Константин Мзареулов - Зачарованный мир

– Главная борьба пойдет, конечно, между Ефимбором и Ползуном? – почти уверенно предположил Сумук.

– Ползун – лапоть. – В голосе Великого Волхва явственно прозвучали пренебрежительные нотки. – Ему бы при сильном царе правой рукой быть… Драка будет между Древлеборском и Великой Будинией.

– О Господи, – выдохнул гирканец, хватаясь за голову. – Неужто в такое-то время они возобновят спор о первородстве?

– Возобновят, возобновят, обязательно возобновят, – мрачно заверил его Светобор. – Князья Будинии не хотят идти под длань Древлеборска и попытаются сплотить вокруг себя венедов и сколотов. Напомнят, что в древности именно Будиния была центром рысских племен. Правда, тут начнется неминуемая склока промеж Змиева и Тигрополя – кто-де из них главнее.

– Веромир показался мне умным человеком.

– Потому и не станет подчиняться Ефимбору… – Главный маг Белой Рыси взмахнул сжатым кулаком. – Ох, чует мое сердце, вскорости двинутся на Змиев древлеборские рати… А в спину соседям ударит войско Тигрополя!

Снова поторапливающий голос из-за двери. Охваченные тяжелыми предчувствиями, они вышли в коридор. Шагов на полдюжины впереди шагал вразвалочку кряжистый мужик, в котором Сумукдиар узнал Ивана Ползуна. Агабек впервые видел великого князя воочию, и магическое зрение открыло ему то, чего нельзя было разглядеть на лубках и портретах: Ползун имел слабое хварно оборотня. По всей видимости, Ваныиа был ведьмежаком, то есть умел превращаться в медведя.

Услышав за спиной шаги, Ползун резко обернулся, на его бесстрастно-унылом лице заиграла приветливая улыбка, обращенная к Великому Волхву. Затем взгляд царедарца переместился на заморского гостя, и серые глаза князя при виде незнакомца стали ледяными.

– Познакомься, Иван, это Агарей Хашбази Ганлы из Атарпадана, – поспешил успокоить его Светобор. – Непревзойденный знаток ратного чародейства.

С улыбкой, любезность которой казалась немыслимой для столь угрюмого человека, Ползун доброжелательно воскликнул: дескать, счастлив видеть прославленного мастера оружия магического поражения. Еще он добавил, хитренько подмигивая, что агабеку предстоит нынче немалое развлечение: будут рождаться и тут же разваливаться самые невероятные содружества ненормальных государств, могущественные властители народных судеб примутся рвать куски и займутся мелкой склокой, а кончится все – ничем. Никого, посетовал он, не тревожат подступившие к самому порогу враги, но все озабочены дележкой земель, власти, богатств…

Потом великий князь вернул взгляду суровость и осведомился очень жестким голосом:

– Пропустит ли Атарпадан, в случае надобности, царедарскую армию? Подумай на эту тему.

Вопрос больно уколол гирканца: речь не шла более о едином войске Великой Белой Рыси. Ползун явно собирался воевать с Ордой без Древлеборска и Будинии. Хватит ли силенок?

Они вошли в княжеские чертоги, где Сумукдиар увидел много хорошо знакомых лиц: князей Бориса, Веромира, Саню Пушка, Герослава, воевод Алберта, Охрима, Бравлина, Златогора. Здесь же сидел сарматский хан Сахадур-Мурза – повелитель самого многочисленного, богатого и драчливого племенного союза скифских степей.

Узнал гирканец и громадного дядьку с грубым отечным лицом беспробудного пьянчуги, на лбу которого слиплись давно не мытые пряди цвета прелой соломы, – это был древлеборский князь Ефимбор. Рядом с ним ерзал на жесткой скамье тощий старикашка с болезненными пятнами на лысине. Поразмыслив, Сумук предположил, что этот доходяга и есть прославленный алхимик Андис, якобы наваривший для Джуга-Шаха ту легендарную помесь огня и серы, посредством которой Единый бог покарал некогда Содом и Гоморру. Правда, злые языки поговаривали, будто смертоносное зелье принадлежало отнюдь не Господу, но Люциферу, который в прежние времена состоял в Божьем воинстве, а у Люцифера огненную серу умыкнул жутко известный Лазарь Потапыч – главарь лазутчиков и катов при Джуга-Шахе, сам родом из предгорного саспирского города Мерхеули…

Приглашенные владыки с нарочитой медлительностью, как бы подчеркивая собственную значимость, не позволяющую им спешить, занимали места за длинным столом. Чувствовалось, что чрезмерное самомнение князей имеет известные – причем всем известные – пределы: каждый садился, придерживаясь некой неписаной табели о рангах.

Скамья во главе стола так и осталась пустой. Места ошую и одесную от головного заняли, сидя лицом к лицу, Ползун и Ефимбор. По правую руку от царедарского князя сидели Светобор, Охрим, Пушок, незнакомый Сумуку старик, затем Алберт, сын Громарда, затем Веромир и другие, кого гирканец видел впервые. Слева от древлеборского вождя раскольников разместились его сторонники, среди которых Агарей увидел Бравлина и Герослава с Андисом. Златогор мягко потянул друга за рукав, усадил рядом с собой на стоявшую у стены лавку.

– Пролез все-таки на Вече, – прошипел воевода не очень-то любезно. – Сиди тут и помалкивай.

Фыркнув, Сумукдиар тут же спросил:

– Кто это – между Пушком и Албертом?

– Добровлад, князь Славомира… Тише, не мешай. Понемногу сам всех узнаешь.

Борис Туровский громоздко опустился на главную скамью, проговорив при этом:

– Верховного жреца Перуна мы, думаю, не скоро увидим, а других звать несподручно. Позвольте, братья, мне самому вести сегодняшнее Вече… Вопросов обсудить предстоит немало, но главный, понятное дело, один – Орда напирает…

– Давай по порядку, понимаш… – невнятно, словно рот был полон каши, прорычал Ефимбор.

– Твоя правда, – ласково улыбаясь, сказал слащавым тоном Ползун. – Хлебушко-то кушать каждому хотца, а как пшеничку сеять да убирать – так все по кустам ховаются. О торговлишке надобно договориться, о пошлинах порубежных.

– То-то! Иначе получается, как в поговорке, – брякнул несдержанный на язычище Пушок. – Дружба дружбой, а ляжки – врозь!

Дела торговые обсуждали недолго и скоро договорились, раздоров почти не возникало. Постепенно освоившись и выяснив имена приехавших на Вече – почти обо всех он слыхал и прежде, – Сумукдиар теперь оценивал рысских князей не по внешности, прозвищам или древности рода, но по реальной силе их дружин. Например, Иван Ползун – 60 тысяч пехоты, 40 тысяч конницы, 100 драконов, 200 боевых мамонтов… Похоже, остальные считали точно так же, потому-то, скажем, Микола Старицкий, с его двухтысячным войском и дюжиной мамонтов, сидел за столом последним и слова ни разу не получил.

Наконец писарь составил обговоренную грамоту насчет пограничных пошлин, и бумагапошла вкруг стола, чтобы каждый властитель приложил в требуемом месте свою печать. Некоторые – которые были обучены грамоте – еще и ставили подпись. Приняв заверенный всеми документ, Борис Туровский заговорил о самом главном: