Керстин Гир - Таймлесс. Рубиновая книга

Венчает он Круг и Начало Времён.

Он закончил свой обход, встал точно напротив меня и посмотрел мне прямо в глаза.

— Какова твоя магия, девочка?

… И да дарует нам повод воспевать сердцем и голосом…

Ах, ну что же я творю! Это же простой старичок.

Мне надо было всего-навсего вести себя вежливо, а не пялиться на него, как парализованный кролик на змею.

— Я не знаю, сэр.

— Что в тебе особенного? Поведай мне!

Что во мне было особенного? Кроме того факта, что уже два дня я путешествовала в прошлом? В моём ухе снова зазвенел голос тёти Гленды: «Ещё в раннем детстве было видно, что Шарлотта рождена для высшей цели. Её нельзя сравнивать с обычными детьми».

— Мне кажется, во мне нет ничего особенного, сэр.

Граф прищёлкнул языком.

— Возможно, ты и права. Это всего лишь стихотворение. Стихотворение сомнительного происхождения, — казалось, он вдруг потерял ко мне всякий интерес и снова развернулся к Гидеону.

— Сын мой. Я в полнейшем удивлении читаю о твоих достижениях. Разыскал Ланселота де Виллера в Бельгии! Вильям де Виллер, Сесилия Вудвилль — обворожительный аквамарин — и близнецы, с которыми я никогда не познакомлюсь — тоже на крючке. И только представьте себе, лорд Бромптон, этот юноша посетил даже мадам Жанну д’Юрфэ, урождённую Понткаре, в Париже, и уговорил её дать немного крови.

— Вы говорите о мадам д’Юрфэ, которой мой отец благодарен за дружбу с мадам Помпадур и, в конце концов, за знакомство с вами?

— Другой я не знаю, — сказал граф.

— Но эта мадам д’Юрфэ уж десять лет как мертва.

— Семь, если быть точным, — сказал граф. — В то время я гостил при дворе маркграфа Карла Александра фон Ансбаха. Ах, я чувствую такую сильнейшую связь с Германией. Интерес тамошней знати к масонству и к алхимии за последнее время сильно возрос. Кстати говоря, умру я тоже в Германии. Об этом мне сообщили несколько лет назад.

— Вы отвлекаетесь от сути, — сказал лорд Бромптон. — Как мог этот молодой человек посетить мадам д’Юрфэ в Париже? Семь лет назад он сам был ещё ребёнком.

— Вы всё ещё мыслите в неправильном русле, дорогой лорд. Спросите Гидеона, когда он имел честь взять кровь у мадам д’Юрфэ.

Лорд вопрошающе посмотрел на Гидеона.

— В мае 1759-го, — сказал Гидеон.

Лорд пронзительно захохотал.

— Но этого не может быть. Вам самому едва исполнилось двадцать лет.

Граф тоже засмеялся довольным смехом.

— В 1759-м. Она мне никогда об этом не рассказывала, старая притворщица.

— В то время вы тоже пребывали в Париже, но у меня был строгий приказ не попадаться вам на пути.

— Из-за континуума, я знаю, — граф тяжело вздохнул. — Иногда поперёк пути становятся мои же собственные законы… Но давайте возвратимся к нашей дорогой Жанне. Пришлось ли тебе применить силу? Со мной она была не очень-то любезна.

— Она мне об этом сказала, — заметил Гидеон. — И о том, как вы выманили у неё хронограф.

— Выманил! Да она даже не знала, какое сокровище досталось ей от бабки. Бедный растерзанный аппарат лежал без дела в пыльном ящике на чердаке. Рано или поздно о нём бы все забыли. Я спас его и стал использовать по назначению. Благодаря гениям, которые в будущем станут членами моей ложи, сегодня он снова в рабочем состоянии. Это почти чудо.

— У мадам было несколько другое мнение на этот счёт. Она сказала, что вы чуть её не задушили. А всё лишь потому, что она не знала дату рождения и девичью фамилию своей прабабушки.

Чуть не задушил? Ну и жестокие же тут нравы.

— И то правда. Подобные пробелы в знаниях стоят мне невероятно больших усилий. Пришлось столько времени корпеть над приходскими книгами, вместо того, чтобы посвятить себя более важным делам. Жанна невероятно злопамятная особа. Тем удивительней кажется мне тот факт, что вам удалось склонить её к сотрудничеству.

Гидеон улыбнулся.

— Задание было не из лёгких. Но мой вид, наверное, вызывает доверие. Кроме того, я протанцевал с ней гавот. И терпеливо выслушал её жалобы касательно вас.

— Как несправедливо. Это ведь именно я устроил ей всю ту любовную кутерьму с Казановой. И пусть его интересовали только деньги мадам д’Юрфэ, ей всё равно завидовали многие женщины. К тому же, хронографом я поделился с ней по-братски. Если бы не я…

Повеселевший граф снова обернулся ко мне в прекрасном расположении духа.

— Такая неблагодарная дамочка, эта твоя прабабка. Большим интеллектом, к сожалению, наделена не была. Я думаю, она так и не разобралась, что с ней происходило, бедная старушка. Она смертельно обиделась из-за того, что я определил её всего лишь цитрином в Кругу Двенадцати. «Это почему же вы — изумруд, а я — только глупый цитрин, — сказала она. — Кто же в наши дни нацепит на себя цитрин, это нужно совсем из ума выжить».

Он захихикал себе под нос.

— Мадам действительно была дурочкой, каких мало. Хотел бы я знать, сколько раз она прыгала в прошлое, когда состарилась. Может, и совсем не прыгала. Особой прыгучестью она никогда не отличалась. Иногда за целый месяц могла не исчезнуть ни разу. Я бы сказал, женская кровь более вялая, чем мужская. Так же и дух — женский намного уступает мужскому в скорости. Ты со мной согласна, девочка?

«Старый шовинист, — думала я, томно прикрывая глаза. — Пустозвон, лентяй». О, Господи!

Я что, с ума сошла? Я же должна ни о чём не думать!

Но графа, наверное, не очень заботило чтение моих мыслей, потому что он снова довольно захихикал.

— А она не очень-то разговорчива, правда?

— Она просто испугалась, — сказал Гидеон.

Была запугана — вот подходящее словцо.

— Женщины пугаться не умеют, — возразил граф. — Под кажущимся испугом или стеснением таится глупость.

Я всё больше убеждалась, что бояться этого графа нет причин. Он просто самовлюблённый дедуля-женоненавистник, который любит поговорить и послушать самого себя.

— Сдаётся мне, вы не очень-то высокого мнения о женском поле, — сказал лорд Бромптон.

— Вот и неправда! — возразил граф. — Я люблю женщин. Действительно люблю. Я просто не верю в то, что их способ мыслить может помочь человечеству совершить прорыв. Поэтому в моей ложе женщинам делать нечего, — он одарил лорда сияющей улыбкой. — Кстати говоря, лорд Бромптон, для многих мужчин это становится решающим аргументом за вступление в мою ложу.

— И несмотря на это женщины от вас без ума! Мой отец не уставал рассказывать мне всё новые и новые истории ваших успехов у слабого пола. Кажется, женщины всегда были у ваших ног как здесь, в Лондоне, так и в Париже.