Андрей Николаев - Врата Атлантиды

Очередная вспышка высветила впереди дикую картину — посреди Ходынского поля шла сеча: вздымались топоры и палицы, блестели короткие мечи. Толпа то устремлялась к центру, толкаясь и мешая друг другу, то откатывалась, как волны от каменного утеса. Через разомкнувшиеся на миг ряды Корсаков увидел, что в центре толпы словно бушует вихрь: кто-то полуголый и тощий, как скелет, вертелся юлой, рассыпая удары направо и налево. Он успевал уворачиваться от палиц, парировал удары мечей, падал на колено, пропуская над головой рвущие воздух топоры, и сек, рубил, колол двумя клинками в немыслимых выпадах, сливаясь стремительным движением с косо летящими струями дождя.

— Борисыч… — ахнул Корсаков.

Он уже узнал нападающих: трудно было забыть безгубые морды с выдающимися вперед клыками, да и беловолосые воины тоже были не из тех, кто теряется в памяти. Корсаков не верил своим глазам: враги объединились, чтобы уничтожить одного человека, и этим человеком был его бывший наставник Георгий Рогозин.

Толпа вновь отпрянула. Корсаков с разбегу ударил ключом по затылку с прилипшими белыми волосами и ворвался в образовавшуюся брешь. Вокруг словно все замерло. Он увидел, как вывернувшийся из-под топора Рогозин разворачивается, пытается отпрянуть, но палица бьет его в грудь, переламывая выставленный навстречу клинок сабли. Корсакову даже показалось, что он услышал хруст ребер и шипение выбитого из легких воздуха. Рогозин нелепо взмахнул руками, из левой руки бумерангом вырвался узкий меч, вращаясь завис, отражая блеск молнии мокрым лезвием и полетел вниз. К мечу протянулись руки, лапы, толпа подалась вперед, ожидая, кому он достанется.

Он не достался никому.

Никому из них.

Корсаков взлетел над толпой, выхватывая из дождя и мрака шершавую рукоять меча.

Он рухнул на землю рядом с неподвижным телом учителя, но уже через мгновение оказался на ногах и резким ударом сверху разрубил морду застывшего в недоумении урода. Череп лопнул, скрытые под веками глаза выкатились на мгновение, но тут же исчезли в синеватой вспышке пламени, пожиравшего падающее тело.

«Вот и прекрасно, даже трупы убирать не придется», — мелькнуло в голове у Корсакова. Мокрая одежда мешала двигаться, и он рванул рубашку с плеч. Холодный дождь вызвал короткий озноб.

«Это ничего, — подумал он, — сейчас согреемся».

Секундное замешательство закончилось. Корсаков из кварты парировал меч, ударил снизу, разрубив челюсть и лицо беловолосого, отпрянул, пропуская мимо топор, коротко резанул по глазам, закружился, меняя ритм и направление движения. Воздух гудел, рассекаемый топорами, продавливаемый палицами, а он танцевал среди гула и шипения ударов, легко уходя и тут же атакуя, не давая передышки, не позволяя рассредоточиться для одновременного нападения. Меч будто вел его, подсказывая направление, сбивая и отводя чужие мечи, упреждая взмахи топоров короткими экономными ударами. Корсаков словно скользил между струями дождя, выбирая очередную жертву во время вспышек молний и уже в темноте настигая и поражая ее. Чужая кровь брызгала на лицо, и дождь тут же смывал ее, а гром глушил крики и стоны, хрипение и вопли…

Внезапно все закончилось. Он стоял один, толпа отпрянула, отползали раненые, волоча за собой оружие. Их подхватывали, относили в темноту. Неясный шепот, бормотание донеслись до слуха Корсакова. Отступающие повторяли одно слово — как молитву, как заклинание, и непонятно чего было в нем больше: страха или надежды. «Бальгард… Бальгард…»

— Ты проиграл, Горланг.

Черный плащ магистра сливался с ночной темнотой, лишь лицо смутно белело, пересеченное резкими тенями.

— Это не разгром, это лишь локальная неудача, — возразил Горланг.

Дождь стихал. Мимо проходили, неся на плечах палицы и топоры его проигравшие схватку воины. Невдалеке угадывалось движение: это отступали светловолосые бойцы Хельгры, растворяясь в ночи.

— Слова можно подобрать любые, главное, чтобы не ранили самолюбие, — по тону магистра можно было догадаться, что он усмехается.

— Самолюбие — непозволительная роскошь для меня, — пробормотал Горланг. — Слишком многое от меня зависит, чтобы удовлетворять собственные амбиции.

— Однако, как ни назови, это неудача. Единственное, что может тебя утешить, так это то, что меч он получил не из рук Хельгры. Впрочем, она не очень-то и стремилась к этому. Мне даже кажется, что ее вполне удовлетворяет сегодняшнее положение. Так или иначе, но выбор теперь сделает сам Бальгард. Без советчиков и посредников. Как я и предсказывал, он будет судьей, а не союзником.

— Нам не нужен судья… — Горланг осекся. — Пустые разговоры… Прощай, инквизитор.

— Прощай. Не забывай: мы следим за вами.

Небо очищалось от туч, и уже светлело на востоке. Воздух был свеж и прозрачен. Поблекшая луна катилась за спящие дома.

Корсаков отыскал отброшенную рубашку, опустился на колени над Рогозиным и вытер ему окровавленное лицо. Глубокие порезы на лбу и щеках еще сочились кровью. Под грудью наливался синевой чудовищный кровоподтек. Дышал Рогозин с хрипом, на губах выступала кровавая пена. Один глаз заплыл от удара, другой закатился под веко. Корсаков приподнял ему голову. Рогозин застонал, моргнул и посмотрел на него, явно не узнавая. Постепенно его взгляд приобрел осмысленность.

— Игорь?

— Тихо, тихо, Борисыч, — Корсаков кивнул, — это я, все в порядке, уродов разогнали.

— Это кто ж такие, а?

— Долго объяснять. Ты потерпи, сейчас в больницу поедем.

— Ну, я им дал! — Рогозин слабо улыбнулся, приподнял руку с обломком «карабелы». Улыбка вышла кривая. — Эх, жаль, клинок сломал. Ты видел, как я их мотал?

— Видел, Борисыч. Такого, я тебе скажу, в Голливуде не увидишь.

— Опоздал ты маленько — достали меня суки, — Рогозин мучительно закашлялся. — Черт, ребра поломали… Меч, где меч?

— Здесь, у меня, — успокоил его Корсаков.

— Я ведь чего тебя искал: меч нашел. Дорогая штука, я сразу понял. Думаю, Игорек сумеет пристроить, ну и мне обломится…

— Считай, что уже пристроил. Ты как, идти сможешь?

— Сейчас посмотрим, — сцепив зубы, Рогозин попытался подняться, охнул и завалился назад.

Корсаков подхватил его.

— Нет, никак. Ты уж извини.

— Ерунда. Меч подержи, — Корсаков сунул Рогозину меч, подхватил бывшего тренера под плечи, просунул руку под колени и, тяжело поднявшись на ноги, пошел к воротам.

Он почувствовал на себе чей-то взгляд, остановился, обернулся и медленно обвел поле глазами, пытаясь понять, что его насторожило. Ему показалось, что на месте схватки кто-то стоит и смотрит ему вслед. Подождав, он пошел дальше, настороженно прислушиваясь.