Ксения Медведевич - Кладезь бездны
Каиду дали еще сапогом в бок - ну, так, для порядку, - и вздернули на ноги. И тычком копейного древка направили вверх по тропе - к замку.
Марваз повернул голову к стоявшим у подножия холма. Его еще раз пихнули в спину. Каид медленно поднял руки и сложил их за головой.
Расстелив прямо в грязи молитвенный коврик, Сумама молился. Совершая ракат за ракатом, он не думал ни о чем, кроме молитвы. Большего он все равно сделать не мог.
- Эй, брат, - негромко позвал кто-то.
Это был Рафик.
- Помолюсь-ка и я, - сказал друг, расстилая рядом свой коврик.
И кивнул вверх.
Ворота Саара приоткрылись, пропуская в узкую щель фигурку в когда-то белой, а теперь грязной рубахе. Куфии на Марвазе уже не было. Со стены смотрели карматы. Многие при снаряженных луках.
Спустился каид не очень быстро - сильно хромал при ходьбе.
Доплетясь до своих, Марваз медленно сел на освобожденный для него молитвенный коврик. И, показав свежую щербину в зубах, улыбнулся:
- Щас, посижу немного. А потом пойдем. Ведите, ведите меня к повелителю верующих, воистину у меня есть новости для него.
- ...А где их держат, ты узнал, о Марваз? - озабоченно нахмурился аль-Мамун.
И затеребил кончик узкой бородки.
Тарик, напротив, сидел на подушках совершенно неподвижно и даже не мигая.
- Воистину, да, о мой халиф, - покивал каид.
Прихлебнул чаю и сморщился - видно, челюсть не на шутку саднила.
- Во имя Милостивого! Это стоило мне зуба с правой стороны, - трогая разбитую губу, добавил Марваз. - Сначала они не хотели показывать.
Все понимающе покивали, переглядываясь.
- А я уперся: хочу, мол, удостовериться, что все живы, во имя Всевышнего, милостивого, милосердного...
Марваз сделал еще один мучительный, но согревающий глоток и сказал:
- Там же, под башней, и держат. Воистину, то подземелье подобно аду из рассказов Благословенного...
Все снова закивали. Тарик все так же продолжил смотреть в одну точку, не мигая.
- И к какому же соглашению вы пришли? - степенно откидываясь на подушки, спросил халиф.
- Я принял их условия. Мы договорились, что освобождаем даыев - ну, тех, что взяли под Марагой...
Аль-Мамун утвердительно наклонил голову в простой черно-белой куфии Умейядов. Лишь уточнил:
- Скольких?
- Четверых, вроде.
- Четверых, - покивал халиф.
- Ну и шестнадцать пленных. Они поставили условием, что обмен состоится завтра, точно в полдень. У подножия холма. Я согласился.
Все еще раз покивали.
Аль-Мамун поднял правую руку:
- Клянусь Всевышним, твой подвиг найдет свою награду, о Марваз. Доживешь до конца войны, считай, доходное поместье в аль-Ахвазе - твое.
И эмир верующих кивнул катибу:
- Выпиши этому храброму воину дарственную.
Писарь тут же заскрипел каламом.
Каид благодарно поклонился.
Тут Тарик вышел из оцепенения, хлопнул ладонями по коленям и, оглядев собрание, сказал:
- Ну что, я так понял, план на завтра нам ясен? Да, Абдаллах?
Халиф лишь пожал плечами - ну да, ясен. Все остальные тоже согласно наклонили головы.
Тогда аль-Мамун улыбнулся и поднял руки:
- Отлично. Итак, завтра на рассвете мы идем на штурм. Всем - готовиться. По местам, почтеннейшие.
Все закивали и принялись расходиться.
полдень следующего дняСаар горел так сильно, что неба не видно было за дымом. А может, просто тучи такие висели. Но и горело знатно, ничего не скажешь - нафта, она уж если горит, так горит. Пуская жирные черные клубы дыма.
В бою Сумаме не сильно повезло - секанули мечом под колено, хорошо, что кость не рассажена и коленная чашечка цела. Но выволакивали его на плечах - братья по вере, Рафик с Хамзатом.
Сейчас Сумама лежал на подстилке под хлопающей на ветру парусиной навеса. Походный лазарет разбили рядом с проклятым замком - чтоб раненых далеко не таскать. Перебирая четки и морщась от дергающей боли в ране, кайсит удовлетворенно поглядывал на горящую крепость. Так им, порождениям иблиса...
Обрадованные исходом переговоров карматы не сильно смотрели вниз, а ночь - дождливая, ветреная - выдалась очень и очень темной. Ханьцы и сумеречники исхитрились к утру собрать под холмом две метательные машины-аррада - ну, чтобы горшки с сырой нефтью пулять в город.
Рассказывали, что аль-самийа ночью видят не хуже кошки. Как с ночным зрением у ханьцев, Сумама не знал, но рассвет выдался знатный. Красивый выдался рассвет - кайсит аж залюбовался, как полетел по огненной дуге первый горшок с нафтой. Огонь в замке занялся сразу, а за пожаром начался переполох. Первыми в крепость пошли джунгары и сумеречники из Движущейся гвардии - не зря они считались лучшими разведчиками. Говорили, что им только скажи, кто и что где находится, а они все и всех вытащат: хоть человека, хоть кувшин с джинном, хоть горшок с золотом. Ну или документ секретный, к примеру. Сумеречники-то и открыли ворота изнутри.
В прошлый раз, впрочем, аураннцы господина Меамори тоже ворота открыли, да только силенок не хватило пробиться в Саар поглубже. А тут всех такая злость взяла, что прям поломились все - и вот результат, крепость горит, как масло в лампе.
Кстати, джунгары с сумеречниками и пленных из-под башни вытащили. Сумама уже лежал раненый, когда до лазарета довели последних двоих - никто не погиб, слава Всевышнему. Ну, к ним сразу бросились, на циновки уложили, а разведчики рядом присели - водички попить. Попили, значит, водички, и куда-то дальше уплелись. Возможно, что и еще кого спасать пошли.
Одно плохо - раненых было много. Их несли и несли. А еще говорили, что много народу легло. Ну, гази навроде самого Сумамы ломились напропалую. Абна от них тоже не оставала - а чё им было еще делать, Тарик проскакал перед строем и проорал: "Покажите себя! Ваши предки сражались на улицах столицы, отбивая нападение мятежника Абу-с-Сурайя, и заслужили славу лучших пеших бойцов халифата! Не опозорьте их мужество, не уроните их достоинство, сражайтесь как мужчины!". Ну, они и сражались. Насмерть. Говорили, что чуть ли не половина Абны в Сааре легла. Правда то или нет, Сумама не знал, но думал, что правда. Из окон и с крыш летели камни и стрелы, в узких проходах не развернешься, да еще и дым от пожара стелился и глаза ел...
- Водички?..
От звука женского голоса Сумама снова подскочил - и застонал от боли в ноге.
Вот ведь что здесь творилось, в этом лазарете. Женщины лекарям помогали.
Кайсит осторожно - ада Сумама боялся очень и очень сильно! - покосился в сторону источника голоса. Женщина, точно. В цветном хиджабе невольницы, но не все ли равно? Сумама слышал, что мнение аль-Джахиза насчет использования рабыни, отданной взаймы, разделяется не всеми богословами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});