Далекие странники (ЛП) - Сяо Тяньтянь "Прист"

∾ Красный Мальчик — персонаж из «Путешествия на Запад», Белая Дева — из «Легенды о Белой Змее». Прекрасная визуализация «Легенды о Белой Змее» в технике резьбы по дереву города Дунъян: https://tanjand.livejournal.com/1539803.html.

∾ «Те, кто из чужого рода, другим умом чреваты» — цитата из «Цзо-чжуань» («左傳»), памятника исторической прозы Древнего Китая.

Том 1. Глава 24. Маска призрака

Чжоу Цзышу не интересовался скандалом в поместье Гао. Так называемые герои могли драться как собаки, свиньи, драконы, да кто угодно — его это никоим образом не касалось. 

В данный момент Чжоу Цзышу заботил только поиск таверны, в которой он мог наполнить вином опустевший кувшин, а потом подыскать тёмную комнату, забыться мертвецким сном и вытравить из памяти сказку о красных мальчиках, раскалывающих горы и спасающих белых дев. Поэтому Чжоу Цзышу ловко вывернулся из хватки Цао Вэйнина и предложил с порога:

— Как насчёт того, чтобы сначала отвести этого ребёнка к главе Чжао?

— И в самом деле, чуть не забыл! — Цао Вэйнин хлопнул себя ладонью по лбу и оглянулся на Чжан Чэнлина. 

— Ты и так слишком много пережил для своего возраста, — вздохнул он, потрепав мальчика по плечу. — Теперь ситуация ещё больше усложнилась, так что будь осторожен, хорошо?

Добродушное лицо Цао Вэйнина выражало искреннее сожаление, но Чжан Чэнлин не знал этого молодого человека и смотрел на него в полной растерянности. Зато Вэнь Кэсин отреагировал мгновенно:

— Герои до сих пор спорят из-за Кристальной брони? Цао-сюн, только не говори, что семью Чжанов подозревают в… — он взглянул на Чжан Чэнлина и осёкся на полуслове. 

Цао Вэйнин не считал своих новых друзей посторонними, поэтому затараторил, торопясь выложить все новости: 

— Вы выбрали не лучший момент для отлучки. Вчера тут случился жуткий переполох! Как только Фэн Сяофэн заикнулся о Кристальной броне, всё пошло наперекосяк. Глава Гао и настоятель Ци Му насилу успокоили толпу. Но у многих остались подозрения. Первым выступил Юй Цюфэн, глава школы Хуашань. Он сказал, что герой Чжао мог присвоить фрагмент Брони, принадлежавший Чжан Юйсэню. Хуже того — глава Юй предположил, что его сын Юй Тяньцзе случайно узнал, что случилось с тем фрагментом, и за это был убит Чжао Цзином. 

Цао Вэйнин наморщил лоб, припоминая последовательность событий, а затем продолжил рассказ таким монотонным голосом, словно отвечал вызубренный урок:

— Юй Цюфэн выглядел почти обезумевшим от горя. Он так стенал и рыдал, словно ждал общего собрания в Дунтине, чтобы оплакать сына. Эмэй, Кунтун, Цаншань и другие школы, состоящие в добрых отношениях с Хуашань, ожидаемо его поддержали. Они потребовали от Чжао Цзина разъяснения трагических событий, которые недавно случились в его владениях. Некоторые герои призывали к ответу самого Гао Чуна. От него хотели узнать, чем на самом деле является Кристальная броня и почему в цзянху внезапно объявились призраки? Фэн Сяофэн цеплял всех подряд, чем изрядно подлил масла в огонь. В итоге дело быстро дошло до драки.

Вэнь Кэсин и Чжоу Цзышу поражённо смотрели на Цао Вэйнина. Как так получилось, что этот недалёкий парнишка за один день начал складно говорить и увязывать воедино события?

Цао Вэйнин прочистил горло и разъяснил этот парадокс:

— Хорошо, что шишу потом растолковал мне, что к чему! Честно говоря, на вчерашнем собрании я не успел ничего понять — там такой гвалт стоял! 

Теперь стало ясно, почему он рассказывал, будто читал по книге… 

Чжоу Цзышу посмотрел на Чжан Чэнлина:

— Малой, ты знаешь нечто важное? Иначе зачем кому-то поджигать твою комнату и посылать за тобой скорпионов?

Чжан Чэнлин тупо уставился на шифу и отрицательно помотал головой. Чжоу Цзышу закатил глаза. Не в силах дольше лицезреть бестолковое лицо Чжан Чэнлина, он отвернулся от мальчишки и обратился к Цао Вэйнину с просьбой:

— Может ли Цао-сюн обеспокоиться благополучным возвращением ребёнка герою Чжао? Премного благодарен.

Не дожидаясь ответа, Чжоу Цзышу развернулся и направился прочь. Было очевидно, что творящийся вокруг хаос совершенно его не беспокоит. 

Чжан Чэнлин проводил взглядом удаляющуюся худую фигуру и поджал губы, скрывая разочарование. В этот момент кто-то погладил его по голове. Мальчик поднял взгляд и увидел улыбающегося Вэнь Кэсина.

— Старший?

— Как думаешь, почему твой шифу вежлив и спокоен с другими людьми, но с тобой делается нетерпеливым и раздражительным? 

Чжан Чэнлин уныло понурился и пробормотал:

— Наверное, потому что я слишком глупый…

Вэнь Кэсин рассмеялся:

— Нет, ты не настолько глуп, где-то на среднем уровне. Позволь объяснить: он не притворяется вежливым с тобой, так как хочет подружиться, но не может сказать об этом вслух. Видишь ли, твой шифу весьма застенчив.

— Правда? — неверяще захлопал ресницами Чжан Чэнлин.

От улыбки глаза Вэнь Кэсина превратились в изогнутые полумесяцы. Он посмотрел в спину Чжоу Цзышу и немного рассеянно пояснил:

— «Родители даровали ему жизнь, а я лучше всех знаю его душу».[164] Боюсь, кроме меня, в мире нет ни единого человека, способного его понять. Так что можешь мне поверить.

Очевидные внутренние травмы, непревзойдённая маскировка, привычка заметать следы, мастерское кунг-фу и сверхъестественная осведомлённость о делах цзянху — всё указывало на Тяньчуан. Вэнь Кэсин не мог придумать другого объяснения. 

Но тогда каким образом Чжоу Цзышу избежал чудовищного наказания гвоздями «семи отверстий на три осени»? Вэнь Кэсин бесчисленное множество раз задавался этим вопросом, и вдруг его осенило! Неважно, как именно Чжоу Цзышу избежал превращения в пускающего слюни калеку, важно, что он знал такой способ… 

«Небеса! Я увязался за действительно важной птицей», — подумал Вэнь Кэсин.  

Чжан Чэнлин ещё обмозговывал услышанное, когда Цао Вэйнин понял, что не может молчать.

— Знаете, прежде мне казалось, что двое мужчин вместе — это немного странно, — с предельной искренностью произнёс юноша. — Но теперь я убедился, что быть рядом с тем, кто понимает тебя с полуслова, — великое счастье. Не уверен, что даже бессмертные пары совершенствующихся знают друг друга лучше! Мужчина или женщина окажется родственной душой, никакой разницы в том нет. На эту тему есть одно стихотворение… — и он начал декламировать строки, покачивая головой в ритм:

«Спрошу я у мира, что за любовь, что связала

Жизнь и смерть диких птиц обещаньем?..

Озера Персиковых цветов бездонной пучины глубь 

— Не мера для чувства, с… с…».[165]

Цао Вэйнин запнулся. Слова вертелись на языке, но, как он ни старался, вспомнить продолжение не смог. Смутившись, Цао Вэйнин попытался замять конфуз:

— В этом стихотворении господина Ду Фу заключён столь глубокий смысл, что его трудновато сходу понять. Такие строки определённо заслуживают, чтобы их красоту и содержание оценили без спешки.

Оба слушателя уставились на него как на полоумного.[166] Повисшую тишину, грозившую превратиться в обоюдную неловкость, нарушил деликатный ответ Вэнь Кэсина:

— Школа меча Цинфэн воспитывает учеников поистине потрясающих боевых и литературных навыков. Это... поразительно.

Цао Вэйнин был чувствительным молодым человеком. Расценив слова Вэнь Кэсина как похвалу, юный мечник застенчиво улыбнулся и скромно потупил взор:

— О, вы слишком добры! Мой шифу считает, что для воинов улиня чтение бесполезно, поскольку мы не собираемся сдавать Императорские экзамены. Достаточно вызубрить пару-тройку стихотворений, а остальное время посвятить боевым искусствам. Сказать по правде, я посещал библиотеку нашей школы лишь пару раз, и моё знание поэзии весьма поверхностно.

Вэнь Кэсин подумал, что хотя бы одно слово — «поверхностно» — Цао Вэйнин подобрал наилучшим образом.