Владимир Ильин - Восьмой зверь

Шаг первый — найти печатную машинку. Довольно редкий в быту прибор, отпечатывающий буквы посредством удара штампом по окрашенной ленте ткани. Удобный, престижный, но достаточно тяжелый, чтобы даже богатые студенты предпочитали скрипеть пером, а не набивать текст. Раздобыть доступ к печатной машинке можно было в той же академии, но на такой риск я не решился. В городе такой механизм встречался в крупных конторах, куда дорога мне была заказана: кто же пустит человека с улицы к дорогостоящему прибору? Машинка была на телеграфе, но там текст набивала обученная машинистка, что также не подходило. Посмотрел бы я на ее лицо, когда она прочтет, что ей придется перепечатать.

Где же еще? Департамент полиции, фешенебельные гостиницы, юридические фирмы, вокзалы, крупные государственные учреждения. Разум зацепился за элемент из списка. Точно, вокзалы — вернее, мой старый, почти родной вокзал железной дороги. Уже через десяток минут карета оставила меня возле длинного двухэтажного строения из крупных кирпичных блоков. Такое ощущение, словно и не было прошлых лет, словно я никуда отсюда не уходил. Все, как и раньше, всюду знакомые лица — от постового до разносчиков пирогов.

Печатной машинкой удалось воспользоваться в административном здании вокзала — старые знакомые подсобили за толику золота с ключом к нужному помещению и привычно не стали задавать лишних вопросов. Металлический агрегат достался в полное мое распоряжение на удивительно коротких два часа — за это время я успел испортить несколько листов опечатками, а на одной из неудачных копий подпись Телла вышла совсем неправдоподобной — пришлось печатать заново и тренировать не особо сложный вензель на отдельном листе. В итоге все получилось — хоть и болели кончики пальцев от ударов по тугим клавишам, а пачка неудачных копий с трудом помещалась в подкладку в свернутом виде: все улики я забрал с собой, чтобы позже сжечь.

Шаг второй — раздобыть конверт нотариального заведения, которому Телл якобы поручил направить письмо. Это дело оказалось гораздо сложнее — все действующие конторы хранили свою атрибутику как зеницу ока, а повторно использовать конверты — например, своровать из ящика с исходящей корреспонденцией — я не решился. Пришлось мастерить собственную «контору» — я обратился в типографию и за очередной золотой кругляш озадачил подмастерье сделать «образец» якобы для своего начальства. Парень справился удивительно шустро — и часа не прошло, как я стал владельцем солидно выглядящего конверта из плотной бумаги размером в половину листа, с вензелями, обратным адресом где-то в деловой части города и даже шелковыми завязочками для нанесения печати из сургуча. Его даже посыпали серебряной пудрой! Стану аристократом — обязательно обращусь сюда же.

Шаг третий — доставкой запечатанного конверта занялся смышленый паренек за серебрушку с медью. Мелкая монета за беготню, а серебряная за то, чтобы в точности описал солидного господина из юридической конторы, который и поручил ему это дело. Даже если его прижмут к стене и заставят описать настоящего нанимателя, быть разоблаченным я не опасался — уроки Роуда не прошли даром. Одежда с имитацией животика, немного сажи на бровях, изменение в тоне голоса, походке — курьер и невольные свидетели опишут совершенно другого человека. Возможных преследователей отсекла граница моего квартала — незнакомца я заметил бы сразу.

Теплая вода, исправно поставляемая муниципалитетом, помогла смыть грим и привести себя в порядок. Дорогое удовольствие, как и отопление, электричество, сборы за прием дождевых вод и еще масса поборов, которые я тяну на себе все эти годы. Немалая сумма выходит, если посчитать, а возможный доход от вложений — где-то за горизонтом, из этого дня даже не видно. Прав был владелец винного магазина: я стал пленником этого места. Мне страшно потерять уже вложенное, а каждая новая вложенная монета еще крепче привязывает меня к нему.

Как бы ни шли дела, как бы ни менялось настроение Томаса и Виктора, запасной вариант крайне необходим. Теперь есть книги: они вполне годились быть «запасным» вариантом — компактные, дорогостоящие, легко скрываемые в тайнике. До сегодняшнего дня — теперь о них знает Виктор. Если придется бежать, старик сможет найти меня через знакомых букинистов, ибо уж больно приметной магией они обладают. Полной независимости книги не дают. Быть может, стоит задуматься о выносе библиотечных книг — тоже, знаете ли, недешевые фолианты попадаются, а функционал библиотеки опять-таки полагается на рамку возле двери. Целое здание непуганых идиотов — к моему счастью, доходу и великому удовольствию. Я осадил себя: не следует недооценивать окружающих. Книги академии могут быть помечены, и платой за них станет не золото, а срок в каменоломнях.

Мне нужно нечто, о чем буду знать только я сам. Ценное вложение, которое не потеряет в стоимости со временем, а желательно — и вовсе будет приносить прибыль. Тоже задачка не из легких, как бы весь следующий день не ушел на ее решение. Таким приятным делом, впрочем, я готов заниматься несколько дней кряду.

Обратно в академию я вернулся с чувством победителя. Отметил на входе нового функционала — утром был он же, видимо, несут дежурство по несколько дней подряд. Завтра можно будет вынести еще что-нибудь ценное из академии. Старому функционалу я порядком намозолил глаза, так что смена охранника была только на руку.

Наверное, итогом прекрасного дня была простенькая мысль, посетившая меня, когда я остановился перед дверью в нашу квартиру. Лиричная, взявшаяся сама по себе, она прокатилась приятным теплом по организму и замерла где-то в районе солнечного сплетения, вызывая щемящее ощущение чего-то давным-давно забытого. Дом — место, в которое хочется возвращаться.

У меня не было дома в детстве. Вечные разъезды по городам не давали почувствовать, что это вот место — именно твое, любимое, родное. Привычка к переездам не позволила влюбиться в купленный родителями особняк. Просто не успел за тот краткий период мира и спокойствия, что был между заселением и болезнью матери. После тех горьких событий и речи не могло быть о том, чтобы считать ремонтируемый остов своим домом. Квартал был символом, а его восстановление — обещанием самому себе, но ничем больше.

Неполной недели хватило, чтобы превратить комнаты академического общежития в родной дом. Разгадка была совсем простой — дело в людях, которые меня ждали.

Ладонь прижалась к прохладе деревянного массива, и дверь сама собой открылась, приветствуя хозяина легким сквозняком из-за открытых окон и ароматом готового завтрака.