Влада Воронова - Пути Предназначения

Что заставило его уйти, Дронгер не понимал. Побег сначала возмутил до бешенства, а теперь пугал до дрожи.

«Где он, что с ним? Ведь он же как малый ребёнок, его не обидит только покойник».

В кабинет вошла Малнира.

— Ну? — зло спросила мужа.

— Ничего, — ответил Дронгер.

— Это ты во всём виноват! — зарычала Малнира.

— Да при чём здесь я?! — возмутился Дронгер.

Малнира ударила его по лицу. Впервые за все годы их брака.

— Гад! Провались ты к чёрту! Я подаю на развод.

— Нирри! Ты… Мы двадцать лет женаты! И не ссорились никогда. Я ни разу тебе не изменял. И ты никогда не хотела никого другого.

— Зря, — ответила Малнира. — Муж из тебя как императорская корона из консервной банки.

Дронгер поднялся из-за стола, подошёл к ней.

— Я найду его, Нирри. Я директор службы охраны стабильности. Мне служат лучшие сыщики страны. Винсент вернётся домой.

Малнира посмотрела на мужа, перевела взгляд на висевшую на стене икону Лаорана. Опять посмотрела на мужа.

— Нет, — медленно сказал она, — пресвятому ты правды не скажешь. Никакой веры в тебе давно уже не осталось. Клянись памятью Лураны, что вернёшь мне Винсента!

Имя дочери заставило Дронгера отшатнуться.

— Клянись! — повторила Малнира. — Реммиранга отняла у меня дочь. Это была судьба. С ней не спорят. Но Винсент ушёл из-за твоей глупости. Или моей. Его мы должны вернуть. Иначе ни в чём не будет смысла. Даже в нас самих.

— Клянусь, что найду Винсента, — сказал Дронгер. — Но захочет ли он вернуться… Этого я не знаю. Как не знаю того, почему он ушёл.

— Если он не хочет больше нас видеть — пусть. Его право. Но я должна знать, что он каждый день досыта ест и спать ложиться в чистую постель! Что если Винс вдруг заболеет, у него будут врач и лекарства. Что никто и никогда не станет его бить или не сделает с ним того, что делал император.

— Убью любого, кто о таком лишь подумает! — мгновенно взъярился Дронгер.

Малнира горько улыбнулась.

— Ты сначала Винса найди.

— Найду, — обнял ее Дронгер. — Обязательно найду.

Пассера стремительная и рваная исповедь Адвиага ошеломила.

— Дронгер, — тихо сказал он, — я…

— Нет, — перебил Адвиаг. — Прости, Альберт, но сочувствие мне ни к чему. Я сам виноват. Винсент так чуток во всём, что касается чувств и отношений… Его невозможно обмануть. Он видит малейшую фальшь. Винс думал, что нашёл семью, родителей. Думал, что хотя бы во взрослой жизни обрёл то, чего так и не получил в детстве. Но вместо родителей наткнулся на двух великовозрастных идиотов, которым захотелось поиграть в папу и маму с живой куклой. А Винс не кукла! Он людь, и душа в нём людская, а не кукольная. Винсент никогда не простит тех, кто пытался превратить его в игрушку. Кто хотел убить в нём душу…

— Не преувеличивай, — сказал Пассер. — Основания для обиды у твоего Винсента и правда есть, но любит тебя, Дронгер. И Малниру любит. Если ты его найдёшь… когда ты его найдешь, — поспешно поправил себя Пассер, — то одного этого будет достаточно, чтобы Винсент не только простил вас, но и напрочь позабыл все обиды. Ему нужно подтверждение того, что его любовь к вам не безответна. Едва он поймёт, как много значит для вас обоих, вернётся домой.

— Он вернётся как дээрн Адвиаг, — твердо сказал Дронгер. — Как сын и наследник рода Адвиагов.

Пассер кивнул.

— Это правильно. А сейчас давайте работать, директор. С Гирреанской пустошью надо что-то делать. И срочно.

Адвиаг улыбнулся с хищным азартом.

— Основная проблема для нас центристы, верно? Тогда нужно убрать Михаила Северцева и его ближайших помощников. Без них центристы за неделю утратят всё своё влияние и силу.

— При чём здесь Северцев? — не понял Пассер. — Он ведь никто. Всего лишь руководитель центристской службы обеспечения.

— Вот именно! — с торжеством ответил Адвиаг. — Все привыкли презирать службу обеспечения. Даже наша стабилка одно время такой глупостью страдала. А ведь обеспечение — это фундамент любого дела. Цемент для его стен! Работа службы обеспечения незаметна, но без неё все идеологи и стратеги могут повеситься, потому что ни одна из их задумок никогда не воплотится в жизнь, будь она хоть трижды гениальна. И Северцев понимал это с самого начала, генерал Пассер. Он всегда гордился тем, что работает в обеспечении. Он возвёл свою работу до уровня искусства. Или превратил в самостоятельную научную дисциплину. Не знаю, как будет точнее. Великий Конспиратор Северцев, Скользкий и неуловимый. Центристские вожди не зря ценят его жизнь дороже собственной, совсем не зря.

Пассер помолчал, обдумывая услышанное, и сказал, взвешивая каждое слово:

— Арестов среди центристов как минимум втрое меньше, чем среди мятежников других партий. Все их операции практически безупречны. — Пассер зло рассмеялся. — Я не меньше десяти лет учу секретных агентов нашей службы на примерах центристов, но до сих пор так ни разу и не задумался о том, сколько в этом заслуг Михаила Северцева.

— Убрать его нужно только на законных основаниях, — ответил Адвиаг. — Подвести под смертную статью. То же самое касается и помощников Северцева. Нам необходимо всем и каждому доказать, сколь велики сила и власть имперских законов! Плебеи должны воочию убедиться, что кара за их нарушение не только сурова, но и неотвратима!

Пассер хмыкнул.

— Наглядно продемонстрировать могущество имперской власти — это хорошо. Плебеев такое шоу всегда усмиряет крепко и надолго. Но Скользкого подвести под смертную статью? Да как же это надо исхитриться?

— Думайте, генерал Пассер, думайте! И не забывайте — Михаил Северцев вместе со всей своей командой должен быть осуждён и расстрелян не позднее десятого декабря. А сегодня девятнадцатое октября.

— Боюсь, — тихо ответил Пассер, — до зимы нам не дотянуть. С Северцевым надо разобраться не позднее середины ноября. Поэтому, господин мой директор, тоже поднапрягайте-ка мозги и давайте думать вместе.

Адвиаг длинно и крепко выматерился, но спорить с заместителем не стал. Времени у службы охраны стабильности действительно не оставалось.

— Ты Цалерис Аллуйган, дипломник Сумеречного лицея, практикант-семь дээрна Ланмаура Шанверига, — медленно проговорил Клемент.

— Да, предвозвестник, — с чельным поклоном подтвердил молоденький наурис.

— Позавчера, 17 октября 2131 года, твой напарник Теодор Пиллас, практикант-один, покончил с собой без приказа или дозволения Исянь-Ши. Чем ты объяснишь этот возмутительный и позорный поступок?