Джон Толкин - Неоконченные предания

Она долго пролежала больная, и Брандиру понадобилось все его искусство, чтобы выходить ее, и женщины лесных жителей сидели над нею день и ночь. Но лишь когда Турамбар был рядом, она лежала спокойно и спала тихо; и вот что замечали все, кто ходил за ней: в самом глубоком бреду, как бы ни мучил ее жар, ни разу не произнесла она ни слова ни на каком языке, эльфийском или человеческом. И когда силы мало–помалу стали возвращаться к ней, и она снова начала есть и ходить, бретильским женщинам пришлось заново учить ее говорить, словно ребенка. Но она легко училась и радовалась, словно человек, вновь обретающий затерявшиеся сокровища, великие и малые; и когда она наконец выучила достаточно слов, чтобы говорить с друзьями, она стала спрашивать:

— Как называется эта вещь? Я потеряла ее имя во тьме.

И когда она снова смогла ходить, она часто посещала дом Брандира: ей больше всего хотелось узнать имена всего живого, а Брандир хорошо разбирался в таких вещах; и они часто бродили вместе по садам и полянам.

И Брандир полюбил ее; когда Ниниэль набралась сил, она часто подавала хромому руку, чтобы он мог опереться на нее, и называла его братом; но сердце ее было отдано Турамбару, и лишь ему улыбалась она, и смеялась лишь его шуткам.

Однажды вечером, в пору золотой осени, сидели они рядом, а склон холма и дома Эффель–Брандира светились, залитые лучами заката, и было тихо–тихо. И спросила у него Ниниэль:

— Теперь я знаю, как называются все вещи, только твоего имени я не знаю. Как тебя зовут?

— Турамбар, — ответил он.

Она замерла, словно прислушиваясь к какому–то отзвуку; потом спросила:

— А что это значит? Или это просто тебя так зовут?

— Это значит «Властелин Черной Тени»,—ответил он.— Ибо и у меня за спиной лежит тьма, Ниниэль, и она поглотила многое, что было мне дорого; но теперь я, по всей видимости, взял над ней верх.

— Значит ты тоже убежал от нее? Бежал, бежал —и прибежал в эти прекрасные леса? — спросила она. — А когда тебе удалось спастись, Турамбар?

— Да, — ответил он, — я бежал много лет. А спасся я вместе с тобой. Пока ты не пришла, Ниниэль, было темно, но с тех пор стало светло. И мне кажется, что я обрел то, что тщетно искал много лет.

И, возвращаясь в сумерках домой, он говорил себе:

— Хауд–эн–Эллет! Она явилась с зеленого кургана. Что это — знамение? Как же понять его?

И вот благодатный год прошел, и наступила мягкая зима, а за ней — еще одно красное лето. В Бретиле было мирно, лесные жители держались тихо и не покидали границ своих земель, и из соседних краев никаких вестей не приходило. Ибо орки, что в те времена стекались на юг, в мрачные владения Глаурунга, или приходили как соглядатаи к границам Дориата, чурались Переправы Тейглина и обходили ту реку далеко с запада.

А Ниниэль теперь вполне выздоровела, набралась сил, и красота ее расцвела; и Турамбар, не таясь более, попросил ее руки. Ниниэль была очень рада; но когда об этом узнал Брандир, у него на сердце сделалось неспокойно, и он сказал ей:

— Не спеши! Не думай, что я желаю тебе зла, но я посоветовал бы тебе подождать.

— Ты всегда желаешь лишь добра, — ответила она. —Но почему ты советуешь мне подождать, о мудрый мой брат?

— Мудрый брат? —переспросил он. —Скажи лучше, хромой брат, нелюбимый и немилый. Даже не знаю, почему. Но на этом человеке лежит тень, и мне страшно.

— Была тень, — возразила Ниниэль, — он мне сам говорил. Но он спасся от нее, как и я. А разве недостоин он любви? Теперь он держится скромно, но ведь раньше он был великим вождем, все наши враги бежали бы, едва завидев его, разве нет?

— Кто тебе это сказал? — спросил Брандир.

— Дорлас, — ответила она. — Разве он сказал неправду?

— Правду, —сказал Брандир, но ему это не понравилось— Дорлас был предводителем тех, кто стоял за войну с орками. Брандиру все же хотелось как–то удержать Ниниэль, и поэтому он сказал:

— Правду, но не всю: он был военачальником в Нарготронде, а сам он с севера; говорят, он был сыном Хурина из Дор–ломина, из воинственного дома Хадора.

Когда Ниниэль услышала это имя, по лицу ее пробежала тень. Брандир это заметил, но неправильно понял ее, а потому добавил:

— Да, Ниниэль, очень похоже, что такой человек вскоре опять уйдет на войну, и, может быть, далеко отсюда. А если такое случится, каково придется тебе? Берегись, ибо я предвижу, что, если Турамбар снова отправится в битву, не он, но Тень одержит победу.

— Плохо мне придется,—ответила Ниниэль,— но незамужней не лучше, чем жене. А жена, быть может, сумеет лучше удержать его, и спасти от тени.

Однако слова Брандира смутили ее, и она попросила Турамбара подождать еще немного. Турамбар удивился и опечалился; а когда он узнал от Ниниэли, что это Брандир посоветовал ей подождать, ему это очень не понравилось.

Но когда наступила следующая весна, он сказал Ниниэли:

— Время идет. Мы долго ждали, больше ждать я не стану. Делай то, что велит тебе сердце, Ниниэль, любовь моя, но знай: я выберу одно из двух. Либо я снова уйду в глушь, на войну, либо женюсь на тебе — и никогда не пойду воевать, разве затем, чтобы защищать тебя, если зло будет грозить нашему дому.

Ниниэль была действительно счастлива. Они заключили помолвку, и поженились в середине лета; лесные жители устроили большой пир и выстроили молодым красивый дом на Амон–Обеле. Там они зажили счастливо, но Брандир все был неспокоен, и в душе его сгущалась тень.

А Глаурунг с каждым днем набирал мощь и коварство; он сделался тучен, и собрал к себе орков, и правил ими, словно некий король, и подчинил себе все былые земли королевства Нарготронд. И еще до конца того года, третьего с тех пор, как Турамбар поселился среди лесных жителей, Дракон начал досаждать их владениям, в которых на краткий срок воцарился было мир; ибо на самом деле Глаурунгу и его Хозяину было отлично известно, что в Бретиле еще живут вольные люди, последние из Трех Племен, что до сих пор не покорились власти Севера. А этого они не могли стерпеть; ибо Моргот стремился покорить весь Белерианд и обшарить его до последнего уголка, чтобы не осталось ни одной норки или щелки, где жил бы кто–то, кто не был его рабом. Так что догадывался ли Глаурунг, где прячется Турин, или (как думают иные) Турину и впрямь удалось на время укрыться от очей Зла, что преследовало его — разница невелика. Ибо в конце концов мудрость Брандира оказалась тщетной, и Турамбару не осталось иного выбора, кроме как сидеть сложа руки и ждать, пока его не разыщут и не выкурят, как крысу, либо отправиться в бой и выдать себя.