Кирилл Кащеев - Донгар – великий шаман

– У нашего пауля чэк-най поднялся, все порушил, а потом из-под земли эрыги полезли…

Лицо мужика из сурового мгновенно стало сочувственным.

– Что, погибли все твои, да? – тихо сказал он, и узловатая рука неожиданно погладила парня по голове.

Пукы промолчал. Пусть мужик сам додумывает, а он говорить не будет. Лишнего слова зря не скажи – неизвестно, как его духи услышат. А в родном пауле, кроме Секак и ора, еще мать осталась. Ну и брат – во всяком случае, Пукы хотелось в это верить. И Тан. Он постарался мысленно представить себе Тан – но вместо нее перед глазами вертелась улыбчивая Нямка. Красивая, и не скажешь, что «поросючка». Пукы невольно потупился. Дядя Том, похоже, посчитал это признаком горя – ободряюще стиснул Пукы плечо. Так крепко, что мальчишка чуть не охнул.

– Ты, парень, держись. Время, видать, пришло такое – горе на беде едет, порчей погоняет. Тут, в тайге, я тебе скажу, тоже не мед. – Он покрутил головой. – Чэк-наи поднимаются, люди целыми семьями в Огне тонут. Нашему селению, считай, повезло – все потеряли, да хоть сами целы остались. А еще мэнквы в лесах! Раньше ну один, ну два к охотничьему стойбищу вылезет, а нынче как из мешка их сыпануло – откуда только взялись? Шайками целыми бродят, на обозы охотятся. Едут люди новое место искать – от чэк-наев подальше, – а мэнквы уж у дороги караулят. Куда там вашим тундровым эрыгам!

– У нас еще Вэс есть! – запальчиво возразил Пукы. Ему вдруг стало обидно за родную тундру. – Они знаете какие огромные! Топнут – пауля как не бывало!

– Ну – Вэс! Вэс – зверюга тупая. – Мужика, похоже, тоже азарт взял – в соревновании «кто здесь самый несчастный» он твердо решил не сдавать позиций. – Говорят, вы на них охотитесь даже. Знать, сильны «моськи» – на мамонтов-то… – он ухмыльнулся ехидно.

Ну не свинство «поросючье»?! Думает, если взрослый, так можно насмехаться?

– Да мой брат… – гневно начал Пукы. И тут внутри него, прямо в животе вдруг сильно ударило. Как ногой кто лягнул. Громко лязгнув зубами, он ухватился обеими руками за живот.

Мужик мгновенно всполошился.

– Ты ж, наверное, голодный! Мы-то поели… Как, встать можешь? – Он заботливо наклонился над Пукы.

Встать мальчишка мог давным-давно. Все его тело, казалось, пело от избытка силы. Будто он не с мэнквами дрался, а на лавке целыми днями валялся, медвежатину наворачивал. Пукы кивнул и сел.

– Ну так одевайся и к кострам иди! Там, в котлах, еще много чего есть. Чтоб поесть! – весело скомандовал дядя Том, направляясь к дверям. Он остановился, держась за притолоку, и, не глядя через плечо, бросил: – Мэнквы в лесах, за стену высунешься – в зубы угодишь. Пока воевода не гонит – тут пересидим, помозгуем, как дальше быть. Нам разрешение на выезд лично господин Советник выправил, – гордо провозгласил он. – Жрицы нипочем бы не выпустили, а Советник – мужик справный, с пониманием. Как чэк-наи начались – он по всей Югре носится, во все сам вникает, вот и к нам заехал, на счастье наше. Понял, что совсем пропадем, если на старом месте останемся.

Насчет разрешения Пукы ничего не понял, но, как всегда, когда при нем не по-доброму поминали жриц, нахмурился. Привычка у него уже такая сделалась – он все хмурится, а жриц все поминают… И чем дальше, тем хуже…

– А как стронемся с места, можешь с нами ехать, – продолжал Томан. – Хоть в тундре, хоть в тайге – без рода не выживешь. Да и нам бедовый парень сгодится. – Он ободряюще усмехнулся и вышел.

Свиток 21

О непрошеных духах и других неприятностях

Глубоко задумавшийся Пукы встал с лежанки и натянул валяющуюся рядом рубаху. То воином назвали, теперь вот – бедовым. А раньше все сопливым-слюнявым. Неужто Пукы теперь, как Орунг – настоящим охотником стал?

– Ш-шаманом ты стал, – вздохнули у него в голове. – Пока не своим д-делом занимался, конечно, сопливым-слюнявым был, а как стал кем назначено…

– Ты еще здесь! – взвыл Пукы, хватаясь за голову и аж подпрыгивая от неожиданности и злости. – Да когда ж я от тебя избавлюсь!

– От меня? – девчоночий голосок задрожал от обиды. – А я тебе и не навязываюсь вовсе! – прямо напротив него в дверях стояла Нямь. – Я только вот, парку тебе зашила. И уйду сразу же, если я так тебе мешаю!

Его собственная парка полетела Пукы в лицо, накрыв с головой. Нямь круто повернулась и, гордо выпрямив спину, шагнула за порог.

– Нямь, погоди! – выпутываясь из рукавов, прокричал Пукы. – Это я вовсе не тебе! Это я… – С паркой в руках он выскочил следом за девчонкой, догнал, схватил за руку. – Это я… себе! Голове своей, вот! – поймав ее недоверчивый взгляд, выпалил он. – Болит после удара очень, однако! – он скроил несчастную рожу.

Нямь стрельнула в него взглядом из-под пушистых ресниц:

– А я уж думала, я тебе не нравлюсь!

– Ну… это… оно-то конечно… – Пукы засмущался. Что, так ей и сказать – нравишься, мол? Да он и сам толком не знает!

Но девчонку, похоже, его невразумительное бормотание устроило. Горделивым жестом она перебросила косы за спину и повелительно мотнула головой:

– За мной иди!

Натягивая на ходу парку, растерянный Пукы поплелся за ней. Пока он был сопливый-слюнявый, девчонки им не командовали, а как стал бедовым – тут же начали? Неправильно как-то получается.

Они шли, с одинаковым любопытством вертя головами по сторонам. Внутри крепости прятался целый город! Во всяком случае, Пукы был уверен, что вот таким город и должен быть. К высоченным ледяным стенам лепилось до трех десятков домов – втрое больше, чем в родном пауле. Не иначе как там жили жены и дети деловито пробегающих мимо воинов – ребятам то и дело приходилось останавливаться, пропуская. Но даже этих домов обитателям крепости было мало – прямо на улицах горели костерки, окруженные спальниками из рубленых еловых лап, крытыми старым мехом, а порой и просто холстом. На спальниках ютились женщины и дети – ни стариков, ни мужчин-охотников.

– Здесь еще беженцы из окрестных стойбищ прячутся, которые от мэнквов-людоедов спаслись, – солидно, будто прожила в крепости всю жизнь и сама лично принимала каждого беженца, пояснила девчонка. – Старики не дошли, а охотники прикрывать остались… – голос Нямь зазвучал очень грустно.

До Пукы не сразу дошло – а потом ему стало страшно.

– И что… погибли все? – с ужасом спросил он.

– Не знает никто, – еще печальнее ответила девчонка. – Но в крепости они так и не появились. Тут ребята есть – до сих пор отцов ждут. – Она поморгала, стряхивая слезы с ресниц.

Пукы торопливо отвернулся. Девчонка плакать может, а ему, как дядя Том говорит – бедовому парню, – не годится.