Алекс Змаев - Туман над тропами

Отвлекаюсь от мыслей. Вот и мостик. Вблизи он кажется еще более несерьезным: натянутые туго веревки нижними концами обмотаны вокруг острых камней, и над россыпью таких же ко входу вверх довольно круто идет "лестница" из перевязанных ветвей. Чтобы каждый день, да не по разу, бегать по такому трапу, нужно по меньшей мере не бояться высоты. А ведь зачастую еще и руки заняты. Впрочем, ко всему можно привыкнуть. Сейчас и начнем.

— Вой, иди вперед. Я поддержу, если что.

— Ага. Я зал-лезу. Уже лезу… И дверь открою.

— Давай.

Вот еще проблема на мою голову. Не мог он разве уединяться иногда с чьей-нибудь женой? Не так уж строго в племенах с верностью. А шаману вообще никто бы не отказал. Не воспользовался, чтобы примера не подавать? Может быть… Уф, вот и дверь.

— Заходи. Тебе, жене, в мою хижину входить можно. Рыжий Волк не против.

— Попробовал бы он быть против… Я и как шаманка могу войти, — ворчу я, спотыкаясь о торчащие палки на лесенке.

Вваливаемся в хижину. Пол из толстых прутьев пружинит и чуть покачивается под ногами, но гора-аздо меньше, чем трап перед входом. Ух ты! Давно я не видела никаких полов, кроме земляных. Еще с прошлой жизни. А здесь гнездо, натуральное гнездо, с высокой шатровой крышей из ветвей и листьев. Стена хижины справа от входа каменная, одна из скал, образующих расщелину, ничем не прикрыта, и в неглубокой нише устроен полу-очаг-полу-"камин". Не думаю, что такие хижины где-то принято строить, скорее, это личное изобретение хозяина, и оно вызывает мое восхищение.

Оглядываюсь на Воя. Нет, я не ошиблась с выбором мужа, вот только его состояние категорически нельзя назвать нормальным. Вой стоит, опираясь рукой на столб, поддерживающий гамак, у стены и, хмурясь, медленно переводит взгляд с одного предмета на другой.

— Ага. Вон он где… достать… и повесить.

— Ты о чем?

— Второй гамак, вот он… лежит.

— Залезай в свой, тот сама повешу.

— Да. Только сперва положить надо… — он выпрямляется во весь свой немалый рост и осторожно складывает на широкие плетеные же "полати" под крышей волчий череп и ритуальный нож, отодвигая в сторону какие-то шкуры и тыквенные фляги. — Слушай меня, женщина. К тому, что лежит здесь — не прикасайся!

— Ладно. Я туда и не дотянусь — ростом не вышла.

— И хорошо, и не пытайся — запрещаю. А я сейчас немного отдохну. Совсем чуть-чуть… — Вой, покачиваясь, делает несколько шагов, хватается за гамак и заваливается внутрь. Очень предусмотрительно повешен, невысоко.

Пристраиваю второй гамак рядом. Как повесить? В паре шагов или совсем впритык? Ведь это тот же вопрос, и на него надо ответить прямо сейчас. Либо оставить его спокойно отоспаться, либо немедленно приучать к себе. Ну и? Можно подумать, я вправду выбираю… На самом деле давно выбрала, остальное так — отговорки. Вешаю гамак вплотную.

— Вой, а ты умел забирать силу?

— Умел. Я же шаман…

В местных верованиях считается, что силу можно пить, как воду ртом. А женщины могут вдвое больше, по потребности, еще и "нижним ртом". Отдает же силу человек через "то, что дарит": мужчина — через член, женщина — через груди. Потому при обычном сексе мужчина всегда отдает, а женщина — забирает. Но можно и вернуть. Надеюсь, у Волков такие же верования; сколько в них правды — неважно, вера сама по себе чудеса творит.

— Ну раз шаман, тогда забирай.

Влезаю поперек гамаков так, чтобы груди оказались поближе к его лицу.

— Ты что делаешь?

— Моя сила, что хочу, то и делаю, — я сгибаю руки в локтях и опускаюсь над ним, — ну! Бери!

Вой не заставляет просить себя трижды, вытягивает губы и присасывается к груди, даже прикусывает (внизу живота сладко замирает), прижимает меня к себе одной рукой, а другой с силой проводит вдоль живота и легко разводит мои ноги. Я не против…

Наслаждение пришло острое и неожиданное, как боль, распустилось внутри огненным цветком, и отхлынуло, так же внезапно. Вой лежит, расслабившись, а глаза блестят — понравилось, видать.

— Что теперь? — смотрю на него, улыбаюсь. В хижине темно, наступил вечер.

— Теперь… хорошо. Еще бы поспать. — Он зевает и тоже улыбается.

— Спи, — скатываюсь с него, спрыгиваю с "двуспального гамака".

— А ты?

— Гляну, где тут удобные кустики, пока совсем не стемнело, и приду.

Выскальзываю из хижины в вечернюю прохладу. Не знаю, что такое он "взял", но сна ни в одном глазу. Спускаюсь по трапу. И это здесь я какой-то час назад еле ползла? Похоже, при свадебном обряде соединение наше было не "излишним", а наоборот — "незавершенным". А теперь все завершилось, к обоюдному удовольствию.

Иду в поселок, к общему костру. Молодые охотники слышны далеко и взбудоражены, разговор идет на повышенных тонах. Говор у них очень музыкальный. Даже ругань звучит напевно. Интересно, принято ли у Волков петь? В нашем племени до сих пор не было таких обычаев…

— Нет, отец. Я этого так не оставлю! Вы для Волчьего Воя жену нашли, а мы?! Где моя Агутя?! Где жена для него… или вот для него? Мы требуем…

Я вхожу в освещенный круг, взволнованная речь молодого охотника обрывается. Все смотрят на меня. Затягивающуюся паузу прерывает вождь:

— И чего же ты требуешь?

— Ее! Она добыта в набеге. Я требую пустить ее по кругу, и только потом… может быть, отдать кому-нибудь в жены.

— Или еще раз пустить, а потом еще… — кому принадлежит этот голос за дымом костра, я не могу рассмотреть. Да и неважно. Волчата нашли овечку. Присаживаюсь на бревно в луже света, обвожу собравшихся внимательным взглядом, заглядывая каждому в глаза. Гомон смолкает.

— А знают ли молодые волчата, что значат слова Жертвенный Жених?

Недоуменное молчание у костра. Отвечает вождь:

— Не знают. Не приходилось им слыхать о таком.

— Расскажи им, волк. Чтобы не говорили таких… глупостей.

— Расскажу. — Молчание. Треск сгорающих сучьев. — Если в набеге побежденное племя хотят уничтожить совсем, надо найти и перебить всех мужчин. Это сложно. Многие могут быть далеко, на охоте. А еще того же достигают, если лишить племя шамана. Убивший открывающего пути духов обречен — он никогда не попадет в мир предков. Это — Жертвенный Убийца. Кому им быть — кидают жребий. Как только он совершит свое дело, соплеменники сразу убивают его, поскольку он проклят, и может навлечь беду на все племя. Жертвенного Убийцу выбирают редко, когда уж совсем не выходит по-другому. Если же у побежденного племени шаманка, "говорящая с духами", есть еще один выход — сделать ей ребенка. Тогда выбирают Жертвенного Жениха. Он сохраняет вход в мир предков, и его обычно не убивают. Считается, что проклятие шаманки при насилии слабее предсмертного и для племени не опасно. Но сам Жертвенный Жених обычно живет совсем недолго…