Дмитрий Петров - Силь

— Ну надо же, кого я вижу! — раздался знакомый издевательский голос. Дон поднял глаза на старосту, благополучно для себя пересидевшего заварушку на трибуне под охраной орков, и даже не подумав вмешаться.

— Дон в компании бандита, Дон под руку с уголовником! — продолжил издеваться староста. — Вот такие вы, эльфийские прихвостни!

Стоящий рядом здоровяк дёрнулся, как от пощёчины.

Он же прекрасно знает, мерзавец, что я ему не отвечу. Во рту полно крови, я и дышу-то с трудом — а говорить не могу вообще. Но смолчать в ответ на такое — это вообще немыслимо! Нужно ответить, нужно!

С трудом заставляя горло выговаривать слова, Дон прохрипел:

— Даже бандит — лучше таких, как ты!

Да, бандиты лучше… Или, вернее, вы — ещё хуже! Бандиты всего лишь грабят и убивают… отдельных людей — вы же ради оркского золота готовы бросить всю страну на разграбление и растерзание оркам! Угробить, уничтожить всю страну и всех жителей, вытравив из их душ предварительно всё светлое — во исполнение воли ваших оркских кукловодов. О, если бы я мог всё это высказать тебе в лицо!

Дон поднял голову и, сжав зубы, гордо выпрямился. Пошатнулся. Но устоял. Улыбкой ответил на непонимающий взгляд здоровяка. И направил арбалет на старосту — целясь тому прямо в лоб. Не переставая при этом улыбаться — странной улыбкой, с прикушенной губой, чтобы не застонать от боли.

Староста сначала застыл, не сразу осознав, что ему угрожает. Потом его глаза расширились от ужаса, и он заметался, как испуганный заяц, в панике отступил назад, дёрнулся вправо-влево, и понял, что никуда ему не деться. Тогда, отчаявшись, он с мольбой протянул руки к Дону:

— Дон, ты меня не так понял! Я очень хорошо отношусь к эльфам! Я — за развитие добрососедских отношений с нашими северными соседями… — залебезил он, заламывая руки.

Какой же ты всё-таки трусливый мерзавец, - подумал Дон с бесконечным отвращением. — Только что оскорблял эльфов, а теперь "хорошо отношусь". Неужели ты всех считаешь такими же идиотами, как ты сам?

— Мой отец тоже всегда очень любил эльфов! — выкрикнул староста, видя, что арбалет и не думает опускаться.

Да, если бы я мог говорить — многое бы рассказал про папашку твоего героического. Наслышан, знаете ли. Но вот в чём он точно не был замечен, как впрочем, и ты — так это в любви не то что к эльфам, а к кому-либо, кроме самого себя.

— А с орками мой отец воевал! — продолжил староста свои излияния.

Знаю я, как он воевал — в первом же бою перебежал на их сторону, а потом в лагерях для пленных работал надсмотрщиком. А когда эльфы освободили пленных, удачно прикинулся одним из них. Предатель, как и ты. Яблочко от яблони…

— Меня заставили! — пал на колени староста, с ужасом наблюдая за нацеленной в него арбалетной стрелой. — Я долго отказывался!

Ага, долго… торговался.

— Заткнись, предатель! — прохрипел Дон, и староста послушно умолк.

Орки опять предприняли попытку приблизиться к Дону со здоровяком, и пришлось опять пугать их арбалетом, от которого они вновь шарахнулись, как мышь от кошки.

Они боятся арбалета, - напряжённо размышлял Дон. - Значит, в принципе возможно, отпугивая их, уйти с площади, а там и из города… Но тогда придётся оставить этого мерзавца в живых, — Дон поглядел на старосту, который заметно приободрился, видя, что арбалет больше на него не нацелен. — С другой стороны, велик шанс в этого старосту вообще не попасть — я из арбалета никогда не стрелял, и из-за тумана в глазах я вижу этого старосту — лишь как нерезкое белое пятно. Может быть, уйти, сохранить жизнь себе и ему — этому здоровяку? Ведь мой выстрел в старосту станет смертельным приговором для нас обоих, тогда как, уходя с площади, есть шанс спастись… Да, это хорошая мысль! Мы уйдём, выберемся из города, залечим раны — а потом я вернусь вместе с друзьями, с войском — Эльвинг не откажет! Тогда и покончу со старостой, с орками и их приспешниками…

Дон оглядел устеленную трупами площадь и покачал головой:

Нет, нельзя! Сейчас у орков остался лишь один сторонник из людей — староста! Ишь ты, он уже встал с колен, и слёзы вытер, смотрит гоголем — уверен, что я не выстрелю! А если оставить в его руках город — скольких людей староста, тоже человек, сумеет склонить на сторону орков, на сторону Врага? И скольких потом обратит ко злу каждый из новообращённых? Это будет подобно эпидемии — количество оркских прислужников будет так быстро множиться, что не помогут никакие меры… Или помогут, но придётся залить страну кровью. Пока болен лишь один человек, болезнью под названием «предательство». Я не должен дать ему возможность заразить других!

А как же Миралисса? - возникла ещё одна мысль, заставившая мучительно заныть сердце. — Ты подумал, что будет с ней, если ты погибнешь? Она ведь этого не переживёт, она ведь тебя любит — по-настоящему! Ты готов убить любимого человека? Убивая старосту, ты убиваешь и её…

Староста осмелел настолько, что решился продолжить свои уговоры, видя мучительную борьбу в душе Дона:

— Дон, мальчик мой, да ты ещё молокосос! Ты не понимаешь, что в жизни главное — хорошо устроиться! Получать хорошие деньги! Тогда у тебя будет всё, чего душа пожелает, все красавицы тебя будут любить! За этим — будущее, а красивые, но бесполезные слова — останутся в прошлом!

Арбалет вновь уставился на старосту, и тот резко, на полуслове испуганно осёкся.

— Душа пожелает… — горько прошептал одними губами Дон. — Не душа, а душонка, жалкая, мелочная душонка… То, что тебе дадут в обмен на деньги — это что угодно, но не любовь! Но ты прав в одном — я тебя не понимаю. Ибо — не хочу этого понимать. Что же касается Миралиссы… Я осознал только сейчас — Миралисса меня любит, а значит — поймёт!

Непослушный палец с трудом подобрался к спусковой скобе.

— Может, когда-то, в будущем, такие, как ты, и восторжествуют, — негромко проговорил Дон, глядя сквозь застилающий глаза туман на расплывающуюся белую фигуру. — Но я постараюсь, чтобы это будущее… мерзкое будущее — наступило как можно позже.

Указательный палец нажал на спусковую скобу арбалета.

И наступила темнота.

Миралисса со сдавленным стоном осела на землю.

— Не могу… Не могу больше… Я исчерпалась, отдала всё, что у меня было… — шептала Миралисса, невидяще шаря руками вокруг в поисках опоры.

Тёплые руки Грахеля подхватили её в последний момент, не дав упасть и расшибиться, и Миралисса ощутила, что гном настойчиво впихивает нечто в её ладонь. Она сжала это в ладони, и по руке заструилось приятное тепло, позволяя восстановить запас той Силы, которую Миралисса выбрала до остатка, до донышка, использовав все резервы, даже те, что позволяют видеть, слышать, ходить… Струящееся тепло пронеслось по каналам, возвращая в тело жизненную силу. Когда глаза вновь обрели способность видеть — эльфийка разжала кулак и с непритворным удивлением принялась разглядывать камень, лежащий у неё на ладони и сияющий звёздным светом, одаривая тело теплом, из которого состоит жизнь.