Робин Бейли - Стужа

Зазвенела сталь. Сошлись два гиганта, сотрясая небо и землю. Наконец огромная Стужа вонзила клинок в грудь брата. В точности повторилось все, что уже случилось однажды.

Не найдя в себе мужества предать смерти любимую дочь, на острие меча Стужи кинулся ее охваченный горем отец. Вопль пронесся по всему замку и разбудил Бурдрака. Старик любил ее и гордился своей талантливой ученицей. Но у него не было выбора: он должен был отомстить за смерть своего господина. Стужа хотела было отбросить меч и принять заслуженную смерть, но оказалось, что она слишком хорошо усвоила уроки Бурдрака. Ученица сражалась со своим учителем, хотя ни она, ни он не желали этого. И в конце концов Бурдрак выронил оружие и замертво рухнул на каменный пол.

Гигантская Стужа отшвырнула меч и кинулась к бездыханному телу своего учителя, обнимая его. Так же как она сделала давным-давно.

И тут ей пришлось вспомнить, что было дальше. Вперед выступила мать, в ее перекошенном от ненависти лице не осталось уже ничего человеческого.

— Ты хорошо изучила мужские способы сражаться и убивать. Ты лишила меня всех, кого я любила, — мужа, сына и дочери, на которую я возлагала большие надежды. Ты не просто ведьма, дочь моя, а колдунья куда более сильная, чем я. Но ты отказалась от этого. Растратила свой дар. — Мать накрыла дрожащими теплыми руками глаза Стужи. — Я накладываю на тебя проклятие: ты будешь следовать дорогой убийцы всю оставшуюся жизнь. И помни: женщина, которая носит меч, вызывает только презрение. Ты отняла у меня семью, а я отнимаю у тебя магический дар.

Боль пронзила глаза Стужи, и она зашаталась. Мать осторожно подняла меч, брошенный дочерью.

— А теперь и я нарушаю закон. — Невидящими глазами она посмотрела вдаль. — О боги! Где дочь, которую я воспитала? Я не знаю тебя, женщина, — прокричала она. — Ты сделана из огня, но от тебя веет холодом, словно ты сама стужа.

Стужа вновь услышала материнское проклятие, слово в слово, и увидела, как ее мать приставила острие меча к груди, рукоять прижала к стене и упала вперед. А потом, оставляя за собой широкий кровавый след, она подползла к своему мужу, сжала его холодную руку и испустила дух.

Плач разнесся над равниной, и великаны начали таять. Представление закончилось. Стужа смотрела, как шондосийцы один за другим открывают лица и возвращаются к своим кострам, но Креган продолжал обнимать ее.

— Тебя судили, — прошептал он, — и признали невиновной.

Она задумчиво смотрела туда, где недавно была разыграна трагедия.

— Я виновна.

— Виновата и виновна не одно и тоже. Ты в такой же мере преступница, как и жертва.

Внезапно вдалеке послышались звуки рога, и они оба поспешили к остальным.

Многие воины были уже в седле. Из своей палатки вышел Эйкус, он был в доспехах, его лицо светилось мрачной радостью.

К лагерю шондосийцев на взмыленных лошадях приближался отряд воинов, и впереди них развевалось знамя Индразада.

Глава 11

В пятнах крови, оборванные и грязные, они были больше похожи на разбойников, чем на шондосийских воинов. Пятьдесят человек — все, что осталось от гордого войска Индразада. Их предводитель едва держался в седле, из глубокой Раны на бедре текла кровь. Стужа и еще двое подхватили его. На груди у него была эмблема в виде золотой звезды. В руке он сжимал половинки сломанного посоха.

Он обхватил девушку за талию и безумными глазами впился в ее лицо.

— Минос! — прохрипел он. Кто-то приложил пропитанную водой салфетку к его пересохшим губам, но он отшвырнул ее. — Где Минос?

— Я здесь, брат. — Старейшина схватил его за пояс и взвалил на себя. — Я помню тебя, твое имя Хафид.

Тот слабо кивнул:

— Мои люди… Многие тяжело ранены.

— О них позаботятся, — заверил его Минос. — Твои раны тоже нужно обработать.

Поддерживаемый Стужей с одной стороны и Миносом с другой, он проследовал в палатку Старейшин, где Радамантус уже приготовил бинты и целебные травы. Хафида усадили в кресло, в правой руке у него оказался бокал вина, и он с благодарностью осушил его. Минос снял с него доспехи и разрезал штанину.

— Мы — это все, что осталось от целого войска, — с горечью сказал Хафид. — Когда шардаханцы заняли город, они вырезали всех поголовно, женщин, детей… Мы отступили и поспешили сюда, но они преследовали нас по пятам и дважды нападали в пути. Они едва не перебили нас всех.

Эйкус сурово посмотрел на него:

— Почему же вы остались в живых?

Минос прижал к ране горячую салфетку, и Хафид поморщился от боли.

— Я не знаю, — признался он наконец. — Поскольку нас осталась лишь горстка, бились бы мы недолго, но еще до того, как мы добрались до Огненного Поля, они вдруг развернулись и ускакали.

Минос вытер струйку свежей крови и стал заваривать какие-то листья.

— Ты все правильно сделал, брат. Твои воины нужны здесь, чтобы защищать Врата.

— Шардаханцы боялись, что мы услышим звуки битвы и придем на подмогу. — На лице Эйкуса появилась ухмылка, а его черные глаза сузились.

По Радамантус нахмурился и покачал головой:

— Они ждали подкрепления, а может быть, и самого Зарад-Крула. Им известно, что мы не рискнем вступить в бой за пределами Огненного Поля, и решили собраться с силами.

В палатку просунул голову Креган:

— С запада приближается войско Тумиеля, а на юге были замечены знамена Граскода.

— Наконец-то, — пробормотал Эйкус.

Стужа обрадовалась. Воины еще двух городов пополнят их ряды, а вскоре прибудут остальные. Она обратилась с благодарной молитвой ко всем своим богам.

Хафид потрогал повязку на бедре и поднял второй бокал вина.

— Девять армий не объединялись по крайней мере пять веков, — сказал он, улыбаясь.

— Тогда мы, возможно, вынесем из этого какой-то урок, — предположил Радамантус.

Эйкус сплюнул:

— Если мы доживем до конца урока, забыл добавить ты. А кроме того, больше нет Девяти армий. Дулаам и Индразад пали. Всего семь городов.

Хафид, качаясь, встал, лицо его покраснело.

— Но пока бьются сердца пятидесяти славных воинов, Индразад жив!

Взгляды двух шондосийцев скрестились, но через несколько мгновений Старейшина Серебряной Чаши отвел глаза. Он налил себе вина, залпом выпил его и вышел вон.

Стужа хотела было швырнуть ему вслед свой бокал, но сдержалась. Его выходки, несправедливые нападки на товарищей стали надоедать ей, и, судя по выражению лиц остальных, они разделяли ее чувства.

Она спала в эту ночь урывками. Одновременно прибыли армии двух крупнейших шондосийских городов, Граскода и Сагайше. Вслед за войском из Тумиеля появилась армия Акибуса. С северо-запада к ним присоединилась армия Алурама, а с востока — армия Тармира. Их знамена были подняты у подножия Демониума рядом со знаменами Эребуса и Индразада.