Лорел Гамильтон - Ласка сумрака

Дойл обнял меня свободной рукой за талию и бедра, подтягиваясь ближе ко мне и прижимая меня плотнее.

– Это я торопился. Я хотел видеть твою наготу. Я хотел ощутить, как ты касаешься моей обнаженной кожи.

И упомянутой кожей он прижался ко мне вдоль всего моего тела. Одна только сила его рук бросила меня в дрожь, но чувствовать, как он увеличивается в размерах так близко от меня, было почти невыносимо.

Я провела руками по гладкой упругости его ягодиц и притянула его поближе. Он запустил ладони под меня, обнимая меня за ягодицы, и приник ко мне так тесно, что я подумала, не больно ли ему так вжиматься в твердые участки моего тела. Он все рос, прижимаясь всей длиной к моему животу, и был сейчас мягче, податливее. Дойл провел этим, растущим, по моему телу, и я вскрикнула.

Я почувствовала колючий порыв магии секундой раньше, чем комнату заполнил голос:

– Ну разве не прелестная картинка?

Мы оба развернулись и увидели Королеву Воздуха и Тьмы Андаис, мою тетю, повелительницу Дойла, сидящую в изножье ее собственной постели и глядящую на нас.

Глава 20

На королеве было изысканное черное бальное платье, мерцавшее атласным блеском в свете свечей; черные ленты удерживали воланы и оборки, черные атласные перчатки скрывали ее белоснежные руки, черные бретельки пересекали бледные плечи. Локоны – черные, как вороново крыло, – заколотые на темени, изящно обрамляли лицо и тонкую шею. Губы – краснее свежей крови; и огромные на узком лице глаза трех оттенков серого казались еще больше от искусно положенных теней.

В том, что она была разодета как на вечеринку, ничего необычного не было. Андаис была без ума от приемов и устраивала их по любому поводу. Необычным было то, что постель за ее спиной оказалась пуста. Королева никогда не спала в одиночестве.

Мы так и застыли, вперившись в ее глаза. Дойл сжал мне руку, и я произнесла почти машинально:

– Как мило со стороны вашего величества нас навестить, хотя бы и неожиданно.

Мой голос был спокоен или по крайней мере настолько спокоен, насколько мне это удалось. Вообще-то, по нормам вежливости, перед тем, как врываться вот так, следовало подать какой-то знак. Мало ли чем могут заниматься люди...

– Это упрек, племянница? – Ее голос был холодным, едва ли не злым. Я не помнила за собой ничего, что могло бы разозлить ее.

Я передвинулась чуть поудобнее, опершись на Дойла. Я мечтала о халате, но понимала, что прикрыться, когда королева не вышла из рамок вежливости, подразумевало бы, что я либо недолюбливаю ее, либо ей не доверяю. И то, и другое было правдой, но это моя забота, а не ее.

– Я не имела в виду ничего подобного. Просто отметила факт. Мы не ожидали нынешней ночью визита королевы.

– Сейчас не ночь, племянница, уже утро, хоть еще и не рассвело. Как вижу, ты спала не больше, чем я.

– У меня, как и у тебя, тетя, есть занятия получше, чем сон.

Она шевельнула длинную юбку бального наряда.

– Ах, это. Всего лишь очередная вечеринка.

Особенно довольной она не выглядела. Я хотела спросить, не прошел ли бал не так, как она хотела, но не осмелилась. Вопрос был не из тех, которые задают королям, а Андаис весьма чувствительна к оскорблениям.

Она глубоко вздохнула, и ткань платья колыхнулась у нее на груди, как будто была не очень туго натянута – лиф без достойного наполнения. Если вы не слишком щедро одарены природой в этом отношении, можно носить такие вот платья, будто струящиеся вдоль вашего тела. Надень такое я – и стоит ждать малоприятных казусов. Обнажить тело нарочно – совсем не то что выпасть из платья.

Она вновь обратила к нам выразительный взор. Недовольство в ее глазах будто заострилось, сменившись эмоцией, слишком хорошо мне знакомой. Злобой.

– У тебя кровь идет, мой Мрак.

Я бросила взгляд на Дойла, осознавая, что он все еще лежит на боку ко мне лицом, так что королеве была видна его спина со следами ногтей на темной коже.

– Да, моя королева, – сказал он совершенно спокойным, изумительно рассчитанным голосом.

– Кто осмелился причинить вред моему Мраку?

– Я не считаю это вредом, моя королева, – заметил Дойл.

Она смерила его взглядом и снова обратила взор на меня.

– Ты не теряешь времени, Мередит.

Я отстранилась от Дойла и приняла более или менее вертикальное положение.

– Я полагала, что именно этого ты от меня и хочешь, тетя Андаис.

– Не помню, видела ли я прежде твои груди, Мередит. Великоваты для сидхе, но очень миленькие. – В ее глазах не было ни вожделения, ни доброты, только опасный огонек. Ее слова никак нельзя было счесть вежливыми. Она никогда не видела моих обнаженных грудей, так что должна была их оценить – но только в случае, если я обнажила их нарочно, чего не было. Я просто оказалась неодета. Ни разу в жизни я не чувствовала ничего похожего на желание в отношении моей тети, и не только потому, что я гетеросексуальна. Совсем не только потому.

– Что до тебя, мой Мрак, утекло столько столетий с тех пор, как я видела тебя обнаженным, что мне и не упомнить. Отчего же ты повернулся ко мне спиной? Есть ли причина, по которой ты скрываешь себя от моего взора? Быть может, некое... отклонение, которое я запамятовала, портит всю эту темноту?

Она была вправе сделать ему комплимент, но спрашивать, нет ли у него уродств, требовать, чтобы он подвергся осмотру, – это было бестактно. Был бы на ее месте кто угодно другой, я бы велела ему проваливать ко всем чертям.

– Никаких отклонений нет, тетя Андаис, – проговорила я, зная, что мой тон недостаточно ровен. Я утратила умение контролировать голос за годы, проведенные вдали от двора. Мне было необходимо обрести его снова, и быстро.

Она одарила меня очень холодным взглядом.

– Я говорю не с тобой, принцесса Мередит. Я говорю с моим Мраком.

Она употребила мой титул – не "племянница", не просто мое имя, а титул. Плохой признак.

Дойл снова сжал мне руку, на этот раз сильнее, явно советуя мне последить за собой. Он ответил Андаис, но не словами: повернулся на спину, согнув колени так, что они скрывали от ее взгляда главное, а потом медленно распрямил ближайшую к ней ногу – будто опустил занавес.

Вот теперь в ее глазах и впрямь появился огонь, настоящий огонь, настоящее желание.

– О-о, Мрак, да ты скрывал сокровища.

Он повернулся и прямо взглянул на нее.

– Ничего, что ты не могла бы обнаружить в любой момент из последнего тысячелетия.

Теперь его голос был недостаточно спокоен. Изменение тона было едва заметно, слабый намек на укоризну, но я ни разу не видела, чтобы он терял самоконтроль в присутствии Андаис даже в столь малой степени.

Настала моя очередь предостерегающим жестом положить руку ему на живот – одно лишь касание, чтобы напомнить ему, с кем мы беседуем. Не думаю, что на моем лице отразился страх, промчавшийся вдоль позвоночника.