Александра Лисина - Пламя для дракона (СИ)

Интересно, чем занимались по вечерам Матиас и Иридан? И с кем? Чему могли учить надменного лорда Риера? Уделял ли кому-то персональное внимание лорд Эреной, как мне? Или же он перепоручил молодых людей заботам другого учителя? Кстати, хотелось бы знать, нашли ли ребята способ покидать свои комнаты? Поняли, наконец, как работать с библиотекой? Смогли ли додуматься, как надо правильно использовать ТУСы? А может, кто-то отыскал такую же площадку с артефактным драконом или же нашел намного более интересную вещь, чем зал живых картин?

Увы, спросить было нельзя. Оставалось только гадать, какая у кого была дополнительная программа обучения, и на чем именно делали упор преподаватели для каждого из нас.

После курса математики нагрузка ненадолго уменьшилась - появившийся вместо строгого арре Руока не менее требовательный и строгий арре Оркон, одетый, как все учителя, в форменный синий мундир, все наше внимание обратил на правописание и грамматику. На его цикле мозги, к счастью, так напрягать уже не требовалось, но вот рукам покоя не давали ни на мгновение. Я, наверное, за всю жизнь столько не писала, как в ту утомительную седмицу. Пальцы порой отказывались гнуться, а мимолетный взгляд на перо вызывал горестный стон. Нас заставляли читать, писать, потом снова писать и переписывать. Требовали аккуратности, отчитывали за случайно посаженные кляксы, заставляли переделывать весь лист из-за одной-единственной ошибки... надо ли говорить, что аккуратности мы научились вмиг? И начали выводить причудливые закорючки на имперском с таким старанием, чтобы ни одна капля чернил не проливалась мимо? На наше везение, другими языками нас пока не мучили, но арре Оркон, к нашему всеобщему ужасу, однажды заявил, что и это не за горами. Дескать, к началу следующего его цикла мы полностью изучим имперский, и вот уже тогда он познакомит нас с другими популярными языками Веера...

Наверное, если бы не артефакты, мы бы не смогли освоить все эти знания в столь короткие сроки. Но вплавленный в ухо кругляшок действительно берег наше время - порой я, впервые увидев какое-то слово или знак, уже знала, что они означают. Большинство применяемых преподавателями терминов казались смутно знакомыми, я почти всегда понимала, о чем речь. И могла не беспокоиться о том, что что-то перепутала или неправильно поняла. Новые знания ложились на эту основу легко, будто я все это уже учила когда-то, и теперь оставалось лишь вспомнить, как и когда их нужно применять.

Помощь Рэна тоже оказалась неоценимой - его способ общения, помимо всего прочего, оказывал благотворное действие на мой взбудораженный, переполненный всевозможными эмоциями разум. Присутствие дракона успокаивало, тесное общение с ним постепенно приучало контролировать свои мысли, тщательно отслеживать свои реакции, держать в узде чувства и даже при непродолжительном разговоре старательно концентрироваться лишь на том, о чем был разговор. Пожалуй, это дисциплинировало намного лучше, чем все объяснения и наставления преподавателей. Именно благодаря Рэну я, наконец, научилась отделять важное от второстепенного, сосредотачиваться на главном, откладывать в сторону менее значимое, вести беседу в точно заданных рамках и не отвлекаться на несущественные мелочи.

И это еще на шажок приблизило меня к понимаю того, чего же хотят добиться от нас учителя.

Единственное, что меня всерьез беспокоило, это отсутствие каких-либо сдвигов на занятиях с лордом-директором. Твердо решив освоить его науку, я приходила в ту самую комнату каждый день, на два-три часа, для того чтобы привычно усесться на скрипучий табурет, со вздохом уставиться на недосягаемую колонну и настойчиво гипнотизировать упрямый камешек, который ну никак не хотел сдвигаться со своего места.

Самое плохое, что я никак не могла понять причины постоянных неудач. Казалось, что может быть проще - собрать свою волю в кулак, старательно представить, как проклятая галька скатывается со своего места, а потом воплотить свое желание в жизнь, сделав это так, как я сотни раз делала со светильниками. Или с тем же столом, который раз за разом исправно выдавал всю требуемую литературу. Я спокойно открывала и закрывала ТУСы, заходила в живые картины, усилием мысли чистила одежду в специальном шкафу, включала воду, меняла ее температуру и даже напор, стирала пыль с окна, сдвигала с него шторы... да я практически все могла сотворить у себя в комнате! Но когда дело касалось обычного камушка, мои усилия пропадали втуне. И это при том, что, по сути, от меня требовалось одно и то же.

- Вы неправильно понимаете задачу, арре, - раз за разом повторял лорд Эреной, следя за моими бесплодными попытками. - Вы пытаетесь делать то же, что и обычно. А это в корне неправильно. Сосредоточьтесь, хорошенько представьте, почувствуйте, что именно вы хотите... и сделайте это. Потому что от мысли до действия расстояние даже меньше, чем один шаг.

Я честно старалась. Пыталась. Сосредотачивалась. Представляла, как роняю упрямый кругляшок, до темных кругов в глазах. Я даже попросила милорда погасить в комнате свет, чтобы никто меня не отвлекал. Оставила лишь один светильник строго над неподатливой колонной и то для того, чтобы не потерять ориентир.

За несколько седмиц, что лорд-директор пытался научить меня пользоваться "эрья", я до мельчайших подробностей запомнила эту колонну. Каждую щербинку на ней, каждую черточку, а мирно покоящийся на ее вершине камушек и вовсе стал для меня чем-то вроде идола. Я так долго их рассматривала, что даже с закрытыми глазами могла в подробностях описать каждый скол и каждую ямочку. Колонна стала моим наваждением. Проклятием. Живым свидетельством моих неудач.

- Загляните внутрь себя, - настойчиво говорил лорд-директор, когда я в отчаянии уже стала опускать руки. - Перестаньте смотреть просто глазами. Смотрите внутренним оком. Всем своим существом. Чувствуйте его. Становитесь им. Позвольте себе быть больше, чем всегда...

И я верила. До какой-то поры. Хотя никак не могла взять в толк, зачем смотреть внутрь, если колонна - вот она, рядом, и я и без того прекрасно ее вижу. Тем не менее, я все равно старалась и послушно закрывала глаза, тщетно пытаясь нащупать то, о чем так уверенно говорил мой странный учитель.

А он, как ни удивительно, вел себя так, будто бы ничего особенного не происходит. Он был на редкость терпелив, ни разу не позволил себе повысить голос, с поразительным равнодушием относился к моим бессильным потугам и лишь иногда, когда я совсем скисала, позволял себе снисходительную усмешку или скупо замечал, что ждал гораздо большего.