Надежда Кузьмина - Магиня для эмиссара

Брайт захлопал глазами. Ой, у него покраснели уши! Точно нужна. Следующая пришедшая в голову мысль озадачила: золотоволосая Сания красивее меня, приданое у неё огромное, происхождение самое лучшее. И спорить могу, попроси Холт её руки у старого друга отца, Лен не отказал бы. Так как же вышло, что в женах числюсь я? Или Холт вообще пока не хочет связывать себя всерьёз?

Муж прищурился на помощника:

— Если надумаешь, отец Сании не станет возражать.

Брайт сглотнул. Его уши пылали алыми маками.

Женщину в широком плаще заметила я. Засекла по тревожной, нездорово яркой, просто-таки болезненной ауре. Брюнетка с бледным лицом стояла за чугунной оградой особняка Сириньи, сжав кулаки на прутьях высокой решётки, и с тоской смотрела на подъезжающие кареты.

— Рейн! — дёрнула я мужа за рукав.

— Что?

— Найди повод задержаться на улице. Я кое-кого вижу.

— Мы немного прогуляемся и догоним вас, — улыбнулся Рейн поджидавшей нас на крыльце компании. Девушки переглянулись и тоже заулыбались — похоже, подумали что-то совсем не то. Винарт и Брайт коротко кивнули.

Я продела руку под локоть мужа:

— Видишь черноволосую женщину за решёткой? Похоже, её не пускают. А ей что-то очень сильно здесь нужно.

— Что-то. Или кто-то. Пойдём спросим? — кивнул муж.

Её звали Лизария дэа Альсив. И приехала она, беременная на пятом месяце, из Андарры, разыскивая того, кто обещал жениться, сделал ребёнка и бросил. По-тарисийски Лизария не знала ни слова, кроме «прошу», «да» и «нет». Тараторила быстро, сбивчиво — но муж понимал. Кивал и отвечал в том же темпе. Я разбирала примерно каждое четвёртое слово. Но мне было страшно, безумно жаль эту комкающую в пальцах платочек темноглазую молодую женщину. Каково ей, одной в чужой стране, без денег, без поддержки? Что Лиз, как попросила она себя называть, не лжёт — я видела.

— Нам повезло, — констатировал Холт. — Молодец, что её заметила.

— Что теперь? — поинтересовалась я.

— Как считаешь, надо ей за Сириньи замуж? — поднял бровь муж. И усмехнулся, увидев выражение моего лица. — Значит, поступаем так. Берём сейчас её с собой в дом к Лену. Если Сания не поверит ей, то уж не знаю, кому она поверит… Но мне всё же пришлось обещать помочь Лиз встретиться с Сириньи. Эта тоже не верит, что тот бросил её добровольно.

На танцы мы так и не попали. И, если честно, мне было жаль.

На следующий день мы — целой компанией — собрались нанести визит прекрасному маэстро. Распорядок дня Рейн узнал заранее, так что мы подгадали час, когда хозяин почти наверняка был дома. Глаза у Сании были красными от слёз — она сама поговорила с Лиз, но, кажется, так и не смогла поверить в вероломство того, кого любила. Лиз показала ей свиток — обязательство жениться, в Андарре такие документы были в ходу, — но и это не убедило Санию. Я понимала — невозможно поверить в измену, если тебе всего семнадцать и до того ты жила в добром мире любящих людей, которые никогда тебя не обманывали и не предавали.

Я ломала голову. Вот как пройти внутрь чужого особняка такой толпой, да ещё исхитриться сделать так, чтобы Сания смогла сама посмотреть на встречу своего кумира с брошенной невестой? Ясно — на нас с Рейном, Санию и Брайта, который тоже собирался с нами, я могу наложить «отвод глаз». Уж если заклинание в моём исполнении оказалось настолько убойным — грех не воспользоваться. Но что делать с Лиз? Заколдую — и как та станет выяснять отношения, если её в упор не видно? Я-то знала только одну версию заклинания — и оно работало три часа, хоть головой об стену стучи.

В итоге я заколдовала Лиз заранее, за два с половиной часа до выхода.

Рейн наплёл остальным про заговор своей матери, читать который должна обязательно женщина, загнал всех на коврик — и я наложила «отвод глаз» на нашу компанию.

Потом мы все вместе искали Лиз. Та тихо сидела в гостиной — но её никто в упор не замечал. И она не замечала нас, искавших её, пока я, устав, не попыталась усесться к ней на колени.

При погрузке в карету бардак повторился. Закончилось тем, что Рейн крепко взял Лиз за руку и уже не отпускал. На улице нам её точно не найти…

Через четверть часа Брайт настойчиво долбил молотком в дверь Сириньи. Открыл дворецкий. Пожал плечами, никого не увидев. Потом заметил оставленный нами в нескольких шагах от порога большой пакет с охапкой цветов сверху. Рейн угадал — к презентам от поклонниц в доме маэстро привыкли, — слуга понимающе кивнул и небрежно подцепил пальцем розовый веник за огромный бант. Розы тут же рассыпались — о незавязанной ленте мы тоже позаботились заранее.

Пока дворецкий, проклиная бестолковость влюблённых ньер, подбирал с земли длинные колючие стебли, мы проскользнули внутрь.

— И куда дальше? — поинтересовался Брайт.

Сейчас, после солнечного дня на улице, огромная прихожая казалась тёмной и гулкой. Кроме знакомых двойных дверей в танцевальный зал сюда выходили два коридора.

Рейн посмотрел на непривычно серьёзную дочку Лена.

— Сания, с какой стороны обычно появляется ньер Сириньи? Оттуда? Ну, пошли.

Мы топтались у подножья лестницы на второй этаж, пытаясь понять — куда двигаться теперь, когда мимо пробежал лакей с похожей на ведро широкой хрустальной вазой со знакомой охапкой роз. Какие полезные оказались цветочки-то!

На втором этаже слуга повернул направо. Мы двинулись следом. Внезапно идущий впереди муж поднял палец в предостерегающем жесте:

— Слышите? Ну-ка, давайте сюда… — и потянул нас в одну из оконных ниш, за бархатную портьеру.

— Что-о?! — зашипела Сания, сделав круглые глаза.

Я уже поняла, что. Мы почти дошли до комнаты хозяина. И, похоже, Сириньи был там не один.

Неужели история повторяется?

Неужели по-другому никак?

Дальше события замелькали как в калейдоскопе.

Сначала с Лиз упало заклинание — мы стали её видеть.

Потом по коридору — в обратную сторону — дробно просеменил лакей, недовольно бормоча под нос: «Вино холодное им подавай! А где я сейчас холодное возьму?»

Затем издалека раздался смех. Женский.

Глаза Сании стали ещё круглее, а Лиз вырвала руку у Холта и дунула на звуки, размахивая свитком с обязательством жениться, как идущий в атаку кирасир палашом. Мы рванули следом.

Лиз — вот не зря говорят, что брюнетки темпераментны! — пинком распахнула дверь комнаты, явив нам картину целующейся на оттоманке парочки. Она — с распущенными рыжими волосами, в корсете и чулках, и он, в расстёгнутой рубахе, но пока в портках. И на том спасибо. Могло быть хуже.