Время Перемен (СИ) - Кураев Анвар
— Поздно каяться, срок ты уже заработал.
— Всё равно спасибо. Отсижу и начну новую жизнь с новыми людьми. Уеду из этой проклятой столицы.
— Слюнтяй! — крикнул другой арестованный, — Никчёмный слюнтяй! Жаль, не успели тебя заколоть.
— Сержант Тиль, пни его.
«Бац» — сапог сержанта глухо стукнул, и наглец тут же замолчал.
— Эта работа нравится мне всё больше, — усмехнулся Тиль. Солдаты тоже загоготали, напряжение ослабло.
— Марио, ты закончил? В тюрьму их, кроме раненого. Его в наш лазарет. Выздоровеет, уедет на каторгу.
***
И вот последнего дуэлянта записали в книгу и увели. Племянник капитана смотрел на всё это с помпой, нужно было поговорить. И твердить до тех пор, пока он не поймёт — то, что он считает благородным обычаем, люди используют в целях низких, недостойных. Люк надеялся, что парень всё-таки поймёт.
Громада тюрьмы осталась позади, когда Тиль вдруг сказал:
— Капитан, слышали, ротного из второй сегодня убили. На дуэли. Говорят, два часа мучился, пока дух испустил.
— Нет. Когда это случилось?
— Да ближе к вечеру. В пять, наверное, бились.
«И никто из моих информаторов ничего не сказал. Нужно искать новых».
— Знаешь, где дрались?
— Не, его раненым часовой заметил, уже у ворот.
— Понятно. Послушай, что ещё солдаты говорят.
Отряд уже подходил к полку, когда их обогнала карета. Они повернули за угол стены, и Люк увидел, что карета остановилась около полковых ворот. Неприятное предчувствие уже тревожно горело внутри, когда из кареты вышла женщина и спросила что-то у часового. Часовой указал рукой в их сторону.
«О, нет, только не это, только не снова».
Она направилась к отряду. С ней были кучер и слуга, довольно крепкие на вид, с молотком и кнутом.
— Господа, кто из вас капитан де Куберте?
— Это я, — Люк прошёл вперёд. Он собирался покончить со всем этим как можно быстрее.
— Я случайно узнала, что мой сын дрался на дуэли сегодня. Вы тоже там были и арестовали четверых, так мне сказал комендант тюрьмы. На дуэли их было шестеро. Где ещё двое? Убиты?
— Один убит, один ранен, — равнодушно ответил де Куберте. Он не хотел щадить её чувства, от этого всегда было только хуже.
— Где я могу найти раненого? — её голос дрогнул, как ни старалась она держаться спокойно.
— Идите за мной. И вы тоже, племянник. Остальным — в казарму, отдыхать!
Он быстрым шагом двинул к лазарету, женщина едва поспевала за ним.
«Сейчас она увидит, что там не её сын и закатит истерику. Конечно, если дохнет один, то всегда дохнет тот единственный, от чьей смерти больше всего мороки. Закон подлости, мать его».
Они зашли в лазарет, и женщина бросилась к койке раненого. Она обнимала его и что-то шептала. Молодой человек улыбался. Люк подошёл к ним:
— Он виновен и будет осуждён.
— Он живой, слава богам!
— Ему предстоит пять лет каторги.
— Зато он будет жить, — она повернулась к нему с заплаканным, но улыбающимся лицом, и тут же отвернулась обратно к сыну.
«Впору пить вино в честь такой радости, если бы не один труп и четверо дураков в тюрьме, которых каторга вряд ли исправит».
— Ну и как вам всё это, дорогой племянник?
— Не знаю, дядя, не знаю, — ответил молодой граф, и спесь его никуда не исчезла.
«Ничего, сражения выигрывает терпеливый», — отметил Люк. Если парень не тупой, рано или поздно он поменяет своё мнение.
***
Жерар сидел за столом в зале трактира и читал военный труд великого тактика и стратега Улисса Гловацкого. Дядя велел получше узнать военное дело и выдал ему три книги. В этой говорилось, что на поле боя побеждают те, чьи отряды построены вовремя, как следует и в правильном месте. И обеспечены всем необходимым. Графу книга нравилась — она напоминала некоторые труды по фехтованию, только вместо эспады полк, вместо передвижений на ногах — анализ местности, вместо контроля дыхания и расчёта сил на поединок — обозы и фуражировка. А финты и обманные движения чем-то напоминали разведку и резервы в бою.
И только одно Жерару не нравилось- в книге ни слова не говорили о боевом духе, настрое солдат и офицеров. Это упоминалось лишь пару раз, вскользь, как совсем неважная деталь. Молодой граф с детства был уверен, что высокий боевой дух, смелость и решительность — самые важные качества на войне. А, по мнению автора, хитрость и расчётливость были куда важнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Он отложил книгу в сторону и помахал трактирной девке, заказал яичницу и стакан разбавленного вина, обвёл глазами зал. Рано утром тут всегда почти пусто, вот и сейчас, кроме Жерара да прислуги — никого.
В трактир зашёл чей-то лакей. Судя по одежде и выправке, он служил богатой семье. Он о чём-то тихо побеседовал с трактирщиком, а после подошёл к Жерару и отвесил церемонный поклон:
— Это вам, — лакей протянул письмо в конверте отличной бумаги, с восковой печатью, на которой красовались скрещенные эспады.
Жерар распечатал письмо:
«Господину графу Жерару де Сарвуазье от председателя фехтовального клуба «Скорпион», Истера де Бижона».
Приглашаем вас посетить наш фехтовальный клуб. Лучшие учителя Кантании, восемь площадок, доступных в любое время года и возможность практиковаться с лучшими мастерами страны. Не упустите шанс стать ещё лучше. Ждём вас каждых день после полудня на пересечении улицы Марша и улицы Повозок.
С надеждой на скорую встречу, Истер де Бижон».
— Что мне передать господину де Бижону? — спросил лакей, когда Жерар прекратил читать.
— Странный способ завлекать новых членов, что-ж, вы всему городу шлёте письма?
— О, мы не приглашаем таким образом всех подряд. Только лучших. Другое подобное приглашение я имел честь вручить три года назад.
— Вот как? Передайте господину де Бижону, что я непременно загляну на огонёк, как только выдастся свободный день.
Глава 9: цитадель древних
— Сколько раз бывал в этом лесу, всегда оторопь берёт, — проворчал Байл, вглядываясь в тёмные кривые деревья по сторонам.
Древний указал вперёд по дороге:
— Осталось немного. Видишь, где кончается лес?
— Ты считай уже дома, а нам ещё ночевать тут, ждать тебя, и обратно потом топать… И почему твои предки решили поселиться именно здесь?
«Вряд ли у них был выбор».
— И зверьё тут какое-то… дремучее, — с испугом поддакивал Сибальт, указывая на лисицу среди деревьев.
Та пригнула морду к земле, как волк, и молча смотрела на отряд. Шерсть грязная, вся в колючках, да репьях, хвост изодран, плешь на боку.
— Не скули, молодой. Главное нам на ворглинга не нарваться, — завёл старую песню Байл, — Но они обычно близко к дороге не подходят, ты не боись.
— Что ещё за ворглинги? — судя по лицу, парень как раз боялся.
Ему никто не ответил, лишь один солдат, отвернувшись, спрятал улыбку. Остальные пока держались серьёзно.
— Ты видел плешь на лисице? — добавил жару древний, — Свежая. Может статься, он как раз рядом. Держите арбалеты наготове, ребята.
— Да что за чудище такое этот ворглинг, скажет мне кто-нибудь? — слегка побелел молодой солдат.
— Про них я могу сказать тебе только одно, парень, — серьёзно вещал взводный, — Увидишь его и останешься в живых — гордись, не увидишь — радуйся, — Байл чуть пригнулся и стал вглядываться в чащу ещё внимательнее, взяв протазан двумя руками.
Новичок тоже вцепился в древко и, стараясь совладать с паникой, пошёл на полусогнутых, вертя головой по сторонам.
Один из солдат не выдержал и стал давиться хохотом. Это продолжалось несколько секунд, потом и весь взвод разразился громогласным смехом.
— Чума на вас с вашими шутками! — Сибальт в раздражении выпрямился, но не заметил кочку под ногами, споткнулся и чуть не завалился, в последний момент упершись пятой протазана в землю.
Новый приступ смеха сотряс отряд — некоторые бойцы схватились за животы и не могли сделать ни шагу. Пришлось ненадолго остановиться. Но шутка оказалась кстати, прогнав уныние последних часов.