Виктор Ночкин - Могила повелителя

Каждый день разведчики приносили сообщения — Лорд Тьмы прошел столько-то лиг, достиг такого-то поля или такой-то деревни, осталось столько… потом столько… наконец добрейший велел выступать навстречу армии Ройнгарда.

Отряды стали сниматься с лагеря и двигаться к полю, выбранному великим магистром. Когда войны переваливали широкий холм, ограждающий равнину с юга, стали видны дымы лагерных костров. Серые клубы — густые из-за сырых дров и у самой земли распадающиеся на неопрятные лохмотья из-за сильного ветра — кружась, вздымались к небесам, источающим мелкий дождь.

Могвид начал расставлять отряды. В центре он развернул солдат Ордена, эти более надежны и не побегут, если дело примет скверный оборот. Позади орденских стрелков в белых плащах выстроились немногочисленные пехотинцы, приведенные общинами близлежащих городков. В центре распоряжался магистр Этлих.

На флангах добрейший отвел позиции кавалерии сеньоров. Этим было велено не двигаться с места без команды, и Могвид понимал, что вперед они точно не сунутся, пока не получат приказа. Иное дело — назад. Кавалерия помещиков вполне может сбежать, бросив союзников на произвол судьбы. На этот случай великий магистр расположил позади боевых порядков резерв — кавалерию Ордена под началом Воттвулька.

Сквозь шорох дождя и чавканье грязи под ногами донеслись звуки боевых труб — навстречу выступали отряды Лорда Тьмы, разворачиваясь в боевой порядок. Уже можно было разглядеть цепь арбалетчиков в коричневом, они выдвинулись вперед, намереваясь вступить в перестрелку с солдатами Ордена.

Могвид махнул рукой:

— Трубите начало. Арбалетчики — медленно вперед! Кавалерии сеньоров — пройти на сотню шагов вправо и влево.

Великое сражение началось.

Барка с невольниками медленно шла на юг. Бодель неторопливо катил мутные воды навстречу, и тихоходное суденышко едва двигалось против течения. Небо хмурилось, то и дело срывался дождь, и мокрый парус обвисал тяжелыми складками. При каждом новом порыве ветра парусина хлопала, обрушивая на палубу ворохи мельчайших грязных капель, мачта трещала, ее дрожь отдавалась скрипом по всему корпусу нескладной посудины.

Шкипер сказал, что два дня они будут идти под парусом — пока невольники передохнут после пешего перехода. Потом мужчин посадят на весла, и корабль пойдет живее. Пегий несколько успокоился — опасное предприятие, похоже, сладилось успешно. Они плывут домой, на юг. Об убитом добром брате Пегий старался не вспоминать, уверял себя, что план старика сработал и здесь — никто не станет подозревать путешественников, которые за день до убийства покинули город. На второй день Пегому стало скучно. Он ничего не имел против безделья, но на грязной посудине заняться было нечем. В каюте сидел Ойрик, находиться рядом со стариком тоже не хотелось…

Пегий попытался сблизиться с людьми Ройнгарда, даже попросил обучить их странной игре с фишками и дощечкой. Солдаты не проявили ни вражды, ни дружелюбия, в игру не приняли, но и не гнали.

Пегий не обольщался на собственный счет — кому он, такой, нужен? Грязный, угрюмый, с испитым лицом… Бывший разбойник понимал, что выглядит не славным парнем. От таких подозрительных типов всякий старается держаться подальше. Пегий стал задумываться о том, как жить дальше. Прежде его раздумья касались разве что куска хлеба да кружки пива на день грядущий, а теперь он повидал мир и познакомился с жизнью других городов… оказывается, горизонт не ограничивается подворотней в соседнем квартале да кабаком через дорогу… Круг достаточно велик и разнообразен, чтобы в нем можно было устроиться совсем иначе!

К третьему дню небо посветлело, дождь прекратился. Матросы достали из трюма банки, съемные уключины и длинные весла. Пегий оживился — хоть какое-то разнообразие. Он прохаживался по палубе, разглядывал, как матросы прилаживают нехитрые приспособления.

Потом невольников усадили за весла, и матросы принялись обучать их гребле. Сперва дело совсем не ладилось, и Пегий собрался поколотить парочку самых неловких рабов. Моряки не дали — вступились за товар. А старый матрос заявил Пегому:

— Нечего их попусту лупить. Обычное дело — сперва не выходит, а потом пообвыкнут. Сам, вон, возьми да попробуй.

Пегому и впрямь захотелось попытаться поворочать тяжелым веслом — даже сам себе удивился. Сел на лавку рядом с невольником, тот испуганно сдвинулся к краю, загремели цепи. Но Пегий поплевал на ладони и взялся вместе с кандальным. И, странное дело, получилось! Даже удовлетворение некое ощутил. Странно, Пегий никогда в жизни не работал. А тут с тоски взялся — и ведь славное такое чувство появилось…

На стоянках, когда подходили к причалам в небольших городках по Боделю, Ойрик выспрашивал новости. Сплетен всегда было с избытком, но наверняка ничего не удавалось разузнать. Схватился ли Орден с Железной Рукой, дошло ли до сражения? По суше новости должны бы расходиться быстрей, чем против течения великой реки, однако в этот раз молва ничего не принесла. Вроде бы, несмотря на осень, начиналась война, обе стороны были готовы сражаться.

Ойрик озабоченно торопил шкипера — скорей бы продать товар и возвратиться на север! Если будет война, то и товар дешевый непременно объявится, только успевай хватать!

А погода улучшалась с каждым днем — даже против течения барка шла быстрее, чем распространяется по Кругу ледяное дыхание Анелы Ведьмы Севера.

Через две недели корабль пристал в раамперльском порту. Здесь, разумеется, знали о войне на севере. О падении Айхерна судачили повсюду, и в каждом трактире великие стратеги размазывали по исцарапанным столешницам капли пролитого пива грязными пальцами, вычерчивая планы сражений — однако состоялась ли новая битва, здесь не знали. Ойрик бросился поспешно распродавать товар, за ценой не гнался, спешил сбыть быстрей. Красильщик с Плесенью шлялись по городу, высматривали и выслушивали, так что с товаром оставаться пришлось Пегому. Надсмотрщик сам себя не узнавал — ни разу не ударил невольника, даже не слишком бранился. Что-то в нем сломала поездка на север, что-то вывернула в душе… Свежее дыхание Боделя, что ли, виной… Когда плывешь по великой реке, мир становится другим.

Когда орденские братья заперли ставни, в помещении сделалось темно, и Элина окончательно упала духом. Ламп в представительстве не хватало, комната погрузилась в зловещий полумрак, по угрюмым лицам солдат бегали красные отсветы огня, который развели в камине. Плащи добрых братьев больше не казались белыми, теперь ткань приобрела багровый оттенок. Ставни заперли для того, чтобы на улицу доносилось как можно меньше звуков — предполагалось, что арестованные станут громко орать во время допроса, и было бы нежелательно тревожить шумом сонный городок…