Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения

Уильям стал рассказывать дальше, о своем друге Вларио, о жизни при храме, о том, как старый служитель учил его грамоте. Наконец он поведал о пожаре и как из огня вытащили обгоревшие трупы отца, друга и старого учителя; как пламя пожрало все, что было ему дорого. Он открыл душу, рассказав, как тогда ему стало плохо, как он снова пошел на озеро и встретил кельпи, как приходил к ней день за днем. Граф молча слушал сбивчивый рассказ, странно поглядывая на этого уже совсем не обычного рыбака. Наконец, когда Уильям, у которого с непривычки уже заплетался язык, вспомнил последний день на озере и то, как он погладил кобылу, Филипп едва не вскочил со стула.

— И она тебе ничего не сделала?..

— Нет, ей же стена мешала, — почесал голову Уилл. Для него это было само собой разумеющимся.

— Уильям, ты знаешь, зачем кельпи нужно, чтобы ее кто-нибудь коснулся?

— Я читал в сказках, что они ждут касания, чтобы возыметь власть над душой и утащить на дно.

— Вблизи рек и озер кельпи могут утаскивать силой кого угодно — касание здесь ни при чем. Но чужой облик они надевают, чтобы заключать некие договоры с людьми, а после — обманывать. Если кто-нибудь сам добровольно коснется их, то кельпи возымеют власть над его мыслями и душой. Они могут питаться рыбой из озера, а могут — человеческой плотью, подлавливая неосторожных, но эта власть над душами для них как сочная морковка для коня, Уильям! И когда ты ее коснулся, то в отношении тебя не стало для нее стены, в ту же секунду эта хитрая демоница, воспользовавшись твоей детской наивностью, должна была тебя распотрошить. Хочешь сказать, что она тебя отпустила?

— Видимо, да, — смутился Уильям. — Ну, Вериатель совсем не плохая…

— Вериатель? — удивился еще больше граф.

Уильям рассказал дальше, как на следующий день кобылица явилась к нему в облике девочки, отгрызла кусок шляпы и пошла за ним. Поведал он и том, как осенью спас тонущую сестру Большого Пуди. Граф все больше поражался, когда узнавал, что кобыла стала приходить каждый день и потом мальчик так к ней привык и прикипел, что как с лучшим другом плескался с ней в речке и, хохоча, танцевал на берегу, взявшись за руки.

Уильям рассказал, как кельпи помогала ему ловить рыбу и освободившееся от рыбалки время он тратил, чтобы читать ей то, что изучал в тот момент. Вериатель с большим удовольствием слушала даже про алхимию, хотя и сам Уильям не до конца понимал, что именно зачитывает вслух из этой непонятной для него книги. Порой он приносил дудочку, на которой играл отвратительно, но Вериатели нравилось. Временами она сама вырывала дудочку у него из рук и остервенело дула в нее, выдавая еще более жуткие трели.

Наконец Уильям добрался в своей истории до того дня, когда сделал сандалии для своей любимой Вериателюшки.

— Ты сделал сандалии для водяного демона? — тихонько рассмеялся граф, не выдержав.

— Она все время скакала по острым камням босоногая, так что я решил, что они ей понравятся, — засмущался Уильям.

— Ну и как, она их оценила?

Филипп весело поглядывал на рыбака, которому в голову приходили столь безумные и забавные идеи. От этой истории у него улучшилось настроение, он коснулся раны на лбу от удара стулом, а затем закинул ногу на ногу. Поза Уилла тоже стала более непринужденной, расслабленной, чем в начале разговора.

В ответ на вопрос графа Уилл густо покраснел, отвел взгляд и замолчал, не в силах продолжать. Но Филипп настаивал:

— Так что же случилось дальше?

Рыбак откашлялся — в горле снова запершило, но уже от стыда. То краснея, то белея, он рассказал, как сел на обратившуюся кобылицу и в мгновение ока та доставила его к Сонному озеру, где едва не утопила, а потом помогла выплыть на берег, стащила с себя платье, а с Уильяма рубаху и штаны, и как они вдвоем лежали в грязи до самой ночи. Поведал Уилл и о том, как время для него сжалось и он не заметил, что прошел целый день. Затем Вериатель донесла его до реки и исчезла, а он, уставший и обессиленный, побрел домой, да так и уснул весь исцарапанный и грязный на лежанке, а в коробе лежала форелька по локоть длиной. Рассказал он, как вся деревня считала его причастным к демонам и ему пришлось всем врать, что он упал в реку, даже людей водить и показывать то место.

Филипп с изумлением смотрел на покрасневшего с головы до пят Уилла.

— Я бы решил, что это все придумки, но слишком уж неправдоподобно даже для сказки.

И граф опять разворошил седые волосы. Со стороны могло показаться, что эти двое, сидящие в узилище, очень пьяны: оба раскраснелись, растревожились. С лица Филиппа спала маска холодности, и он живо участвовал в разговоре, порой активно жестикулируя.

— Я не понимаю, почему она тебя не разорвала, — продолжил он. Затем замолчал и после паузы добавил: — Я тоже родился в семье рыбака, в Алмасе — этот город стоит по другую сторону горы на берегу Брасо. И когда я был мал, водяных демонов, как, впрочем, и других демонов, было много больше. Это сейчас о них лишь сказки пишут, а раньше это были правдивые истории, частые и повторяющиеся. Да, бывали случаи, когда какой-нибудь демон в облике девушки завлекал молодых парней и те бесследно пропадали, а потом их находили, как ты описал, с расцарапанными телами на берегу. Но мертвых! Ни одного выжившего я не встречал. Предположим, она тебя выбрала в качестве так называемого «суженого» — ходили у нас подобные сказки. Предположим, ты ей приглянулся и она дождалась, пока ты возмужаешь, затем использовала, чтобы посеять семя. Но почему потом не избавилась?..

Уильям задумчиво пожал плечами. Он хоть и любил Вериатель, но все же не понимал до конца ее поступков и мотивов.

— Ладно. Не думал я, что разговор с рыбаком о его жизни окажется таким увлекательным. Продолжай. Что же случилось дальше?

Уильям рассказал, как на следующий день его милая кельпи пропала, а он встретил Лину, которая приехала на все лето. Поведал он, как они выросли, хотели сбежать вместе в Офуртгос и жить там как семья. Поделился, как позже Вериатель вернулась и стала приходить реже и ненадолго, но все же постоянно. Рассказал и о больной матери, о ее зимних приступах с кашлем и кровохарканьем.

— Зимняя аспея, — тихо заметил Филипп. — Живут с ней недолго, от силы лет десять… При благоприятном течении и постоянном лечении.

Уильям запомнил название болезни. Он грустно кивнул и продолжил рассказ, дойдя до истории о ярмарке и встрече с Зострой. Филипп привстал, сел поудобнее и потребовал детали. Уильям вытаскивал из памяти элементы одежды, дословно вспоминал все, что говорил старик, как выглядел фургон. Он поведал, что, как выяснилось, книги чудному старику оказались особо-то не нужны и он просто так отсыпал Уиллу восемь цалиев шинозы.

— Сколько? — переспросил Филипп, подняв многозначительно бровь.

— Восемь. Да, восемь цалиев шинозы! Может быть, чуть меньше, чуть больше, мы не взвешивали. А что?

— Ты знаешь, сколько стоит цалий шинозы здесь, на Севере? — вкрадчиво спросил Филипп и с недоверием уставился на гостя, словно все, что было рассказано ранее про Зостру, оказалось сплошным враньем.

— Нет, — помотал головой Уилл. — Но я вычитал в «Алхимии», что это очень дешевое средство на Юге. Не может и здесь оно быть чересчур дорогим.

— Ты плохо разбираешься в принципах торговли. Это на Юге цалий шинозы стоит, быть может, два-три дарена в переводе на их деньги, а здесь, на Севере, где не жалуют магов и их алхимические ингредиенты… Знаешь, сколько здесь стоит цалий столь опасного алхимического вещества, которое так тяжело провезти через несколько королевств?

Уильям еще раз помотал головой.

— Сотня даренов, Уильям… Ну, может быть, где-то чуть дороже, где-то дешевле. Если тебе отсыпали восемь цалиев, то можешь посчитать, сколько это вышло бы в даренах?

Молодой рыбак побледнел и испуганно посмотрел на графа, наблюдавшего за его реакцией.

— Не может быть! — прошептал он пораженно и схватился за кровать, хотя и так сидел. — Можно пару хороших домов в Вардах купить! И жить безбедно несколько лет!