Морель и госпожа Смерть (СИ) - Лео Любавин
Неожиданно для него, мысли о матери переключились на воспоминания о первой встрече с Лизой, о их свадьбе, волшебных девах, и Лорана с непреодолимой силой потянуло к жене, увидеть ее сейчас. Провести этот вечер и ночь с ней. А сражение — пусть судьба решает его исход.
Лоран поднял руку, начертил в воздухе знак, открывающий портал. Он заискрился привычным светом, и Лоран шагнул в Междумирье, прошел через него и оказался в лесном замке, на втором этаже, в спальне. Портал за его спиной закрылся, и Морель спустился вниз в комнату, где ждала его Лиза.
А дальше пришло воспоминание, в котором Лоран хотел бы остаться навсегда. Возрождая и сохраняя каждый миг. Слова, вздохи, прикосновения, слияние душ и тел. Вот оно истинное бессмертие, когда возрастает не холодное одиночество вечности, но свет вечной любви.
Он хотел бы продлить эту ночь, остановить время! Но утренняя заря взошла на небеса в свой срок.
Лоран проснулся первым и долго смотрел на Лизу. На ее бледное, но спокойное лицо. Длинные золотистые ресницы отбрасывали тень печали, что полукружьями ложилась под закрытые глаза. Пережитое этой ночью сблизило Лорана и Лизу, но это нельзя было назвать безоблачным счастьем. Они пережили боль, открывая друг другу сердца. Никому, кроме матери, не позволял Лоран проникать в свои мысли, никого не допускал, не доверялся. А Лиза без особого труда смогла войти в закрытый мир его души, коснуться сокровенного. Он не сожалел. Печалился лишь о том, что сейчас должен покинуть жену.
Лоран не мог провидеть будущее. Он не знал исхода битвы. Смотрел на Лизу и думал о том, как долго в своем бессмертии ждал ее. А теперь… Ночь на исходе. Сколь мало отпущено было им времени для близости. И совсем его не осталось, чтобы сказать нечто важное. Написать письмо? Нет, лучше он напишет брату, поручая ему заботу о Лизе и племяннике, если ребенок родится, когда Лорана уже не будет рядом.
Морель был некромантом и магом, но в первую очередь — рыцарем и воином. Он понимал, что исход битвы предсказать нельзя. Можно лишь надеяться на победу. Но силы Ордена и воинов короля Бринмора в меньшинстве против войска Морганеллы. Она не прибегает к магии, могущество свое усиливает, пожирая волшебные силы тех миров, которые хочет заполнить Тьмой.
Лоран коснулся медно-рыжих волос Лизы, что разметались по подушке. Осторожно провел пальцами по щеке жены. Велико было искушение разбудить ее, но он не хотел прощаться. Пусть эта ночь останется счастливым, ничем не омраченным, воспоминанием. И пусть Лиза проснется с надеждой на их новую встречу.
Если судьбе будет угодно, они встретятся. А если нет — к чему Лиз эта боль расставания? Пускай последние слова, которые она слышала от мужа, будут словами любви, произнесенными на древнем языке.
Лоран поднялся, тихо оделся и покинул спальню. Он спустился в нижний зал. Появились гномы, посланники короля Бринмора, приветствовали Лорана с почтением. Он попросил:
— Дайте мне немного времени. Я должен написать письмо брату.
Они согласно наклонили головы и удалились. Лоран сел за стол. Перо, чернильница, бумага, красный сургуч и зажженная свеча в подсвечнике появились перед некромантом. Если бы так же просто можно было материализовать воинов. Но увы… Рыцари Ордена Мертвой Розы проходили многие испытания, прежде чем становились вассалами Белой Госпожи. Не каждого она удостаивала этой чести.
Лоран все медлил с письмом, собирался с мыслями. Он вспоминал то, что предшествовало их первой встрече с Лизой. Он виделся с Белой Госпожой. Тогда она сказала ему:
«Если ты устал от своего бессмертия, и желание твое быть с матерью столь велико, то нет нужды длить ее сон. Ты можешь встретиться с ней в моих Садах. Ты не думал об этом?»
«Разве могу оставить Орден?» — спросил Лоран тогда.
«Среди рыцарей много достойных, ты нашел бы себе преемника», — ответила она.
Тогда Белая Госпожа не сказала ничего больше, а вчера в шатре Морель заметил в ее глазах опасную решимость. Он как будто прочел в них приговор. Или милость?
Еще недавно он принял бы с радостью и благодарностью то, что она предлагала. Счел за великий дар — быть избранным. Но сейчас он думал о том, что если после битвы Белая Госпожа назовет его имя вместе с именами тех, кого она призывает к себе, кому дарует радость уйти в Сады Блаженных Душ, то сердце его отринет её милость. Белая Госпожа, как и всегда предлагала наилучший выход, Лоран мог бы легко достичь желаемого, но Лиза… Тогда он должен расстаться с ней. Лоран был поставлен перед выбором, но как выбирать между любовью к матери и любовью к женщине, которая зачала от него ребенка, была дорога его сердцу и с которой он хотел бы провести всю свою вечность.
Во дворе слышались голоса гномов и бряцание оружия, ржание боевого коня. Времени оставалось все меньше. Морель взялся за перо и снова задумался. Что сказать брату?
'Возлюбленный брат мой, Ришар! Обращаюсь к тебе с просьбой. — Твердость почерка Лоран унаследовал от матери. Строки унциального* письма ложились ровно, буквы складывались в слова. — Поручаю тебе ту, что более всего дорога мне в этом мире. Позаботься о моей жене, если наша Госпожа пожелает призвать меня и уведет за собой после битвы. Не оставляй Лизу и племянника. Возможно, и скорей всего, моя жена захочет вернуться в свой мир. Но наше с ней дитя принадлежит нашему миру, ребенок должен остаться здесь. Также прошу тебя, если после битвы я уйду в Сады нашей Госпожи, ты знаешь, что сделать для матушки и для того, чтобы я смог с ней встретиться там.
Всем сердцем твой брат, Лоран.'
Морель растопил красный сургуч — словно капли крови упали на сложенный белый лист бумаги. Лоран приложил перстень-печать, взял письмо и вышел из дома.
* * *
Темнота упала внезапно и стерла все образы. Теперь Лоран блуждал в ней без ориентиров. Иногда ему казалось, что он видит свет, он слышал плеск воды и шум ветра. Ощущал запах гари. Как будто бродил по пепелищу. И чернее сажи была темнота, что вползала в его душу. Он перестал сопротивляться, отдался ей. Где-то очень далеко все еще звучал голос матери, но Лоран больше не мог идти. Он устал. Остановился. Хотелось лечь и уснуть. В темноте. Он опустился на колени и дотронулся до поверхности по которой шагал. Земля? Нет… Не камни, не дерево. Руки погрузились во что-то мягкое и упругое, похожее на мох. Но он не был живым — царапал ладони, как металлическая стружка. Все равно. Здесь можно прилечь,
