Светлана Зорина - Наследница Ингамарны

Праздник длился весь день и всю ночь. Первые пять весенних тигмов темнеет довольно рано, поэтому когда на звёздном небе взошла яркая голубовато-белая луна, даже самых маленьких ещё не отправляли спать. С появлением Санты немного утихшее после обеда веселье вспыхнуло с новой силой. Гинта не думала, что она так быстро устанет. Она еле дождалась полуночи — очень хотелось посмотреть лунный танец. Его исполняли девушки брачного возраста. Всё одеяние танцовщиц состояло из венков и гирлянд белых цветов, опоясывающих бёдра. Распущенные волосы отливали в лунном свете серебром и яркой синевой. Сначала они плавно колыхались в такт движениям, а потом, когда темп усиливался, плескались вокруг тонких золотых фигурок буйными серебряными волнами. Барабаны били всё громче и громче, звонко и протяжно пела зиндана.

— Санта! Санта! — кричали юноши.

Блеск их глаз пугал Гинту. В их глазах отражалась луна. Всё вокруг было залито молочно-голубым лунным светом. Где-то далеко, в вышине, красавица Санта доила небесную гуну и опрокинула ведро с молоком. И вот оно залило всю землю. Все купаются в нём и смеются… А юноши жадно пьют его. Они пьют его губами, глазами, и в их тёмных зрачках вспыхивает свет — как вспыхивают звёзды в ночном небе. Они пьяны от небесного молока, но они хотят ещё, и их губы страстно выкрикивают:

— Санта! Санта!

У Гинты закружилась голова. Когда же кончится этот танец? Ей казалось, что она сама кружится на одном месте и не может остановиться. И никак не может разглядеть лицо мальчика с серебряными волосами. И только сквозь крики, шум и барабанный бой ясно слышит его чистый, звонкий голос:

— Санта! Санта…

Она не помнила, как её привезли в замок. Лишь на мгновение очнулась, когда мангарт Ливин нёс её на руках по лестнице. А под утро ей приснился Сагаран. Она звала его с собой на праздник полнолуния, а он молча улыбался и качал головой. С мыслью о Сагаране она и проснулась. Так хотелось опять его увидеть, поговорить… Сидит, наверное, сейчас в своём святилище и смотрит на огонь, а вокруг шмыгают юркие сагны. А может, кого-нибудь лечит, он же саммин… Дед говорил, что Гинта должна стать самминой, а сама она считает себя инвирой. Но об этом пока рано говорить. Ей ещё учиться и учиться, а она столько пропустила.

Гинта взялась за учёбу с таким рвением, что дед снова забеспокоился — как бы она не переутомилась. Чувствовала она себя хорошо и даже казалась весёлой, хотя стала ещё более молчалива, чем раньше. Она возобновила свои верховые прогулки и много купалась — сначала только в дворцовом озере, а потом и в реке Наулинне. Причём плавала далеко от берега. Таому это приводило в ужас, а у окрестной ребятни вызывало восхищение. Впрочем, её и раньше считали необыкновенной, так что не особенно-то удивлялись, когда она делала что-нибудь из ряда вон выходящее.

Спустя десять дней после праздника поля холы стали нежно-голубыми от первых всходов, а через тигм крепкие стебли, усыпанные длинными резными листьями, уже доходили до колена. Они росли, постепенно наливаясь сочной синевой, как будто впитывали глубокий и чистый цвет весеннего неба. Потом небо надолго затянуло тучами, сквозь которые то и дело выглядывало бледное лицо Камы. Сильные ливни с грозами шли чуть ли не каждый день. Гинта просыпалась по ночам от громовых раскатов и, стоя у окна, смотрела, как в тёмном небе вспыхивают голубые молнии, заливая мокрый сад ослепительным светом. Осенью таких гроз не было.

— Выходит, Кама делает и много хорошего? Ведь без дождей ничего не вырастет. А Кама управляет стихией воды…

— Да не то чтобы управляет, — сказал дед. — Некоторые так считают, но это не совсем правильно. Дожди идут не только во время полнолуния Камы, хотя, конечно, в этот период они обычно усиливаются. Кама влияет на стихию воды, пробуждая в ней разрушительное начало. Она и на другие стихии оказывает такое влияние, но на воду особенно. Дожди сейчас нужны, но если они будут слишком обильными, придётся отгонять их на запад.

— А в Улламарне опять засуха? — спросила Гинта.

— Да в общем-то нет… Благодаря нумадам. И всё равно леса гибнут. Многие реки обмелели, а некоторые совсем пересохли.

На этот раз Кама обошлась без своих злых шуток. Осадков выпало столько, сколько надо, и дожди шли достаточно равномерно по всей Ингамарне. Сад Ингатама преображался на глазах. Его украсили новые, весенние цветы. Гинта их и раньше видела — в крытом цветнике, но на воле они смотрелись гораздо лучше. Над нежно-зелёной травой поднялись стройные липерсы — красные, жёлтые, оранжевые, с большими конусовидными серединками и длинными, загнутыми вниз лепестками. Повсюду выглядывали кудрявые головы эсперов — розовые, лиловые, тёмно-красные… С тихим звоном качались на ветру разноцветные колокольчики киллов. А среди всего этого великолепия сияли яркие, светлые звёздочки — амниты. Цепкий вевель смело карабкался по деревьям. Его розовые и лиловые цветы с красными серединками уже украсили спиральными узорами белые стволы акав и тёмно-серые стволы фиссов. Скоро он разрастётся и будет гирляндами свисать с ветвей, кое-где образуя между деревьями пёстрые колыхающиеся на ветру занавески.

Гинта пришла к выводу, что весна не так уж и плоха. Осень, конечно, лучше, но всё же хорошо, что цикл на Эрсе делится на четыре периода. Нумады-амнитаны говорят, есть миры, где погода не меняется. Это же скучно, если всегда лето. А как уныло, когда круглый цикл зима…

После второго весеннего полнолуния Камы садили турму. Её положено садить в пропитанную обильными дождями почву. Прошло несколько дней — и поля покрылись узорами из круглых бледно-розовых листиков, которые постепенно удлиннялись, темнели, а через два тигма стали ярко-лиловыми и размером с локоть. Тут они немного останавливались в росте и начинали уплотняться. Плоды турмы можно снимать через шесть тигмов после посадки. А первый урожай холы собрали уже в середине года. Он удался на славу. Теперь холу будут собирать через каждые два-три тигма.

В конце первого весеннего года Гинте должно было исполниться девять лет. Когда до именин оставалось полтора тигма, она наконец решила осуществить то, что задумала ещё зимой.

— Дедушка, — сказала она однажды утром. — Я хочу сделать себе к дню рождения подарок. И мне нужна помощь.

— Какая, дитя моё? — с улыбкой поинтересовался дед.

— Мне могут понадобиться мастера по камню и, наверное, художники… Но сначала там надо всё отмыть и посмотреть. Может, вообще всё цело…

— Что цело? Где? О чём ты говоришь?

— О святилище на берегу Наугинзы. Я хочу привести его в порядок и в день своего рождения принести там жертвы водяным богам.