Кира Измайлова - Принцесса с револьвером

— И что же, — нахмурилась принцесса, — это и выглядит, как тропа? Если это, как ты говоришь, часть прерии, просто трава, откуда же я пойму, в какую сторону мне нельзя отклоняться? Ведь вряд ли там ходят настолько часто, чтобы вытоптать путь!

— Увидишь, — пообещал Генри. — Это просто надо увидеть, словами я тебе не опишу. Не умею я. А теперь помолчи, сделай милость, мы уже близко, и тут подумать надо, с какой стороны лучше зайти.

Девушка послушно умолкла: она знала, что в некоторых вещах мужчинам лучше не перечить. В конце концов, Генри здесь уже бывал, знает нрав этого странного места, так что нужно довериться ему и не мешать. В конце концов, до сего момента он не давал повода усомниться в его талантах проводника.

Ей пришлось довольно долго ждать, держа в поводу бесстрастную вороную, пока Генри гонял своего коня туда и обратно, что-то рассматривал, едва ли не разнюхивал.

— Луна в третьей четверти, растет, так ведь? — поинтересовался он, подъехав, наконец, обратно. По лицу его сложно было сказать, доволен он этим или наоборот. — Ничего, есть шанс.

— А причем здесь луна? — нахмурилась принцесса.

— Лучше всего тут при полной луне идти, — ответил Генри. — Не знаю, почему, так говорят, я сам не проверял. Но все разы, когда я тут ходил, луна была или полная, или чуть на убыли. Но при растущей тропы тоже должно быть видно. Вот и проверим!

— Станем ждать, пока солнце не сядет?

— Нет, — мотнул головой Монтроз. — Солнце тут совершенно ни при чем. Сейчас передохну и поедем. Вон туда нам надо, — махнул он рукой. — Отсюда ты не увидишь, поближе подъедем, покажу вход. Хороший такой вход, будто специально для нас проделан…

Он вдруг помрачнел.

— Боишься, ловушка? — без обиняков спросила принцесса.

— Ну, если кто-то научился Пустырем управлять, то очень даже может быть, — хмыкнул Генри. — Просто везение наше меня как-то уже удручать начало. Как бы оно в итоге чем совсем скверным не обернулось!

— А у нас говорили: не сомневайся в удаче, тогда и она не усомнится в тебе, — поддела, не сдержавшись, Мария-Антония.

— Так одно дело — не сомневаться, а другое — ее испытывать, — парировал мужчина. — А мы именно вторым и занимаемся всё время. Ладно, хватит болтать, пора!

Некоторое время ехали молча. Мария-Антония до боли в глазах всматривалась вперед, но так и не сумела увидеть ничего странного.

— А теперь стой, — скомандовал вдруг Генри, когда она уже уверилась, что ее зрению недоступен этот таинственный Пустырь. — Смотри сюда. Видишь?

Она взглянула, куда указывала его вытянутая рука, и поразилась: как этого раньше можно было не заметить?

Пустырь действительно ничем не отличался от прерии, которой принадлежал. Точно такая же трава, какой-то чахлый кустик… Никакой границы, конечно, не было, никто не озаботился очертить пределы Пустыря, но Мария-Антония видела его теперь совершенно отчетливо. Что-то там было не так. То ли трава клонилась в другую сторону, то ли тени ложились иначе, чем везде, то ли воздух казался слишком уж неподвижным, но разница была очевидна. Генри оказался прав: это сложно было бы описать словами, это нужно видеть, тогда только придет понимание.

Оно и пришло: Мария-Антония отчетливо осознала, что не хочет идти вперед. Была бы она лошадью — уперлась бы и прижала уши, в точности, как ее пегая кобылка, но увы, она могла лишь спросить:

— Генри, много ли времени мы потеряем, если обогнем это место?

— До черта, — кратко ответил он. — Я не шучу. Пока дадим крюк, пока выйдем к моим приятелям… а там еще не знаю, что делать, с ними всё же идти или пробиваться к цивилизации… До зимы как раз провозимся. А до «сезона бурь» не так уж далеко, пока Территории даже слишком уж тихие, но… — Он умолк, потом вдруг усмехнулся. — Пока везет, будем пользоваться! Сама ведь сказала: не надо сомневаться в удаче!

— Ты много раз ходил здесь? — девушка не сводила глаз с пространства впереди.

— Десятка два или больше даже — с местными, — ответил Генри. Он тоже смотрел вперед, грыз травинку и сосредоточенно о чем-то размышлял. — В одиночку — только дважды. Этот раз — последний, больше мне одному не ходить.

— Отчего же?

— Поверье такое, — пояснил он. — Отрядом ходи, сколько влезет, на сколько умения и везения хватит. В одиночку — только три раза можно войти на Пустырь и выйти с него удачно. Потом… Нет, слыхал я о тех, кто всегда один ходил, и ничего, но не верю. Сам я таких не встречал.

— Постой, — нахмурилась Мария-Антония, — но ведь сейчас ты не один!

— Ты не считаешься, — был ответ.

— Потому что я женщина?

— Потому что мы не отряд, — ответил Генри. — Не тот отряд, когда один смотрит вперед, второй по сторонам, третий прикрывает тыл… и так далее, и если они запутаются, могут посоветоваться. Ты, прости уж, сейчас ничем не лучше своей кобылы. Лишь бы брыкаться не начала, когда поведу, а уж дорогу выбирать только мне одному. Улавливаешь разницу?

— Улавливаю, отчего же нет, — нахмурилась принцесса. — И ты готов потратить этот свой… последний раз вот так?

— А что делать? — пожал плечами Генри и выплюнул травинку. — Если повезет, пройдем и выскочим там, где нас никто ждать не может. Не повезет… — он усмехнулся. — А я даже и не знаю, что тогда будет. Всё, довольно болтать. Езжай за мной, след в след, как я сказал. Лошадь заартачится — врежь промеж ушей, мигом уймется, ученая. Совладаешь, если что?

— Да, — ответила Мария-Антония. Ей доводилось справляться с норовистыми жеребцами с отцовской конюшни, не то что с маленькой лошадкой кроткого нрава!

— Лучше бы идти пешими, лошадей в поводу держать, — проговорил Монтроз сквозь зубы, — но так дольше. И не уйти, если что, время потеряем. Ладно, рискнем…

Он свистнул псов, взял их на сворки: Мария-Антония ни разу не видела, чтобы он их привязывал. Генри, поймав ее удивленный взгляд, пояснил:

— Мало ли… Тут и обученный пес может свихнуться, понесет его за зверем или там меня защищать, и прости-прощай! А я к ним как-то привык…

Мужчина вскочил верхом и отправился вперед, указывая путь. Граница Пустыря все приближалась, ее миновал сперва конь Монтроза, потом пегая кобыла, и сразу стихли все звуки, которыми полна была прерия. Не слышно было ни стрекота и жужжания насекомых, ни щебета птиц, ни даже шелеста ветра в траве. Здесь всё как будто замерло, и даже время словно остановилось, угодив в непонятную ловушку.

Мария-Антония стиснула зубы, подавляя неожиданный приступ паники. «Не смей! — приказала она себе. — Ты не струсила при осаде замка, ты пережила смерть всех, кого любила, пристало ли пугаться обычного пустыря? Ладно, пусть необычного, но ведь это всего лишь клочок земли!»