Андрей Круз - У Великой реки. Поход

Пока я так размышлял, доехали мы до высоких резных ворот некромантовой усадьбы, на резных же столбах висящих. Тщеславен Васька, заест его этот бес. У него всё как в той шутке древнего писателя Аверченко о чувстве прекрасного у немцев: «Что нельзя позолотить, расписывается розами». Ладно, хоть плахи высоченного забора, расположившиеся между каменными столбами, ещё сиринами с гамаюнами не изрезал — с него ведь станется.

Я постучал молотком в калитку. Молоток у Васьки низко висит, любой проходящий сопливый пацанёнок дотянется. Для иного бы это самоубийством было, колотили бы шкодливые дети в калитку с утра до вечера, но некроманта задевать опасаются. Я бы так ни в жизнь не повесил.

Почувствовал уже знакомый укол магии, подождал, что калитка откроется, но она не открылась, оставаясь затворённой. Странно. Чего это Васька таким стеснительным стал? Я постучал ещё, опять почувствовал колдовской взгляд на себе, и вновь калитка не дрогнула. Зато во дворе почему-то плескалась вода и доносились приглушённые ругательства вперемежку с какими-то непонятными словами, причём всё это весьма знакомым голосом. А затем я услышал… не знаю, как и сказать. Вроде и визг, но как будто визжала свинья одновременно с циркулярной пилой, которой в этот момент свинью и пилили. Двойной голос. Или даже тройной. Верный признак чего? Верно, пятёрку вам: или нечисти, или, что некроманту ближе, какой-то нежити. А ещё мелькнула одна догадка, и я почувствовал, что меня начинает разбирать смех. А ещё кто-то засмеялся во дворе. Женским голосом — знакомым таким.

Маша это тоже заметила, потому что, сначала испугавшись, теперь смотрела на меня с недоумением. Потом, с таким же недоумением, на калитку. Я лишь махнул рукой, извлёк из ножен прямой нож с широким лезвием, сунул его в щель между калиткой и воротным столбом. Повозился, скинул задвижку и толкнул дверь.

Картина, которую я застал во дворе, достойна была кисти лучших живописцев, если бы им, конечно, писать такое было не в падлу. Я даже подумал, что сюда стоило зайти лишь для того, чтобы увидеть великого некроманта Ваську в такой позиции. В своём великолепном барском красном парчовом халате он стоял своими белёсыми босыми ногами в верхней мраморной чаше фонтана, испуганно глядя вниз и делая при этом какие-то пассы руками. Три обнажённые мраморные эльфийки изящными жестами возносили чашу с перетаптывающимся в ледяной воде Василием над своими томно склонёнными головками. Вода выплёскивалась от движений упитанного колдуна и прозрачными хрустальными водопадами срывалась в чашу нижнюю, пугая золотых рыбок и разбиваясь брызгами на мраморных ступнях лесных красавиц.

Время от времени Василий вдруг совал себе в рот два пальца, сгибался, некоторое время корчился в судорогах, как будто пытаясь насильственно извергнуть из себя содержимое желудка. У него это не получалось, вид был страдальческий, в глазах стояли слёзы, лицо бледно как мел, но при этом всё пошло пурпурными пятнами. Короче, измучился Васька. Отравился, что ли?

В окне, запахнувшись в шёлковый пеньюар, стояла демонически прекрасная Лари без головного убора. Короткие малахитовые рожки пробивались через ярко-рыжие пряди. И она от души смеялась, глядя на Василия. Смеялась искренне, весело, своим восхитительным бархатным смехом, не выражая ни капли сочувствия.

Причиной столь бедственного положения великого некроманта оказалось весьма жуткого вида, хоть и не слишком большое, существо, в котором угадывался недавно виденный мной в этом же дворе кабанчик. Раньше он был привязан к ноге одной из мраморных эльфиек, подпиравших крыльцо Васькиного терема, теперь же у неё на ноге болтался лишь обрывок верёвки.

Однако в чудовище, осаждавшем фонтан, очень мало осталось от того милейшего упитанного представителя свинского племени, которого мы встретили совсем недавно. Во-первых, у свиней не бывает таких пастей, почти до середины тела, а в этих пастях не бывает таких клыков. Во-вторых, не бывает настолько налитых кровью глаз, что они превратились в два горящих угля. И в-третьих, если свинья ведёт себя так активно, это явный показатель того, что она живая. Если свинья мёртвая, то она лежит тихо и готова к тому, что сейчас за неё примутся чуткие руки мясника, в нашем случае — Петра Бревнова, который оного кабанчика Ваське и презентовал, надеясь, что тот употребит его так, как кабанчиков употреблять подобает.

Однако в жизни некромантовых свиней есть ещё дополнительные опции. И этот свин стал достойным образцом свинской же нежити, а ещё он был настолько изменён и от него так пёрло следами магии, что становилось ясно — кто-то долго и старательно превращал труп невинного животного в настоящее чудовище. И в этом занятии преуспел. И кто мог это сделать — сомнения не вызывало. Виновник сейчас стоял в ледяной воде на высоте почти двух метров от земли, страдал, ругался, пытался то что-то выблевать, то как-то поколдовать. Поколдовать не получалось тоже — Васька дрожал от холода, суетился, путался. Не привык он колдовать в таких экстремальных условиях, всё больше в тиши лабораторной. Или в моргах, скажем: там ещё тише.

— Вася, что-то случилось? — крикнул я ему от калитки с неискренней тревогой в голосе.

Ко мне повернулись все трое — демонесса в окне, колдун в фонтане и мёртвая свинья под ним. Демонесса приветливо помахала ручкой, Васька сморщился так, будто у него зуб схватило, а кабанчик резво повернулся и бросился ко мне. Я решил судьбу не искушать, вступая с ним в единоборство, и ловко укрылся от него за калиткой. Раздался гулкий удар в доски, послышались новые переливы смеха Лари, а затем топот копыт вновь удалился, и я услышал удар уже в мраморное основание фонтана. Звук, как будто кто-то поскользнулся в воде, громкий плеск и взрыв ругательств высокого уровня нецензурности. И снова женский смех.

Так, в калитку лучше не соваться. Эта жертва новоявленного Мичурина может и сожрать, судя по всему. Поэтому я подпрыгнул, подтянулся, заскрёб ботинками по доскам — и через пару секунд уселся наверху забора. Рядом в доски вцепились две маленькие ладошки, и ещё через несколько мгновений рядом со мной оказалась Маша.

Я опять крикнул Ваське:

— Василий! Расскажите же, что здесь случилось? Мы тут все сгораем от желания услышать вашу историю!

Кричал я таким противным и манерным голосом, что меня легко можно было бы принять за одного из тех, что рискуют быть кастрированными в аборигенских городах. Васька лишь зло посмотрел на меня, плюнул прямо на одну из мраморных эльфиек под ним и спросил мрачно:

— Убить это сможешь?

— Даже не знаю… — протянул я. — А не жалко? Столько старался, колдовал, а я возьми да и убей.