Ирина Лакина - Арабские сны

— Навид-ага, потушите все свечи, кроме тех, что стоят на моем столе. Я хочу еще немного поработать перед сном.

Я вплотную подошла к балконному ограждению и прислушалась.

— Слушаюсь, мой повелитель, — ответил незнакомый мне голос, — позвольте расстелить вам постель. Валиде приказала порадовать вас сегодня в честь беременности Рамаль Хатун.

Я напряглась, слушая этот прелюбопытнейший разговор. Интересно, как он отреагирует на маменькин «подарочек»?

— О чем ты, Навид-ага? Чем порадовать?

— Госпожа дарит вам ночь любви с прекрасной одалиской. Она словно солнце — яркая, горячая, прекрасная! — заголосил слуга, а я сжала челюсти от злости. Кругом одни прихвостни и лизоблюды.

— Я устал и не хочу никого видеть! — гневно ответил Джахан, а я подпрыгнула на месте от звука его голоса — такой он был мощный и властный, что я почувствовала слабость в коленях и нарастающую волну желания.

— Но, мой падишах, — робко начал слуга, — девушку уже ведут в ваши покои!

В воздухе повисла пауза. Я с трепетом вслушивалась в эту тишину, ожидая решения любимого.

— Пошли все вон! — рявкнул он, и я услышала легкий топот шагов и звук закрывающихся дверей.

Шестое чувство подсказало мне, что пора. Ждать больше нельзя. И я повторила свой недавний трюк — подставила к балюстраде стол и перелезла через балкон.

Сердце колотилось, как у олимпийского чемпиона, который только что установил новый рекорд скорости.

Несмотря на жаркий день, каменный пол террасы уже успел остыть, и я переминалась с ноги на ногу, не давая своим ступням замерзнуть и собираясь с духом.

Наконец я глубоко выдохнула и решительно раздвинула руками шторы, скрывающие вход в его спальню.

Джахан сидел за столом в легкой льняной рубахе и шелковых черных штанах и что-то писал при свете свечи. Он был серьезен и сосредоточен, на его лбу пролегло несколько глубоких морщин, как будто он обдумывал каждое слово, которое доверяет бумаге.

— Мой повелитель, — я тихо вошла и встала рядом с выходом на террасу на случай, если придется прятаться от его гнева. Он поднял на меня глаза и удивленно приподнял брови.

— Рамаль? — В его взгляде скользило неподдельное удивление.

— Я соскучилась и замерзла без тебя, — я развязала шнурки, удерживающие на моих плечах накидку, и она скользнула вниз.

Мужчина жадно сглотнул, рассматривая мое обнаженное тело сквозь едва заметную паутинку пеньюара.

— Валиде и лекарши не разрешают мне приходить к тебе, — я сделала несколько плавных шагов к нему, с трудом контролируя свой голос и стараясь преодолеть страх, который сковал все мои внутренности, — но без тебя мое солнце больше не восходит по утрам, моя луна не освещает мне путь ночью, мои соловьи стихли, а цветы в моем саду завяли.

— Рамаль… — прохрипел он и встал из-за стола. Мой взгляд скользнул с его лица вниз, к паху, где легкая ткань штанов едва сдерживала напор его члена.

— Джахан, люби меня, — я подошла к нему вплотную и прижалась, уложив голову ему на плечо.

В этот момент в дверь постучали. Падишах подхватил меня на руки и отнес на постель, задвинув шторки балдахина, чтобы скрыть мою наготу от посторонних глаз, и только после этого ответил:

— Войдите!

Двери распахнулись, и я услышала чьи-то мягкие кошачьи шаги.

— Повелитель, к вам наложница, — заговорил женский голос.

«Бахар-калфа», — подумала я. Больше некому. Эта новая надсмотрщица была отобрана лично валиде.

— Пусть уходит, — спокойно ответил Джахан, — и передайте валиде вот это. — Я просунула нос в щель между шторками и увидела, что падишах передает калфе письмо. Жуткое любопытство прожгло мой разум в этот момент.

— Но, повелитель, — начала было протестовать калфа, однако Джахан властно поднял вверх руку, заставив ее замолчать.

— Еще одно слово, и ты вместе с валиде будешь заперта в четырех стенах за непослушание!

Я замерла, не веря своим ушам. Он что, настолько разозлился, что приказал запереть свою мать в ее покоях?

Бахар-калфа поклонилась и в таком сгорбленном состоянии попятилась к выходу. Через минуту двери за ней закрылись, и я услышала гул удаляющихся шагов в коридоре.

Джахан плавно раздвинул шторки балдахина и стянул с меня шелковое одеяло. Я жутко хотела его, но еще сильнее я хотела узнать, что он написал своей матери. Поэтому я поспешила выведать все, что только можно, пока он не набросился на меня с поцелуями и объятиями.

— Ты решил за что-то наказать валиде? — спросила я, робко моргая ресницами и изображая святую простоту.

— Это не должно тебя интересовать, — ласково, но вместе с тем довольно твердо ответил он. Его горячая ладонь легла мне на колено, и он начал плавно продвигаться к бедру, поднимая вверх невесомую ткань пеньюара.

— Прости мне мое любопытство, но я невольно стала свидетелем твоих слов о заточении валиде, это правда? — я закончила фразу с закрытыми от удовольствия глазами и почти шепотом, не в силах противиться его ласкам.

— Да, — сипло ответил он, прикоснувшись влажными губами к внутренней поверхности моего бедра, — она вмешивается туда, куда ей не положено, поэтому проведет в своих покоях неделю.

— Просто она несчастлива, — на выдохе сказала я, запустив пальцы в его мягкие волосы.

— Что?! — воскликнул он, резко отстранившись от меня и усевшись на углу кровати с округленными от удивления глазами. — У нее есть все, о чем только можно мечтать, — власть, деньги, положение, слуги и огромные покои, украшения и драгоценности, мягкая постель и вкусная еда. Чего же ей, по-твоему, не хватает для полного счастья?

Я привстала и с улыбкой посмотрела в его широко распахнутые синие глаза.

— Любви, Джахан! Твоей матери не хватает любви. Она молодая, красивая и умная женщина, которая слишком рано стала вдовой. Она засыхает без любви, как розы в твоем саду без дождя. Она ничем не может заполнить ту пустоту, которая образовалась в ее сердце с уходом твоего отца, и поэтому занимает себя ненужными, а порой и совершенно лишними заботами.

Я пустила в его сердце острую стрелу. Оставалось верить, что она попала точно в цель. Джахан выслушал меня, не перебивая. Лишь его лицо, на котором медленно, точно негатив фотопленки, проявлялось искреннее изумление, говорило со мной.

— Я и мысли такой не допускал, Рамаль… — наконец заговорил он, ссутулившись, точно провинившийся школьник, — а ведь тебе, как женщине, действительно открыты все тайны ее души. И наверное, ты права. Валиде так молода и так красива, а я так эгоистичен…

Внутри я торжествовала. Сработало! Осталось лишь несколько финальных штрихов.