Джеймс Кейбелл - Кое-что о Еве

– И от кого же, скажу я ей, исходят таковые заверения?

– Скажите, что мимо проходил друг ее ранней юности, с которым она была близко знакома еще до того, как впервые стала матерью. Я не сомневаюсь, что Хавва догадается, кто это был.

– Но мою жену зовут Майя, а до замужества ее имя было Эзред...

– Ах да! – сказал темнокожий, в точности, как когда-то говорил Глом, – женщины отличаются одна от другой именами, которые они носят. В таком случае, просто передайте привет вашей жене, потому что это слово для всякого мужа означает одно и то же.

– Я передам привет, – пообещал Джеральд, – а вот афоризм пусть лучше передаст кто-нибудь другой.

И он удалился, оставив своих друзей.

Гастон Балмер обнял Джеральда на прощание и не солоно хлебавши отправился назад в Личфилд в своем облаке, которое из-за уныния пожилого джентльмена приобрело черный цвет. А темнокожий неспешно пошел в Антан, легкой походкой человека, который давно привык бродить по свету.

Джеральд отметил, что он не торопился и не оглядывался тревожно по сторонам, подобно другим путешественникам, направлявшимся в город всяческих чудес. Темнокожий единственный из всех тех, которые прошли в сторону Антана, шел хорошо знакомой дорогой к цели, которая ему была хорошо известна.

Итак, Джеральд остался на Миспекском Болоте еще на некоторое время. Июль был небогат событиями. Всякий погожий летний день Джеральд проводил на обочине под каштаном. На дереве появились восхитительные белые цветы, источавшие насыщенный, сладкий аромат. Затем цветы приобрели кремовый оттенок, потом – коричневый. Но сейчас дерево вновь стало зеленым с темно-золотистыми, желтоватыми вкраплениями. А Джеральд, проводивший каждый божий день в тени этих постоянных перемен, был вполне доволен.

Он говорил со многими путешественниками, которые не упоминаются в этой повести. Ведь почти все эти странники рассказывали одну и ту же историю. Девять из десяти прохожих еще вчера были богами, которым служили люди. Каждого люди почитали в той или иной части света. Ныне их дела на земле были окончены, и они направлялись к цели всех богов. Что они ожидали там найти? Джеральд спрашивал их, но на этот простой вопрос все они отвечали уклончиво. Они шли туда, чтобы услышать слово, которое было в начале, и которое будет существовать, когда все остальное погибнет; слово, которое не знал ни один из человеческих богов. Они не могли сказать ничего более, и Джеральд не особенно беспокоился на этот счет: он был вполне доволен, и вскоре должен был сам все разузнать, когда придет в Антан.

И божественный скакун Калки тоже казался довольным, а его внешний вид нисколько не изменился из-за вынужденного бездействия. Он сохранял то странное однородное сияние и тот металлический блеск, из-за которых он казался отлитым из чистого серебра. Разумеется, когда он пасся на Миспекском Болоте после дождя, шерсть его казалась темной и лоснящейся, а шерсть на его широких боках сбивалась во вьющиеся маслянистые пряди. Но во всякое другое время он сохранял свой ярко-серебристый цвет, не свойственный ни одной лошади, которую когда-либо видел Джеральд.

Тем временем конь пасся вместе с меринами, которые некогда были любовниками Майи. Поедая траву на пологих склонах неподалеку от хижины, он передвигался так же, как и они, поднимая каждое копыто с какой-то забавной осторожностью. Джеральд часто наблюдал, как он пасся. И ему казалось, что эти лошади, которые в беспорядке медленно и осторожно бродили по пастбищу, поднимают и ставят на землю свои копыта так, как будто бы они думали, что их копыта сделаны из какого-то очень хрупкого материала. Их раскачивающиеся, вытянутые, тяжеловесные головы, склонившиеся рядами параллельно друг другу, казались ему слишком тяжелыми для того, чтобы их можно было бы снова когда-нибудь поднять. Когда Джеральд сонными летними вечерами размышлял о том, как им это все-таки удается, у него возникали неприятные ощущения в ключицах.

Так Калки пасся целый день вместе с меринами, а в ненастную ночь прятался вместе с ними от ветра за стеной хижины. Каждый день этот божественный скакун, пасшийся на Миспекском болоте, ходил с опущенной вниз головой, беспрестанно пощипывая редкую траву и никогда не прекращая ритмично шевелить своими темными, влажными, цепкими губами. Ему, так же как и меринам, приходилось жадно вытягивать губы и изгибать шею в попытках достать более сочную и длинную траву, которая росла в почти недоступных местах вокруг столбов ограды. Если подумать, то это было довольно нелепое зрелище: божественный скакун, всецело поглощенный разрешением такой задачи.

Снова и снова, замечал Джеральд, серебристый жеребец Калки поднимал голову и глубокомысленно глядел в сторону Антана. Но вскоре он снова возвращался к щипанию травы. В целом, он казался вполне удовлетворенным теми радостями, которые подобают простым лошадям. И Джеральду казалось также, что теперь Калки реже поглядывал в сторону цели всех богов.

Однако, как выяснилось, Калки не был совершенно уникален. Однажды утром, когда Джеральд по обыкновению направлялся к каштану, он заметил, что издалека приближается всадник верхом на коне, очень похожем на Калки. А когда Джеральд вышел на обочину, он увидел, что пришелец сидел верхом на коне, который вполне мог бы быть близнецом Калки.

– Привет, дружище! – сказал Джеральд. – И что за дело ведет тебя в город всяческих чудес?

Но тут случилось неприятное происшествие. Юный всадник сделал вид, что он не расслышал Джеральда. Проезжая мимо, он внимательно оглядел пространства Миспекского Болота, словно бы не замечая Джеральда, который стоял в нескольких футах от него.

Он был тоже молодым человеком весьма приятной наружности. На нем был голубой кафтан и плащ золотисто-желтого цвета, такого же, как и пятна пожелтевшей листвы над ним. У него был высокий стоячий воротник с кружевами. Волосы у него были рыжие. Более того, Джеральд отметил тот ленивый, насмешливый, иронический взгляд, которым молодой человек окинул Миспекское Болото, когда он неспешно и не останавливаясь проехал в сторону Антана. А в особенности его внимание привлекла приятная улыбка красиво изогнутых, женственных губ юноши, который проехал мимо верхом на коне, удивительно похожем на Калки.

Да, он выглядел как благородный человек. Какая жалость, что этот наглый мальчишка не обладал также и благородными манерами, подумал Джеральд, который вдруг почувствовал себя незаслуженно униженным и от обиды зажмурил свои спрятанные за розовыми стеклами глаза.

На следующий день Джеральд разговорился с миловидным, хотя и сильно постаревшим Тангейзером, когда этот знаменитый рыцарь в полном вооружении проезжал мимо, направляясь в Антан.