Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

— Действительно, это так, — очень тихо произнес Уртэ де Мираваль, к нему вернулось самообладание. Блэзу пришлось наклониться вперед, чтобы его услышать. — Мертвые никому не подвластны. Мужчины или женщины. Даже дети. Даже дети, если вспомнить все.

И это по какой-то причине вызвало реакцию у Бертрана де Талаира. Он отвернулся от черноволосой женщины и посмотрел прямо в лицо второго герцога, стоящего неподалеку. В зале снова повисла угрожающая тишина, ощущение настоящей угрозы, исходящей от того места, где стояли эти два человека.

— Да, вспомним, — в конце концов ответил Бертран, и теперь его голос был еле слышен. — Поверь, мы вспомним все.

Пока эти двое смотрели друг другу в глаза, совершенно забыв обо всех остальных в таверне, во всем мире, Блэз Гораутский понял, с опозданием, что эта ненависть, ощутимая тяжесть того, что случилось между ними в прошлом, имеет глубину и смысл, далеко выходящие за рамки его понимания. Стоящий рядом с ним Валери что-то тихо пробормотал, но Блэз не расслышал слов.

— Хватит, — прибавил Бертран, прерывая этот обмен застывшими взглядами, тоном, почему-то похожим на преувеличенную пародию на ритуал, — пойдем. Давайте все пойдем и будем при смешанном свете летних лун соревноваться на реке в честь королевы Двора Любви.

Он двинулся к двери не оглядываясь. Валери быстро последовал за ним. Блэз еще раз окинул взглядом таверну. На лице Арианы де Карензу теперь появилось странное выражение, оно впервые стало уязвимым. Люди начинали шевелиться, трясти головами, моргать, словно освободились от чар, напущенных колдуном. На верхней площадке задвигались ноги в черно-белых, бело-голубых, светло-желтых, светло-коричневых, красных с золотом, бледно — и темно-зеленых трико, в ярких цветах праздничного карнавала.

Он еще секунду наблюдал, думая о только что сказанных словах, его тревожила какая-то мысль, а затем он вышел в толпе за дверь на шумную улицу. По пути он прошел очень близко от аримондца Кузмана, ближе, чей было необходимо, по правде говоря. И при этом нарочно улыбнулся.

Валери ждал его у двери. Мужчина и женщина под масками ворона и лисы наткнулись на Блэза, неуверенной походкой проходя мимо и громко смеясь. Мужчина нес открытую бутылку вина, туника женщины была почти совсем расстегнута. При свете фонарей над входом в «Льенсенну» ее груди на мгновение оказались на виду. Впереди и позади раздавался смех, и звучала несмолкающая какофония трещоток в руках окружающих.

— Ничего подобного у вас в Горауте нет, по-моему, — по-приятельски сказал Валери, словно только что в таверне не произошло ничего примечательного. Блэз почувствовал, что ему нравится кузен Бертрана именно этой непринужденной невозмутимостью да и всеми прочими качествами. Прямо впереди них герцог шагал в окружении группы музыкантов, с ними была та женщина, которая для них пела; она все еще не сняла синего плаща Бертрана.

— Ничего подобного нет, — коротко ответил Блэз, но постарался, чтобы его голос не звучал слишком скептически. Что он должен был ответить Валери, что находит весь этот ночной вдохновленный богиней разврат унизительным и вульгарным, недостойным мужчины, стремящегося служить своей стране и своему богу?

— Я собирался сказать тебе, что есть два аримондца, — после паузы произнес Валери. Вокруг них стоял оглушительный шум. Мимо промчался юноша, вращающий трещотку в форме головы быка. Две хохочущие женщины опасно далеко высунулись из окна над головой, обмениваясь рискованными шуточками с прохожими на переполненной улице.

— Не сомневаюсь, — сухо ответил Блэз. — Почему не сказал?

Валери бросил на него быстрый взгляд.

— Мне показалось, что тебя это не интересует. — Он произнес это мягко, но Блэз почувствовал в этих словах особый оттенок. — Тебя почти ничто не интересовало. Иногда я спрашиваю себя, почему ты путешествуешь. Большинство людей покидает дом, чтобы лучше узнать большой мир. А тебе, кажется, это не интересно.

Опять удар локтем под ребра, но иного рода. Блэз чуть было не произнес это вслух, но через мгновение сказал только:

— Некоторые уезжают из дома, чтобы уехать из дома.

Через мгновение Валери кивнул. Он не стал углубляться в эту тему. Свернув направо, он зашагал вслед за Бертраном и трубадурами вверх по более темному переулку, ведущему прочь от моря.

— Насколько хорошо ты умеешь управляться с маленькими лодками на воде? — спросил он, помолчав.

— Сносно, — осторожно ответил Блэз. — А что именно нам предстоит делать?

— Это вопрос! — сказал Валери де Талаир, внезапно улыбнувшись. Он выглядел моложе и был очень похож на своего кузена, когда улыбался. — Ты действительно задал вопрос!

Почти против своей воли Блэз рассмеялся. Но быстро стал серьезным, сосредоточившись, когда Валери Талаирский начал объяснять. Затем, когда Валери закончил и они подошли к реке, и Блэз увидел что там происходит — людей, цепочки огоньков, подобных сверкающим звездам, спустившимся с неба, фонари и лица в окнах купеческих домов вдоль реки, канаты, переброшенные через реку для причаливания плотов, ожидающие маленькие лодочки и другие, плывущие по течению к невидимому морю (некоторые из них уже перевернулись, и рядом плыли люди), — он снова невольно рассмеялся, пораженный детской легкомысленностью всего этого.

— О Кораннос, — воскликнул он, ни к кому не обращаясь, — что это за страна!

Но к этому моменту они уже догнали остальных, трубадуров и жонглеров, среди толпы на речном берегу, и Бертран де Талаир оглянулся и посмотрел на них.

— Мы это знаем, — ровным голосом произнес он, перекрывая шум. — А ты?

Эта река, и море, и ночь были посвящены Риан, а день летнего солнцестояния был ее святым праздником, но еще карнавал был тем временем, когда мировой порядок переворачивается с ног на голову — иногда буквально, как при макании в воду или в каувасское золотое вино, грустно думала Лиссет. Богиню в эту ночь славили во всей Арбонне, среди смеха, шума и потоков вина, а также во тьме мощенных булыжником улиц или поросших травой лугов, или в постелях в домах, где только в эту единственную ночь в году двери на ночь не запирались.

Этот праздник отмечали также в Тавернеле, несчетное количество лет, состязанием лодок на реке, именно здесь, где Арбонна впадала в море после долгого путешествия на юг с гор Гораута.

Лиссет радовалась тому, что на ней плащ с капюшоном, который герцог Бертран забыл или не потрудился забрать. Она почти безуспешно пыталась вернуть то ощущение радостного предвкушения, которое привело ее в «Ленсьенну» в тот день. Карнавал еще продолжался, и она по-прежнему находилась среди друзей и даже — хотя еще не успела как следует осознать это — имела блистательный успех. Но атмосфера ненависти, как старой, так и новой, стала слишком гнетущей, и Лиссет никак не удавалось вернуть прежнее веселое настроение. Она посмотрела на угрюмую фигуру Уртэ де Мираваля и на скользкого аримондца рядом с ним и не смогла сдержать дрожь, даже кутаясь в плащ.