Демадьяр сказал правду и мальчик находится в его власти, значит, его содержат в каком-то другом месте.

Они продолжили подъем по лестнице и наконец оказались во дворе. Ослепленный дневным светом, от которого уже отвыкли глаза, Деляну инстинктивно поднял руку, чтобы защититься от яркого солнца. Один из охранников немедленно поднял меч и приставил клинок к горлу Андрея, а другой вдавил в его живот край алебарды. На мгновение Андрей застыл. Что там наговорили о нем Демадьяр или Доменикус, не известно, но солдаты испытывали перед ним одновременно и страх, и почтение. Этим обстоятельством он должен воспользоваться позднее, учитывая то, что Фредерик пока находится во власти герцога.

Он осторожно опустил руку, подождал, пока конвоиры отведут свое оружие, и заставил себя изобразить на лице легкую гримасу неудовольствия. Что же он прочел на лицах солдат — страх или ненависть, вызванную убийством их товарища?

Пока шли по двору, Андрей уже при свете дня внимательно рассмотрел внутреннее устройство крепости. Она и днем выглядела все так же мрачно и отталкивающе, как и ночью, только теперь уже нельзя было списать производимое ею впечатление на темноту или игру воображения. Андрей видел холодное, неприятное место, где любые человеческие устремления и даже смех были неуместны.