Игорь Ковальчук - Клановое проклятие

Он, конечно, обратил внимание на то, что допрошенная Реневера, хоть и проходила по делу в качестве второй обвиняемой, отношения к убийству не имела. Следователь был озадачен – назвать эту девушку свидетельницей – еще куда ни шло. Но соучастницей? Какие основания? То же самое наверняка относилось и к третьей обвиняемой, хотя допросить ее следователю удалось не скоро – пожив в гостях у Оттона Всевластного, она потом месяц лежала в больнице, потом родила, и еще очень долго врачи не выпускали ее из поля зрения, категорически отказываясь допускать к ней кого бы то ни было из посторонних.

Рассказ Морганы, очень бледной и испуганной обвинением (рядом с нею неотлучно находились сразу два адвоката, строго следившие за каждым словом следователя, но все здесь было законно, и возразить он не мог), окончательно прояснил картину произошедшего. Слова всех троих нисколько не противоречили друг другу, и вроде все было понятно. Но Боргиана эта картина совершенно не устраивала. Его требования заставили следователя ощутить себя зернышком между двумя жерновами.

Катрина тоже заволновалась. Она отложила на время свои беды и стала ездить к сестре своего покойного супруга. Люди клана Всевластных без споров допускали Айнар к ней, продолжающей жить в гостях у Оттона. Моргана старалась держаться, но в ее глазах поселилась тоска. Впрочем, вряд ли она так уж боялась за себя. Ее настроение стало очевидно для невестки, когда Моргана, показав ей дочь, тихо попросила: «Ты ведь позаботишься о моей дочке, если меня осудят?»

– Да за что тебя могут осудить?! – воскликнула Катрина.

Сестра Руина посмотрела грустно.

– Если законники хотят кого-то погубить, они этого добьются.

– Но зачем им это может быть нужно?

– Наверное, они хотят сделать больно Мэлокайну, – Моргана пожала плечами.

Но Оттон был категоричен – никто, кроме него, не поднимал руку на законника, и если кто должен отвечать, то только он сам. Но и отвечать он будет не один. Патриарх обещал, что Блюстителям Закона придется объяснить и свое поведение тоже.

Когда стало ясно, что Руина больше нет, горе Дэйна трудно было описать словами. Еще никогда в жизни он не испытывал отчаяния, даже в минуты самых неприятных неудач, но теперь – дело другое. Юный Арман (несмотря на то что ему уже было далеко за сорок, он оставался юношей: и мыслями, и поведением) не представлял себе жизни без брата. Прежде старший брат всегда был рядом. Даже тогда, когда он учился в Магических Академиях Провала, Дэйн ощущал его присутствие, его помощь. Пожалуй, не знавший отцовской заботы младший сын Деборы Диланэй привык относитсяь к Руину как к отцу, а не как к брату.

Больше всего Дэйна сжигала жажда мести. Но где искать убийцу, если даже Мэлокайн, опытный следопыт, не решался пуститься в погоню, пока не появятся какие-нибудь новые указания. Маги обследовали дом убитого и окрестности, но выяснить, откуда был поставлен портал, не удалось даже специалистам. «На что же мы можем рассчитывать, а»? – объяснил младшему брату ликвидатор.

– Ну и что теперь, простить убийство одного из нас?

– Ни в коем случае.

– Чего ты можешь ждать? Что прилетит птичка и нашепчет тебе имена убийц? А лучше и их домашний адрес, верно? – голос Дэйна был полон сарказма.

– Не изощряйся, – устало ответил Мэл. – Легко догадаться, как будут развиваться события. Я был с Руином в том походе, из-за которого его убили. Следовательно, остается ждать, когда у убийц и до второго дойдут руки. До второго – то есть до меня.

Дэйн так и замер с открытым ртом.

– Ты что же, будешь использовать себя, как живца?

– Почти.

– Но почему? Это же опасно.

Ликвидатор пожал плечами.

– Я не следователь. Бегать от врагов мне куда привычнее, чем выискивать их следы. Как только закончится этот идиотский судебный процесс – а я уверен, что Оттон добьется своего, потому что Всевластный скорее удавится собственными кишками, чем отступится от желаемого – Моргану и детей я отправлю под защиту Мэрлота и снова примусь петлять, как заяц. И тогда посмотрим, кто кого.

Дэйн почувствовал себя совершенно ненужным. Действительно, какую помощь мог он предложить брату-ликвидатору? Принц, как все монаршие особы, неплохо умел фехтовать, но его умение, пожалуй, ничего не стоило в сравнении с мастерством выживания, присущим истинному воину. Пожалуй, Дэйн справился бы и с интригой, но не слишком сложной, и не без помощи. Единственное, что он умел делать в совершенстве – это выводить окружающих из себя.

Ощущение, что здесь он не слишком нужен, привело юношу в состояние крайнего раздражения. Горе буквально толкало его к деятельности – какой угодно, лишь бы действовать. Жажда движения доводила его до безумия. Но куда бежать, что искать? Одним махом Дэйн будто повзрослел на много лет, поэтому мысль о том, чтобы пошалить, больше не приходила ему в голову. Нет, только что-то серьезное.

И младший Арман засел в лаборатории. К тому времени он оборудовал себе солидную химическую лабораторию, где было все, что только можно себе вообразить. За сорок лет, проведенных в Асгердане, юноша успел закончить очень хорошую и очень дорогую школу и поступить в Галактис, на химико-технологический факультет. Разумеется, доказывая, что он истинный Мортимер, Дэйн умудрился сколотить сравнительно небольшой капитал, подрабатывая в качестве экономического консультанта сразу в трех фирмах: получая определенный процент с каждой хорошей сделки. Заработанные деньги младший Арман тратил на свое образование.

В Галактисе от Дэйна шарахались и преподаватели, и студенты, особенно если он работал в тамошних лабораториях, но все-таки держали, потому что незаурядность юноши была очевидна любому опытному химику. Каждая его курсовая работа стоила внимания, и, кстати, на продаже патентов Дэйн немало прирабатывал. Эти деньги помогли ему оборудовать и собственную лабораторию. Здесь имелось все необходимое, и если только юноше приходило в голову закупиться каким-нибудь дорогим веществом, деньги тотчас находились – как по заказу.

Да и отец никогда не отказывал сыну в займах. Он давал бы ему деньги и просто так, но сын не желал. Он вернул бы и те средства, которые Мэльдор потратил на обучение Дэйна в школе, если бы не боялся оскорбить его. Такие отношения в семье показались бы странными любому клановому – среди представителей одного Дома не было принято считать деньги, которые родители давали детям, или наоборот. Мортимеры, в большинстве своем по натуре расчетливые коммерсанты, здесь не являлись исключением. Они могли засудить любого должника, без колебаний сдирали с него и проценты, и пени, но своим родственникам готовы были отдать все, что угодно. Здесь для щедрого Мортимера не крылось никакой опасности, потому что родственники в любой момент с удовольствием ответили бы ему тем же.