Дамнар: Неведение - Марина Якунина
Эйлерт машинально бросил взгляд на Есению, у которой от ужаса округлились глаза.
— Дядька, почто напраслину возводишь? — обиженным срывающимся голосом прошептала Еся, чувствуя, как земля начинает уходить из-под ног, и холодеют пальцы, положила принесенные из подсобки свечки к кануну.
Монах разозлился. Зная подоплеку их отношений, ничего хорошего девочке этот разговор не судил.
— Не сметь в доме божьем судилище устраивать! Не для того мы здесь все находимся. Да и нет доказательств, что девочка со злыми силами спуталась.
Траян недобро хохотнул.
— Так где ж нам ещё судилище устраивать? К кощуну идти что-ли, чтоб рассудил? Уж не с его ли псом она из лесу давеча приходила? Он всё ластился, да игрался с ней? Не это ли доказательство?
Деревенские зароптали. Многие действительно видели, как она из лесу вместе с большой собакой выходила.
— Траян, уймись! — Всемир подал голос, топнув об пол своим неизменным посошком. — Ты сам с Волками дружбу водишь, да и пёс тот шебутной. Много с кем играть пытался. Видать, нрав у него такой.
Хоть староста и заступился, но народ уже было не остановить. Слишком много бед произошло с тех пор, как выскочила к ним тварь из иного мира. Страх, растерянность и беспомощность перед судьбой требовали выхода. Гроза, бушевавшая прямо над церквушкой, тоже способствовала тревожному настроению деревенских жителей. И Траян, видя, что его слово всерьез восприняли, всё не унимался.
— Да, я Волк теперь! — с вызовом, подбоченившись ответил он старосте. Затем, окинув взглядом приход, многозначительно произнес. — И думается мне, что по её вине с нами вся эта беда приключилась.
Раскат грома совпал с людским гомоном, нарастающим как снежный ком, и эхом отражающийся от стен здания.
Эйлерт, видя, что Еся бела как мел, велел ей выйти из общего зала. Побоялся, вдруг на неё кто накинется. Но она лишь мотнула головой, и осталась стоять, судорожно вцепившись в канун, боюсь что силы её вовсе покинут. С ужасом вглядывалась в такие знакомые с детства лица, искаженные суеверным страхом и ненавистью.
— Она что-ли за руку к вам чудовище привела? Что за фантазии? Ты не в пьяной ли горячке, мил человек? — перекрикивая рокот обеспокоенной толпы предположил Эйлерт, в надежде, что так оно и окажется.
— А может и привела, — огрызнулся Траян с издевкой. — Кто свидетель? Та тварь противная на неё тоже кидалась, а у девки ни царапинки, хоть здоровых мужиков умертвила перед этим, — Есения до головокружения завертела головой. От вранья дядьки её покинул дар речи. Разумеется, никто толком и не помнил, что у Есении руки были все изранены, когда её приволокли за волосы, как и остальных, к колодцу. Но толпа не обращала на её тихие попытки оправдаться никакого внимания. Траян же увлеченно продолжал, наслаждаясь её беспомощностью:
— А кощун-то говорить с нами когда начал? Как к ней подошёл, и кровь сына моего названого испил, — Траяну тоже пришлось сильно повышать голос, поскольку толпа уже почти бесновалась. Если Ярек тут, то девка где-то рядом, ни у кого сомнения не возникало. И то, что князь Яреку руку прокусил, а после этого речь держал — тоже все отлично помнили.
— Так его ж испил, а не её! — Всемир начал понимать, чего хочет добиться дядька. У него давно подозрения были, что девку тот извести желает, да всё никак не сподобится. Да своими руками, видать, боязно — решил толпу натравить.
— Парня, конечно, жалко. Приворожила, видать, ещё в детстве. Столько девок красных на деревне, а он всё с ней ходит, всё равно что собачка на поводке. Хоть и знает, что как от жены ему проку от девки не будет, — деланно сокрушаясь Траян разве что слезу не пустил. А вот Еся уже не выдержала, спрятала лицо в ладонях и разрыдалась. Но слезы у разъяренной толпы уже вызывали не жалось, а были лишь подтверждением тому, что дядька вывел её на чистую воду.
— Это почему ещё не будет? — Эйлерт, не ожидая такого поворота разговора, растерялся.
— А потому, что медведь её в младенчестве подрал знатно. Чудом выжила. Да вот сдается мне, что медведь был непростой, может, кощуна посланник. Он сначала брата моего, её отца, на смерть задрал, — глаза Траяна сверкнули в ярости, по мышцам пробежала рябь, но он спохватился, погасил кровь, и не стал оборачиваться. — А её, наверное, с собой хотел утащить, да не вышло. Вот и пришли нелюди за ней, когда кощун вновь сил набрался, да и нас с собой прихватили под горячую руку, — видя, что Всемир и Эйлерт вновь хотят что-то возразить, почти прокричал:
— Говорю вам! Одни беды от этой девахи! Ведьма, как пить дать, ведьма! — раскат грома и человеческий гневный гул почти перекрыли его слова, но нужный Траяну эффект был достигнут.
Народ уже никого не слышал. Некоторые повскакивали со своих мест. Все вспоминали неприглядные случаи, которые на их памяти случались, вскоре после встречи с девочкой. И ведь находили! У одних корова издохла, правда и так хворала неделю, но ведь не поправилась же! У вторых какой-то год морковь не взошла. У третьего собака пропала. Четвертого любимый кисет потерялся. Многое припомнили… Неважно им было тогда, имела ли девочка к этому хоть какое-то отношение. Найти виноватого, особенно в ситуации которой они и были — отдушина, и Траян это просчитал. А непогода пришлась как нельзя кстати.
Есения в ужасе пятилась к священнику, ища защиты. Она не узнавала своих земляков. Да, бывало, что её стыдили или ругали, но ведьмой никто не называл. И в голову закралась болезненная мысль: «А вдруг правда? И от меня эти беды?»
Для дядьки же устроенная склока звучала музыкой. Столько лет он вынашивал в себе эти мысли, сдерживался, запивая горечь потери крепким вином…
— Батюшка, надо ли ещё доказательств? Али проверку ей какую устроить? Водой или же огнем? — Траян злорадно улыбнулся в удовлетворении, наслаждаясь триумфом и поддержкой беснующийся в волнении толпы.
Когда дрожащая и всхлипывающая Еся зашла Эйлерту за спину, он стукнул кулаком по столу, сердито хмурясь. Он видел ведьм. Настоящих. Тех, что с духами союз заключали и плотью людской питались. Такие всегда наказания избегали. На костер или в омут чаще всего отправляли безобидных ворожей да гадалок, а то и просто девок, лицом и станом зависть вызывающих.
— Как не стыдно, люди добрые! Сироту со свету
