Днем с огнем (СИ) - Вран Карина

"Дальняя кровь ее — ныне — по миру еле-еле шатается", — явственно вспомнились мне слова лесовика про наследницу проклявшей пущу ведьмы. И другие, про девку чужую, не пожелавшую брать на себя силу и дела той наследницы.

Мне представилась натянутая струна пламени, только не яркого, огненно-рыжего, а мутного, черно-бурого. Как струна эта, протянутая к лесу, срывается и мчит к другому своему концу. На огород, к совершенно незнакомой мне Алевтине Павловне. Как хлестко ударяет по немолодому уже телу…

Это было чистой воды озарение, я с механизмом проклятий дел прежде не имел. Позже Кошар, не вдаваясь в подробности (не надо, мол, оно мне), подтвердил: очень вероятно, прекратившее действие проклятие в пуще, и впрямь ударило обратным махом по той, с чей кровью было связано. Такое могло случиться.

— Лидия, ты медработник? — сонливость с меня слетела резко и безвозвратно.

— Не-эт, — медленно откликнулась девушка, производя впечатление оглушенной.

— Так почему вместо вызова скорой помощи тебя зовут? — я привстал, сдвинул стул так, чтобы не мешал, если что, быстро с него вскочить. — В деревне есть врач? Фельдшер? Аптечка?

— Нет врача! — взвилась черноволосая. — И фельдшера нет! Лидка нужна, а не какая-то аптечка!

— Для чего?! — спросили одновременно я и Кирилл.

— Кирюша-а, — жалобно протянула Лидия. — Мне на-адо идти…

И я плюнул на осторожность, на свои же здравые соображения о том, что не хочется по-глупому сгинуть, стать удобрением, пищей для червячков в свежем жальнике. В этом доме меня приняли, как друга. Разделили со мной хлеб… и суп. И картошку с салатом. И блинчики.

"Чужая девка" не пойдет подневольно к старой подыхающей ведьме — подыхающей моими усилиями, о чем нет во мне ни малейшего сожаления. Почему нет? Об этом времени и желания задумываться не было.

Я просто вызвал огонь над ладонью. В пламени, проявляющем суть, Алла Леонидовна смотрелась погано. Горбоносая, с длинным кривым ртом, морщинистая — похлеще лесного хозяина. Вместо статной фигуры — кособокое туловище, вместо густой шевелюры цвета воронова крыла — тусклые космы.

— Лидия. Никуда. С вами. Не пойдет, — процедил я в лицо старушенции, подчеркивая паузы; перевел взгляд на хозяина дома. — Кирилл, позаботься о девушке.

Лидия визуально не изменилась, только какое-то сизое марево над головой ее зашевелилось. "У бабки неплохо с убеждением", — со злостью подумал я, сопоставив марево, заторможенную реакцию Лиды и — особенно — "мне надо идти", хотя изначально она никуда не собиралась.

Я понял, что совсем не хочу, чтобы в ясных глазах цвета антоновки отражались такие же презрение и злость, как у "брюнетки".

— В селе наверняка есть кто-то, способный помочь, — продолжил я. — Там даже школа есть, значит, и медик отыщется. Лидия, как мне видится, тоже нехорошо себя чувствует. Ей бы прилечь. Кирилл?

По нему я скользнул взглядом — сквозь пламя. Вот он на вид изменился, но не сказать, чтобы очень уж сильно. Эти изменения — не помеха тому, чтобы обезопасить небезразличную ему девушку.

Парень меня понял. Подбежал к рыженькой, рывком поднял ее на руки и умчал вместе с драгоценной ношей в дальнюю часть дома.

— Нет! — крикнула старуха, выглядящая для всех, кроме моего огня, молодкой. — Ты-ы!..

Я остался один на один с местной — будем называть своими именами людей и нелюдей — ведьмой. Исступленное бешенство, что клокотало в обращенном на меня взгляде, можно было взвешивать — так оно было ощутимо. Выставленный вперед крючок указательного пальца трясся, будто бабку било током.

— Проклинать будете, Алла Леонидовна? Порчу наводить? — Я вытянул ноги, скрестил руки на груди. — Имейте ввиду, к Лидии я вас не пропущу. Слыхал я, у таких, как вы, с огнем давние и очень особенные отношения. Желаете убедиться?

Я нарывался и хамил, наплевав на последствия. Если ведьмы (которых тут, очевидно уже, больше одной) выяснят, что я, по сути, виновник удара как там ее… Алевтины, мстить станут почти наверняка. С чего я это взял? Так поглядел в глаза "брюнеточке", там все крупными буквами написано. Такие не прощают, такие живут и дышат ненавистью, лютой злобою и местью.

Страха не было совсем. Очищающее пламя пересилит порчу, а убить меня на месте — это еще постараться надо. Перед домовиком немного неудобно было: я укачусь на днях, а он тут останется. Как бы на нем не отыгрались.

— Ты-ы кто вообще такой?! — с налитыми кровью и тьмой глазами рявкнула старуха.

— Я? — все так же безмятежно откликнулся. — Гость. Который привык платить за гостеприимство.

"АБ теперь гребаный Гендальф?" — внезапно вспомнился мне перл Находько. "Ты не пройдешь! You shall not pass![4]"

Я расхохотался — так вышло, что в лицо склонившейся ко мне старушенции. Та отдернулась, словно обжегшись. Пыхнула волной бессильной ярости и выбежала вон.

А я заливисто и бесшабашно смеялся ей вслед, представляя, как был бы доволен своим приятелем-индейцем Шпала, присутствуй он сейчас в этой комнатке.

Когда подошел Кирилл, я уже вдоволь насмеялся. Стрескал пару карамелек и не постеснялся доесть последний блин. Очень уж они вкусные у хозяюшки получились.

— Похоже, у нас друг к другу появились вопросы, — немного виновато сказал парень.

Я пожал плечами: как бы там оно не повернулось, ясноглазую милашку на растерзание старым грымзам отдавать — последнее дело. Так что и вопросы, и ответы на них — мало что изменят.

— Кирилл, а уже можно перестать гулять? — нарисовался третий участник нашего мужского коллектива. — Тетя ушла. Только она, когда уходила, много ругалась и разбила горшок с настурциями. Лида сильно расстроится, как думаешь?

— Спасибо, что сказал, Миш, — Кирилл потрепал племянника по волосам. — Иди еще чаю себе сделай. А потом посиди с Лидой, у нее вдруг голова закружилась. Мы с Андреем сходим, приберем на веранде.

— Я тогда сразу к Лиде! — мальчишка прошмыгнул мимо нас метеорчиком.

Мы же со старшим Антоновым вышли на воздух.

— Надо было сразу не впускать эту Аллу, — скрежетнул зубами парень, глядя на дело рук соседки: осколки глиняного подвесного горшка, рассыпанную землю с цветочными корешками и вершками; вершки мало походили на веселенький зелено-оранжевый цветик, став иссохшей и местами подгнившей травой. — Тряпками ссаными со двора таких гнать… Так бабуля моя про соседку языкастую говорила. У бабушки кот жил, старенький очень, иногда не доносил свои дела. Очень этого стеснялся, приходил с виноватой мордой и мявкал — винился. В общем, как выглядит и пахнет ссаная тряпка — я в курсе. Ею бы да по сусалам, да наотмашь!

— Предлагаю смести аккуратно это и сжечь, — нейтрально высказал я, показывая на пострадавшие растюшки. — Во избежание.

Парень резко обернулся ко мне.

— Андрей! Слушай, я начал сильно не с того. Спасибо, что спровадил эту тетку. От меня спасибо, и от Лиды. Не знаю, как ты это сделал, но — от души признателен. Теперь, уверен, Алла зуб на тебя имеет, а ждать от нее можно всякого, — он ткнул кроссовкой в сторону гнили. — Сжечь — отличная идея, поддерживаю.

Сначала действие, потом болтовня — этот порядок был правильным. Мусор с веранды переместился в металлическую бочку, напомнив мне, как Кошар палил мои вещи в эмалированном ведре на лестничной клетке.

Доверять спичкам я не стал. Конспирацию соблюдать было поздно уже, так что в бочке вскоре резвилось и искрило вызванное мной шумное пламя. Зачадило поначалу, но вонь быстро сошла на нет.

— Расскажешь, что знаешь про Аллу? — спросил у Антонова-старшего. — А то я, знаешь ли, не местный.

Я кривовато усмехнулся.

Кирилл стоял рядом, скрестив руки на груди и глядя на взлетающие искры.

— Живет через дом от тебя, за ней только пасечника хозяйство и край деревни, — заговорил парень. — Поговаривают, что с пасечником она общается не только по-соседски. Тот мужичок немолодой, но еще крепкий и одинокий, так что все может быть. Свечку не держал.