Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

— Я не понимаю, какого офицера вы имеете в виду. Но вы только что признались, что убили их! — в голосе Ристаны сквозило торжество.

— А разве я отрицал? Упаси Светлая! Конечно, я, Ваше Высочество. В порядке самообороны и в полном соответствии уставу и закону. Кстати, вы не знаете, почему они ссылались на ваш приказ?

— Ерунда.

— Ну почему же. Это так просто доказать. Любому магу Разума это вполне по силам, вот хоть бы и маркизу Дукристу. Думаю, мой непосредственный начальник даст согласие.

Хилл наслаждался растерянным взглядом Регентши и довольным — Шу. А заодно удивлялся, неужели любимая и об этом знала, когда так торопила Эрке подписать приказ задним числом? Похоже на то, слишком она спокойна для подобной новости.

— Так как, Ваше Высочество? Не пора ли обратиться к правосудию?

— Вы наглец и шут!

— Сожалею, Ваше Высочество, но должности придворного шута за мной не числится. Только лейтенантское звание.

— Этого не может быть! Я знаю, кто вы на самом деле!

— Ну так скажите это вслух, Ваше Высочество. Чтобы все слышали. — Наступая на Регентшу, он краем глаза косил на возлюбленную, отмечая её реакцию на представление. Принцесса сохраняла серьезный вид, но под этим видом… ради искорок смеха в её глазах он готов был хоть на голове ходить, а не только Её Великолепие запугивать.

— Да, дорогая. Скажите! Я просто умираю от любопытства, — вмешалась Шу. Похоже, не поучаствовать в развлечении было просто выше её сил.

— Так кто же я на самом деле, Ваше Высочество? — не удержавшись, Хилл почти мурлыкнул, ласково глядя на Ристану.

— Ученик ремесленника. Простолюдин. Грязь, — выплюнула она. Сказать правду она так и не решилась, справедливо опасаясь настороженных ушей собственных фрейлин.

— Как пошло, дорогая. Вам документы предъявить? Или капитана Ахшеддина желаете спросить?

— Предъявить. Непременно.

— Вот, прошу.

Эффектно взмахнув рукой и вызвав маленький вихрь, Шу выудила из воздуха гербовый лист, украшенный разноцветными печатями и витиеватыми подписями. В листе Хилл опознал тот самый документ, что вчера Его Величество сооружал на пару с герцогом Дарнишем.

Вцепившись в пергамент, Ристана изучала его, чуть ли не пробуя на зуб. Но так и не нашла, к чему бы придраться. Ещё бы! Таких записных буквоедов, как юный монарх и его будущий тесть, поискать. При составлении документа они подстраховались со всех сторон, даже вместо двух положенных подписей заверяющих подлинность, сделали три — сам Дарниш, полковник Дуклийон и капитан Ахшеддин.

— Красивая бумажка, — прощебетала Шу, выхватывая у сестры документ. — В архив!

Документ исчез в клубах тумана. Сердитая Регентша поджала губы, так и не найдя повода оспорить увиденное. Раз монарх поставил дату на два месяца раньше, то и дворянство, и звание, и все сопутствующие права — надежно защищали его от любых возможных обвинений.

— Так вы настаиваете на трибунале, Ваше Высочество? Я подчинюсь вашему справедливому решению.

Хилл исполнил куртуазный придворный поклон.

— Не стоит, лейтенант. Баронет получил по заслугам.

— Разумеется. Он не сумел исполнить ваш приказ.

— Не было никакого приказа! Забудьте эту ерунду — он сам напал на вас.

— Как скажете, Ваше Высочество.

— Конечно, дорогая. Ты не возражаешь, если мы продолжим на путь? — голос Шу мог служить образцом вежливости и эталоном смертельного содержания яда.

— Не буду вас задерживать.

— Всегда к вашим услугам, Ваше Высочество, — Хилл поклонился ещё раз.

— Было приятно пообщаться, дорогая.

Он подал руку возлюбленной и со всей возможной торжественностью повел её дальше по коридорам, по дороге оделив смущенных и растерянных фрейлин Ристаны лучезарной улыбкой. Тонкие пальчики в его ладони дарили неземное наслаждение — доверие, любовь, нежность… Шу сияла, поглядывала на него из-под ресниц и улыбалась. Первое испытание придворной жизнью Хилл, похоже, прошел.

Уже второе сердце остывало среди начертанных огнем знаков, а боль и не собиралась утихать. Пятеро новых рабов, оставшихся из семи, купленных ранним утром, тщетно прятались по углам. Их ужас немного согревал трясущегося в лихорадке Темного, но принести ему истинное удовлетворение не смогла бы смерь и пяти дюжин рабов. Рональду требовались два совершенно определенных человека, чтобы почувствовать себя хорошо. Даже великолепно — но только когда оба сердца окажутся на своем месте, на алтаре Хисса. Но пока оба были вне пределов досягаемости, приходилось довольствоваться жалкой подделкой.

Следующая пара жертв, выдернутая из ненадежного убежища между книжными шкафами, с воем и слезами цепляясь за мебель, брела к Придворному Магу. Он нарочно не стал лишать каторжников сознания и воли, управляя лишь направлением их движения, чтобы насладиться отчаянием и безнадежностью. Уложив одного из них на серый камень, магистр руками второго защелкнул оковы, удерживающие тело жертвы в неподвижности, и снял управляющий контур.

Мужчина закричал и забился, обдирая запястья и лодыжки о черную сталь браслетов.

Отшвырнув пока не нужного второго раба в сторону, Рональд взял в руки ритуальный нож, кривясь и шипя от боли.

Медленно и осторожно он начертил напротив сердца жертвы нужный знак, тщательно пропел заклинание и вскрыл грудину, открывая бьющийся комок. Бережно отложив нож в сторону, маг погрузил обе руки в красное нутро, обхватил живое сердце и замер, еле шевеля губами. Боль уходила, медленно и неохотно, растворяясь в жизненной силе молодого мужчины. Отнимаемая энергия текла, шипела и трещала, преобразуясь в родную стихию огня, сжигая вопящее тело жертвы. Медленно, неторопливо, тщательно, не теряя ни единой крупицы драгоценного бальзама жизни, магистр восстанавливал поврежденные пламенем Хисса руки.

С последним хрипом умирающего существа, больше всего напоминающего обгорелое бревно, Придворный маг вынул руки из развороченной грудной клетки, сжимая дымящийся кусок плоти. Готовый к следующей порции подношений серый алтарь ждал, разгоняя дневной свет четырьмя рваными лепестками Темного пламени. Приняв жертву, огни на миг окрасились алым и фиолетовым, по комнате пронесся порыв ледяного ветра и отозвался жалобным звяканьем колб и ретор на столе.

Завершив уже третий круг, Рональд недовольно разглядывал свои руки. Все ещё покрытые черной запекшейся коркой, они уже не сочились гноем и сукровицей, и каждое шевеление пальцев не отзывалось пронизывающей болью по всему телу. В некоторых местах под отстающей коростой даже проглянула новая розовая кожа. Маг тяжело вздохнул и принялся за четвертого раба — похоже, божество сегодня удовлетворится дважды двойной порцией душ.