Лайон де Камп - Отвергнутая принцесса

— Быстрее, — выдохнул Гомон, ускоряя и без того мощные скачки. Хобарт старался не отставать, понимая, что преследователи постепенно наращивают темп.

Только он задумался о том, стоит или нет выбрасывать меч, как они добежали до чаши с мерцающей белой пирамидой, единственным четким силуэтом среди наступившего полумрака. Гомон начал спуск, не снижая скорости движения. Хобарт после четырех прыжков подвернул ногу и покатился вниз, больно ударяясь о камни, вдобавок ножны стучали его по голеням и тыкались в ребра. Кувыркание закончилось на дне чаши, при попытке встать выяснилось, что поврежденная нога больше не может поддерживать его. Вопли пещерников заставили Хобарта поднять голову — чудовища сгрудились возле краев чаши.

Гомон поднял Роллина Хобарта, пристроил его под мышкой и устало побежал к пирамиде. Хобарт оказался внутри в окружении Хиделаса и Псиллеуса быстрее, чем смог об этом подумать.

— Быстрее, господин, займите трон! Иначе пещерники предадут нас мучительной смерти! — закричали одновременно оба жреца и Гомон.

— Но ведь сюда они не могут войти... — слабо протестовал Хобарт.

— Айе, на самом деле, могут! Пока место Разума вакантно, пирамида является просто грудой светящихся камней и не более того! Торопись! — убеждал Гомон.

— О господи, почему никто из вас не может этого сделать? Все Разум был бы лучше, чем...

Его прервали нестройные крики протеста: «Моя скромность запрещает...», «Мы избраны жрецами как раз потому, что у нас нет подобных амбиций...», «О господин, исполни же свой долг!»

Они не перестанут протестовать даже тогда, когда пещерники начнут их есть, но на трон не сядут, думал Хобарт. Вопли приближались — дикари достигли дна чаши.

Молчаливо кляня их, на чем свет стоит, Хобарт натянул белое одеяние, протянутое Псиллеусом, и начал взбираться по ступеням трона. С каждым шагом подъем становился легче, последние две ступени он преодолел одним прыжком и запрыгнул на квадратный, неудобный на вид стул, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Мгновенно за окном исчезли серость и полумрак. Туман улетел (Хобарт не знал, как это возможно, но он точно видел серые завихрения), и на небе снова засверкало солнце, яркое и прекрасное. Пещерники снаружи сбились в кучу, непрерывно завывая в смятении.

— Пусть пещерники замрут в своих теперешних позициях, пока я не придумаю, что с ними делать! — прокричал Хобарт.

Вой тут же прекратился. Вокруг пирамиды застыли белые, безглазые, оскаленные статуи.

Хм, быть Разумом не так уж плохо! Хобарт откинулся назад, с удивлением обнаружив, что трон стал абсолютно комфортным. Ощущения пропали, как будто его просто погрузили в соленую ванну с водой температуры тела. Боль в лодыжке, равно как и в натруженных легких утихла.

Далеко внизу три фигуры, две в белом и одна грязная, с должным восхищением распростерлись на полу. Хобарт позволил себе расслабиться на целую минуту, радуясь новизне восприятия. Он снова выпрямился и сказал:

— Пусть в Королевском Зоопарке Оролойи появятся новые клетки подходящего размера и качества! Пусть пещерники вернутся к нормальной жизни, но внутри этих клеток! Эй, вы там, внизу, вставайте! Вы меня смущаете. Поиграли в бога, и хватит. Опа!

Хобарт попытался подняться со стула, но понял, что не может. Он напряг все мускулы и уперся, как ему казалось, в пол. Раздалось могучее «Ух-х-х!», но все без толку.

— Эй! — крикнул он своим почитателям. — В чем дело? Хочу уйти!

Псиллеус совершенно искренне удивился.

— О Разум, воистину... то, что ты говоришь очень странно ибо никто не должен желать отказа от славы, подобной твоей!

— Вы просто никогда не пытались заставить Роллина Хобарта стать Разумом. Немедленно заберите меня отсюда!

— О господин, — почтительно пробормотал Псиллеус, — ты не можешь уйти, пока не явится следующий претендент, иначе ты умалишь достоинство своего сана, пребывающего ныне и присно и вовеки веков. Твои слуги не разумеют способа высвободить тебя.

— Неужели? — Хобарт задумался на несколько секунд. Так они думают, что поймали его? Ха-ха.

— Гомон!

— Да, господин?

— Как насчет того, чтобы стать Разумом?

— Оу-у-у! — взвыл Гомон прямо с разрывающей сердце мукой в голосе. — Пощади своего слугу, о Разум! Что же станется с моей скромностью и самоуничижением? Не говоря уже о духовном совершенстве? Зачем же я в течение стольких лет подавлял все желания, отказывался от стольких удовольствий! Столь возвышенное место для меня будет худшей судьбой изо всех возможных! Уничтожь меня, если пожелаешь, или преврати в гнуснейшего из гедонистов, но на такой шаг я пойти не могу. А теперь, если господин не возражает, я бы хотел вернуться к своей уединенной жизни скромного служителя, свободной от радостей во имя духа!

Хобарт усмехнулся.

— Что ж, если тебе так нужны страдания, и быть Разумом — худшее из них, то это кресло прямо под тебя и создано. А ну, немедленно вернись сюда! — Гомон съежился у подножия трона. Инженер продолжил. — Конечно, так поступать отчасти нехорошо, но ты сам заварил эту кашу. — Он набрал в легкие побольше воздуха и вскричал. — На счет «три» должно произойти следующее: первое — все повреждения, случившиеся во время последнего конца света, восстановлены; второе — аскет Гомон не только подойдет для работы Разумом, но и сам возжелает этого; третье — вышеназванный Гомон, упомянутый в предыдущей части, станет Разумом, на троне и все такое. И, наконец, я, нынешний Разум, вернусь в свою квартиру в Нью-Йорке в трехзначном мире в качестве обычного Роллина Хобарта. Раз, два, три!

* * *

Он стоял в своем собственном кабинете.

Жадно вгляделся в каждую деталь и чуть не расплакался при виде старых учебников и прочих, может и не очаровательных, но крайне индивидуальных принадлежностей. Он повернулся к двери, поморщился — лодыжка снова дала о себе знать, и с опаской выглянул в щелку. Никакого туннеля в скалах, только добрый старый коридор...

Он отстегнул ножны с мечом — неплохой сувенир, между прочим — и опустился в любимое большое кресло. Задрал штанину на левой ноге. Укус пещерника оставил ему на память двойной ряд сине-черных синяков — но зубы, по счастью, не проткнули кожу. С правой ногой дела обстояли хуже. Он снял ботинок и стянул носок, на котором в месте вывиха поползли петли. Он мог чуть-чуть пошевелить стопой почти без боли, значит, все не так страшно, как казалось вначале. Однако какая глупость не залечить все раны, будучи Разумом...

На одной ноге он допрыгал до потрепанного портсигара и достал сигару. О Разум, как прекрасно, наконец, расслабиться!

Половина сигары уже превратилась в дым, когда звук со стороны кухоньки заставил Хобарта навострить уши. Он подумал, что и раньше слышал чьи-то движения, но посчитал их игрой воображения. Теперь звук был вполне отчетливым: клинк, клинк — шейкер для коктейлей. Кому, черт возьми, понадобилось готовить напитки в его апартаментах?