Анджей Сапковский - Сборник "Последнее желание"
— Угу, — сказала принцесса, не поднимая глаз.
— Таким образом, — вздохнула Калантэ, устало глядя на Геральта, — все хорошо кончается. Ведь верно, ведьмак? Заклятие снято, надвигаются две свадьбы, ремонт тронной залы займет примерно месяц, четверо убитых, бесчисленное множество раненых, Раинфарн из Аттре еле дышит. Радуйся! Знаешь ли, ведьмак, был момент, когда я собиралась приказать тебе…
— Знаю.
— А теперь я должна воздать тебе… должное. Господи, какая тавтология, или как там ее… Я требовала результата, и вот он — результат. Цинтра заключает союз со Скеллиге. Моя дочь удачно выходит замуж. Мне только что подумалось, что все и без того окончилось бы успешно в соответствии с Предназначением, даже если б я не пригласила тебя на пир и не посадила рядом с собой. Но я ошибалась. Предназначение мог свести на нет кинжал Раинфарна. А Раинфарна сдержал меч в руке ведьмака. Ты честно отработал свое. Остался лишь вопрос цены. Говори, чего ты желаешь?
— Минуточку, — сказал Дани, ощупывая перебинтованный бок. — Вопрос цены, говоришь? Должник — я, и мне следует…
— Не прерывай меня, зять, — прищурилась Калантэ. — Твоя теща не терпит, когда ее прерывают. Запомни! И знай, никакой ты не должник. Так уж получилось, что ты был чем-то вроде предмета сделки, которую заключили мы с Геральтом из Ривии. Я сказала, мы квиты, и не вижу смысла бесконечно просить у тебя прощения. Но договор наш по-прежнему в силе. Ну, Геральт, твоя цена?
— Хорошо, — сказал ведьмак. — Прошу дать мне твой зеленый шарф, Калантэ. Пусть он всегда напоминает мне о цвете глаз прекраснейшей из всех известных мне королев.
Калантэ рассмеялась, сняла с шеи ожерелье с изумрудами.
— Эта безделушка, — сказала она, — выполнена из камней соответствующего оттенка. Сохрани ее вместе с приятными воспоминаниями.
— Можно и мне кое-что сказать? — скромно произнес Дани.
— Разумеется, зятек, прошу, прошу.
— Я продолжаю утверждать, что я — твой должник, ведьмак. Моей жизни угрожал кинжал Раинфарна. Меня убили бы стражники, если б не ты. И коли заходит речь о какой бы то ни было цене, платить должен я. Ручаюсь, меня на это хватит. Чего ты желаешь, Геральт?
— Дани, — медленно проговорил Геральт, — ведьмак, которому задают такой вопрос, обязан просить, чтобы его повторили.
— Повторяю. Ибо, видишь ли, я — твой должник еще и по другой причине. Когда я узнал там, в зале, кто ты такой, я возненавидел тебя и подумал о тебе очень скверно. Я считал тебя слепым, кровожадным орудием, кем-то таким, кто бездумно и беспощадно убивает, отирает кровь с клинка и пересчитывает деньги. Но я убедился, что профессия ведьмака действительно достойна уважения. Ты защищаешь нас не только от Зла, притаившегося во тьме, но и от того, которое сидит в нас самих. Жаль, что вас так мало.
Калантэ улыбнулась. Впервые за эту ночь Геральт готов был признать, что улыбка получилась естественной.
— Хорошо сказал мой зять. К этому я должна добавить два слова. Ровно два. Прости, Геральт.
— А я, — серьезно сказал Дани, — повторяю: чего ты желаешь?
— Дани, — так же серьезно сказал Геральт, — Калантэ, Паветта. И ты, благородный рыцарь Турсеах, будущий король Цинтры. Чтобы стать ведьмаком, надобно родиться под сенью Предназначения, а очень мало таких, кто так рождается. Поэтому-то нас так мало. Мы стареем, погибаем и не можем никому передать свои знания, свои способности. Нам недостает наследников. А этот мир полон Зла, которое только и ждет момента, когда нас не станет.
— Геральт, — шепнула королева.
— Да, королева, ты не ошиблась. Дани! Ты дашь мне то, что уже имеешь, но о чем не знаешь. Я вернусь в Цинтру через шесть лет, чтобы проверить, было ли Предназначение ко мне благосклонно.
— Паветта, — раскрыл глаза Дани. — Неужели ты…
— Паветта! — воскликнула Калантэ. — Ты… Неужели…
Принцесса потупилась и покраснела. А потом ответила.
Глас рассудка V
— Геральт! Эй! Ты здесь?
Геральт оторвался от пожелтевших шероховатых страниц «Истории мира» Родерика де Новембра — интересного, хоть и несколько спорного произведения, которое изучал со вчерашнего дня.
— Я здесь. В чем дело, Нэннеке? Я тебе нужен?
— К тебе гость.
— Опять? Кто на сей раз? Дюк Эревард собственной персоной?
— Нет. На сей раз Лютик, твой дружок, шалопай, трутень и бездельник, жрец искусства, блистающая звезда баллады и любовных виршей. Как обычно, осиянный славой, надутый, словно свиной пузырь, и пропахший пивом. Хочешь его видеть?
— Конечно. Это ж мой друг.
Нэннеке, вздохнув, пожала плечами.
— Не понимаю такой дружбы. Он — полная тебе противоположность.
— Противоположности сходятся.
— Ясно. Вот, изволь, шествует, — указала она движением головы. — Твой великий поэт.
— Он действительно великий поэт, Нэннеке. Думаю, не станешь утверждать, будто не слышала его баллад.
— Слышала, — поморщилась жрица. — А как же. Ну что ж, я в этом не разбираюсь, возможно, умение ничтоже сумняшеся перескакивать с волнующей лирики на непристойное свинство как раз и есть талант. Ну ладно. Прости, я вынуждена уйти. Мне не хочется слушать ни его виршей, ни вульгарных шуточек. Я сегодня не в настроении.
Из коридора донесся заливистый смех, треньканье лютни, и на пороге библиотеки возник Лютик в лиловой курточке из толстого сукна с кружевными манжетами, в шапочке набекрень. Увидев Нэннеке, трубадур преувеличенно почтительно поклонился, метя по полу приколотым к шапочке пером цапли.
— Мое глубочайшее почтение, э, почтеннейшая матерь, — дурашливо запищал он. — Хвала Великой Мелитэле и жрицам ее, сосудам добродетели и мудрости…
— Перестань паясничать, Лютик, — фыркнула Нэннеке. — И не именуй меня матерью. При одной мысли, что ты мог бы быть моим сыном, меня охватывает ужас.
Она повернулась и вышла, шурша длинным платьем. Лютик, строя обезьяньи рожицы, изобразил поклон.
— Ну ничуть не изменилась, — сказал он добродушно. — По-прежнему не воспринимает шуток. Взъярилась на меня за то, что, приехав, я немного поболтал с привратницей, этой премиленькой блондиночкой с длинными ресницами, девичьей косой аж до складненькой попочки, не ущипнуть которую было бы грешно. Ну я и ущипнул, а Нэннеке, которая в этот момент как раз подошла… Да что там. Здравствуй, Геральт.
— Здравствуй, Лютик. Как узнал, что я здесь?
Поэт выпрямился, подтянул брюки.
— Я был в Вызиме. Услышал об упырице, узнал, что ты был ранен. Догадался, куда ты мог отправиться на излечение. Вижу, ты уже здоров?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});