Марина Дяченко - Привратник

Ильмарранен отошел в сторону и оделся. Лягушки у того берега по очереди выдавали рулады, будто настраиваясь перед ответственным концертом.

– Устал? – спросила Итка, улыбнувшись Руалу. – Дров теперь на полгода хватит…

Малыш танцевал вокруг матери на остывающем влажном песке.

Руал улыбнулся в ответ.

– Сейчас Обри вернется, – сказала Итка. – Я уже управилась, ужин готов, хлеб еще остался, а завтра новый испеку…

Обри был удачливым охотником и незаурядным рыболовом. Огород, ухоженный маленькими Иткиными руками, три яблони, корова, куры – а муку приходилось покупать в поселке.

– Мы с Руалом сегодня молодцы, – сказала Итка сыну. А ты, Гай?

Тот воодушевленно закивал и, не в силах сдержать беспричинной радости, умчался по берегу, высоко подпрыгивая и повизгивая от полноты чувств.

Итка присела на ствол поваленного дерева, старого, лишенного коры. Устало вытянула ноги, посмотрела на тот берег – лягушки гремели слаженным хором – и тихо засмеялась вдруг:

– Знаешь, у Обри шесть братьев… И все женились по воле отца. Плакали, локти кусали, а ни один не воспротивился… – тут она улыбнулась так гордо и значительно, что Руал догадался – с Обри было по-другому.

– Его отец, знаешь, какой? – продолжала с той же улыбкой Итка. – Вот так, – и она сжала крепкий кулачок, показывая, какой у Обри отец. – У него ферма, три дома в поселке, стадо, прядильня, красильня и персиковый сад. Семь сыновей, Обри младший. Одних работников сотня… И ни одна душа, представляешь, ни одна собака никогда не смела ему перечить. Ну слова молвить поперек не смели, просто слова сказать!

Она раздухарилась, даже в сумерках Руал видел, как пылают ее щеки и горят глаза. Помолчала, улыбаясь каким-то своим мыслям, и продолжала с едва сдерживаемой похвальбой:

– А Обри сказал, что на мне женится. Ужас, что было! Только Обри и не подумал сдаваться. Он младший… Старик на стенку лез. И первый раз в жизни вышло не по его воле… Выгнал он Обри из дому, выгнал и проклял нас. Бабы старые каркали – не будет вам счастья. А только вот!

Из сгущающейся темноты с какой-то песенкой вылетел Гай, бесцеремонно взгромоздился на Руала верхом:

– Но-о, поехали домой!

Обри, что спускался уже от избушки, засмеялся и крикнул с притворной суровостью:

– Хозяин пришел, где же ужин?

Гай свалился с Руала и кинулся на шею отцу:

– Папа, ты зайца пйинес?

Уводя мальчика в дом, Обри завел длинную историю о зайце, хитростью избежавшем участи попасть в жаркое. Идя следом, Итка смотрела на их спины с нежностью, переходящей в поклонение.

Далеко отсюда темноволосая, усталая женщина сидела перед лоскутком с каплями крови, и удивлялась тому, как ярко, как ровно они светятся, и нет-нет, а в душе ее царапалось что-то, похожее на обиду – неужели сейчас ему может быть так хорошо? С кем же? Не может быть…

Утром Обри не пошел на охоту. Все вместе позавтракали за летним, вынесенным на крылечко столом. Гай обожал сироп, приготовленный отцом из меда диких пчел, и то и дело протягивал опустевшую чашку к кувшину. Обри мазал хлеб сметаной, посыпал сверху солью и отправлял в рот, закусывая луковицей. Итка накидала хлеба в кружку с молоком и время от времени ухитрялась скормить ложечку сыну, отгоняя подбирающихся к медовому сиропу ос. Молоко делало подбородок Гая похожим на кремовый пирог, Итка ловко подхватывала на лету падающие капли, малыш корчил рожицы, Обри укоризненно качал головой.

Руал смотрел на них, жевал поджаристую корочку и рассеянно улыбался в осеннее, плотно-синее небо. Ему еще ни разу в жизни не доводилось бывать героем пасторали.

– Еще! – потребовал Гай, подставляя чашку.

Обри плеснул ему медового сиропа, малыш схватил чашку двумя руками. В эту минуту Итка сбила осу, кружащуюся над лицом мальчика, оса шарахнулась и, падая, угодила прямо в чашку.

– Гай! – крикнула Итка испуганно, но малыш уже пил, жадно, большими глотками, и прежде, чем мать успела выхватить у него чашку, случилось страшное.

Гай вдруг широко раскрыл глаза, глубоко вдохнул и закричал, разинув рот. Оса ужалила его в горло, там, изнутри.

Упала на стол и покатилась чашка с медовым сиропом. Отлетела в сторону табуретка, на которой сидел Обри, схватила ребенка Итка, принялась дуть ему в рот, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Руал, пытаясь помочь, ринулся наливать воду в кружку:

– Может, воды… Может, вода поможет…

Но Гай не мог глотать, не мог уже кричать – он только широко раскрывал глаза, из которых катились крупные слезы.

А тем временем в горле ребенка, там, куда укусила оса, стремительно росла опухоль. Мальчик стал задыхаться.

– Обри! – крикнула Итка. – Коня, в поселок, врача, скорей!

Ни один врач не успел бы спасти Гая. Лицо его уже заливалось синевой, глаза закатывались – ребенок умирал, умирал здесь, сейчас, в муках удушья, на руках у матери.

– Сынок! – рыдала Итка, пытаясь вдохнуть ему воздух в рот. Обри побежал-таки за лошадью – безумие, до поселка полчаса бешеной скачки. Мальчик умрет через несколько минут.

Гай хрипел, Итка билась над ним, не в силах помочь, а Руалу вдруг явилось видение.

Он увидел сводчатую комнату, где поблескивают на полках корешки фолиантов, стол, заваленный кипами книг, самоуверенного подростка за столом и еще кого-то – Ларта Легиара! – бросающего на стол перед подростком массивный том.

– Ну зачем мне это надо? – оттопыривал губу мальчишка. – Ты из меня лекаря хочешь сделать? Да я пару заклинаний ляпну, и какой лекарь со мной сравнится?

– Ты что, читать не умеешь, Марран? Кому будет хуже, если ты хоть чуточку поумнеешь? – допытывался Легиар.

На первой странице был нарисован голый розовый человек, испещренный кружками и надписями, дальше тот же человек как бы изнутри, потом сердце, коричневая печень… Не то. Было же что-то, иначе зачем это вспомнилось? Надорванная страница… Роды… Небо, при чем тут роды? Они молоды, у них еще будут дети… «Бабы старые каркали – не будет вам счастья»… Что там было еще, в этой книге, которую я не хотел читать?!

– Сыно-ок, сыно-ок… – голосила Итка. Блуждающий взгляд Руала уперся в нож на столе.

Столовый нож.

Вот что там было – ребенок, больной дифтерией. Он не мог дышать, и тогда скальпелем…

Руал протянул руку и взял нож со стола. Рукоятка удобно легла в ладонь.

Небо, я не сумею. Я никогда не делал ничего подобного.

Я боюсь крови.

Я буду просто убийцей.

– Дай мне его, Итка, – сказал Руал чужим голосом.

Она не услышала, или не поняла. Тогда он сказал громче:

– Я знаю, что делать. Дай мне ребенка.

Он отобрал у нее мальчика и положил на траву. Гай был без сознания. Нет, не здесь. В доме. Только в доме.