Выбор – быть человеком! (СИ) - Войлошников Владимир
*с тех пор, как понятие «либералы»
окончательно себя скомпрометировало
и сделалось крайне непопулярным
Белому Ворону вспомнили всё: и «самосуд» над бандитами, и «эксплуатацию детского труда», и «насильственные переселения», и вот теперь — «культ жестокости». История с наркоторговцами и овцами в определённых кругах начала называться Днём Кровавой Резни.
Ещё больше люди со светлыми лицами бесились от того, что официальные государственные структуры реагировали на их выкрики так, как положено — либо никак, либо скупыми нотами в том духе, что «все перечисленные действия совершаются в рамках правового поля государственного образования „Баронство Белый Ворон“, Новая Земля». Продолжала работать совместная наша с государством инвалидная программа. И ребятишек, желающих переселиться из детских домов в Белый Ворон, мы тоже потихоньку продолжали принимать — в Серый Камень, с перспективой расселения по семьям.
Естественно, подобное безобразие следовало немедленно остановить!
Нам, если честно, некогда было следить за этими телодвижениями. Кроме того, эта возмущённая вонь в сети играла нам даже на руку: лишняя реклама — она никогда не лишняя. Иссохший было ручеёк переселенцев потёк с новой силой!
Но жизнь господам правозащитникам, видимо, была не мила, пока народ на наших землях оставался непросвещён и зашорен!
Четыре месяца.
Четыре месяца, за которые на Новой Земле прошло более полутора лет, эти люди искали добровольцев.
И таки нашли!
«ДА КЛОУН КАКОЙ-ТО…»
Новая Земля, замок Серый Камень, 02.01 (мая).0010
Новый год в Белом Вороне стал уже устоявшимся праздником. Не путать со Среднезимьем! Кто забыл, год у нас начинается в день открытия порталов — первый день молодого лета. Первого мая, короче. Все трудящиеся ликуют! А поскольку начинается лето, у нас всё же чаще употребимо слово Новолетие.
Три дня гуляем: песни, пляски, большие карусели, всяческие представления и к тому же — открытие купального сезона, из-за чего праздник временами приобретает оттенок дня Нептуна. Народ старается приехать в сердце баронства хоть на денёк, даже гномы с гор, из-за чего замок и его окрестности неимоверно наводняются людьми, лошадьми, фургонами, всякими палатками с едой и жилыми шатрами.
Видимо, опираясь на эту информацию, эти три товарища, о которых я шла сообщить мужу, выбрали для своего появления именно Новый год. Ну, маленько не угадали, попали во второй день. А, может, так и планировалось.
— Вова, ты только не ржи. У нас там митинг.
Брови господина барона сложились домиком:
— Что?.. А точно не петтинг?
Я начала хихикать:
— Вова, блин! Я серьёзно. Там какой-то дебил с двумя бабами поддержки мужиков баламутит. Как бы они ему баламутку не сломали в трёх местах. Ты барон — иди давай, разбирайся.
— Что, прям вот так вот?
— Ну, пока наши ржут. Но мужик очень старательный, достанет он их. Нафига́ нам членовредительство на празднике? И даже не кряхти, всё равно не поверю. Пошли скорей, а то самое интересное пропустим.
Большая за́мковая площадь была полна до краёв нарядным по случаю праздника народом. С небольшого помоста, приготовленного для какого-то представления, увидели нас и замахали руками, освобождая удобное место для просмотра.
— Что за концерт? — спросил Вова у потеснившихся артистов.
— Да клоун какой-то, — пренебрежительно ответил мужик в кожаных штанах и безрукавке. О! Вспомнила, кто это! Огненное шоу, были у нас зимой. Хорошие номера у них.
— Я бы попросил! — укоризненно высказался стоящий рядом парень в пёстром костюме и ярком рыжем парике.
— Извини, братан, я не в этом смысле.
На большом валуне стоял мужичок лет пятидесяти — огромная редкость, сразу видно: перешёл и незамедлительно рванул к нам, не дожидаясь пока откат по годам наступит. Рядом с камнем топтались две бабы, лет где-то тридцати. Страшненькие, чисто кастинг в либеральную тусовку проходили. На фоне остальных наших женщин они, честно скажем, смотрелись старыми воблами.
Примечательно, что господа не удосужились уточнить, какое у нас время года (или думали, что Новый год — значит зима?), и теперь все трое интенсивно потели. Бабы держали в руках шубы, а мужик — толстое зимнее пальто. Лицо его приобрело занятный малиновый оттенок.
Агитация была в самом разгаре.
—… ваш феодал своим вопиющим самосудом вызывает возмущение всей просвещённой мировой общественности! Кроме того, он угнетает вас, бесстыдно устанавливая право единоличного владения на произведения общественного труда!!! Вот это, — оратор широко повёл рукой со скомканным в ней платком вокруг себя и в очередной раз утёр с лысины пот, — разве он построил⁈
— Ну да! — густой бас нашего кузнеца Никиты легко перекрыл шум толпы.
Оратор сбился с мысли.
— В смысле?
Ему ответил другой голос:
— И детинец, и крепость строил. А мост через брод — почитай что целиком он поставил. Даже камень, на котором ты сейчас стоишь, он принёс, — так, это из стражи парень.
— В смысле — он принёс? — ну вот, повторяется дяденька, что это у нас с ораторской подготовкой, ай-яй-яй… в оправдание замешательства следует сказать, что камень был действительно здоровый, тонны на три. — Это не в человеческих силах!
— Так феодал у нас и не человек, — ну, вот и конюшенные подключились, теперь пойдёт потеха!
— То есть как это — не человек? — оратор, кажется, слегка растерялся.
— Так он демон, милсдарь!.. — народ активно включался в действо. — Младенцев ест!.. Детьми откупаться приходится!.. Совсем житья не стало!..
— Ой, долюшка наша окаянная-а-а-а… — красиво завыли бабы.
— И вы терпите⁈ — потрясённо вопросил толпу борец за права народа.
— А куда нам податься? — кузнец поднапрягся и выдавил такую слезу в голосе, что народ вокруг захрюкал.
— Вот артисты! — мужик из огненного шоу восхищённо помотал головой.
— Вон мельник с Косого хутора… был, — продолжал вдохновенно врать Никита, артистично дрожа голосом. — Знаете Косой хутор?
— Нет… не важно! И что?
— Вот! И никто теперь не знает! Был Косой хутор — и нет его! Сгинул! Всех деток переел феодал наш бессердешный! Подчистую! Всех восьмерых! Мельник хотел было в соседнее баронство убёгнуть… От беспределу, значицца…
— И что случилось⁈
— А всё… нашли его в овраге, одне сапоги осталиси, да кишочки по кустам! По подковкам на сапогах только и признали.
— Ужас какой! — правозащитник искренне передёрнулся. Сочувствует, всё же. Может, и не совсем пропащий.
— А девок-то, девок-то всех перепортил! — подкинул новую тему Петька Савельев. — Цельными списками по деревням разнарядки присылает! На энтой неделе велено всех рыжих собрать, да потощее. Чево и делать не знаем: у нас и рыжих-то нетутить, — толпа с выражением посмотрела на одну из помощниц, крашеную рыжую бабу, аккурат тощую, как доска. Дамочка забегала глазами и постаралась слиться с пейзажем.
— Зажимают нас, и вздохнуть не можно! — трагически откликнулись с другого конца. — А кто хучь полслова вякнет — всё, кирдык. Проснулся — башка в тумбочке!
— Да ты ври, да не завирайся! — возмущённо взвился Петька. — Врёт он, господа хорошие! Нету такого! Просто сразу всей семьёй — на каменоломни, в кандалы. А имущество — конфискуют, значицца. В баронскую казну.
Правозащитник всё больше волновался и выспрашивал подробности. Народ истово врал.
Помощницы борца, однако, почуяли подвох. Вторая (нерыжая) подёргала начальника за пальто, которое он так и не выпустил из рук:
— Евдоким Никанорович! Я думаю, нужно закончить наше выступление. Вы разве не видите — они над вами издеваются.
— Но ведь люди…
— Мы в курсе, что это одно из самых спокойных поселений на Новой Земле и никто никого не ест…
— Ксения Петровна! Я с вами категорически не согласен! Перед нами живые люди, и они свидетельствуют о жесточайших репрессиях…
