Роджер Желязны - Бог света

Агни постоял, направив жезл, затем опустил его, потряс. Снова поднял.

Но пламя опять не вышло.

Он закинул левую руку за шею и что-то поправил. Пока он это делал, из жезла выскочил свет и прожег глубокую дыру в земле рядом с ним.

Агни снова направил жезл.

Ничего.

Тогда он побежал к кораблю.

— Электрическое управление? — спросил Тарака.

— Да.

Сэм нажал на рычаг, настроил шкалу. Вокруг поднялся рев. Он нажал другую кнопку, и в задней части корабля послышался треск. Он двинул циферблат, но тут к люку подошел Агни.

Вспышка огня и звон металла.

Сэм встал с сиденья и вышел из кабины в коридор.

Агни вошел и указал на жезл.

— Не двигаться! Сэм! Демон! — крикнул он, перекрывая рев машин; его очки стали красными, и он улыбнулся. — Демон, не двигайся, иначе сгоришь вместе со своим хозяином!

Сэм кинулся на него. Агни упал, потому что не ожидал нападения.

— Короткое замыкание, а? — сказал Сэм, хватая Агни за горло. — Или пятна на солнце? — И он ударил Агни в висок.

Агни завалился на бок, и Сэм нанес ему последний удар ребром ладони над ключицей.

Он отшвырнул ногой жезл в коридор, но, подойдя к люку, понял, что уже поздно.

— Уходи теперь, Тарака, — сказал он. — Здесь моя битва. Ты больше ничего не сможешь сделать.

— Я обещал тебе свою помощь.

— Теперь ты не можешь помочь. Уходи, пока еще можешь.

— Ну, раз ты хочешь… Но я хочу сказать тебе одну вещь…

— Брось! В следующий раз, когда я буду по соседству…

— Связующий, эта та вещь, которой я научился от тебя. Мне очень жаль… Прости меня… я…

Страшное дерганье, ощущение скручивания тела и мозга, когда смертельный взгляд Ямы упал на Сэма и проник глубже в его сущность.

Кали тоже смотрела в его глаза, подняв свой воющий скипетр. Это было как подъем одной тени и падение другой.

— Прощай, Связующий, — пронеслось в его мозгу.

Затем завизжал череп.

Сэм почувствовал, что падает.

Вибрация.

В его голове и всюду вокруг него.

Он проснулся в вибрации. Он чувствовал, что боль окутала его, как бинтом.

На запястьях и лодыжках цепи.

Он полусидел на полу маленького помещения. В дверях сидел и курил Красный.

Яма кивнул ему, но ничего не сказал.

— Почему я еще жив? — спросил его Сэм.

— Ты жив, чтобы принять назначение, сделанное много лет тому назад в Махартхе, — сказал Яма. — Брама очень желает снова увидеть тебя.

— Но я не очень желаю видеть Браму.

— После стольких лет это заметно.

— Я вижу, ты благополучно выбрался из песка.

Яма улыбнулся.

— Ты опасный мужик, — сказал он.

— Знаю. Я практик.

— Однако я попортил тебе дело.

— К несчастью, да.

— Возможно, тебе удастся возместить свои потери. Мы на полпути к Небу.

— Ты думаешь, у меня есть шанс?

— Пожалуй. Времена меняются. Брама, может быть, станет на этой неделе снисходительным богом.

— Мой бывший лекарь говорил мне, что надо указывать крайние случаи.

Яма пожал плечами.

— А что с демоном? — спросил Сэм. — С тем, что был со мной?

— Я коснулся его, — сказал Яма. — Крепко. Не знаю, покончил я с ним или просто сбросил. Но ты насчет этого не беспокойся: я обрызгал тебя демонским репеллентом. Если этот демон все еще жив, то пройдет много времени, прежде чем он оправится от нашего контакта. Если вообще оправится. Как это вышло в первый раз? Я думаю, что ты иммунен против демонского захвата.

— Я тоже так думал. А что за демонский репеллент?

— Я нашел химическое вещество, безвредное для нас, но против которого не может устоять ни одно энергетическое существо.

— Полезная вещь. Вот бы пользоваться им в дни связывания!

— Да. Мы применили его в Адском Колодце.

— Это было настоящее побоище, насколько я мог видеть.

— Да, — сказал Яма. — А на что это похоже — захват демоном? Каково ощущение, когда чужая воля довлеет над тобой?

— Очень странное, — сказал Сэм, — и пугающее, но одновременно воспитывающее.

— В каком смысле?

— Первоначально это был их мир. Мы его у них отняли. И их же возненавидели. Для них мы — демоны.

— На что похоже это ощущение?

— Что твоя воля захвачена другой? Ты должен это знать.

Улыбка Ямы исчезла, но затем вернулась снова.

— Ты хочешь, чтобы я ударил тебя, не так ли, Будда? Это дало бы тебе чувство превосходства. К несчастью, я не садист и не сделаю этого.

Сэм засмеялся.

— Тебя задело, Смерть.

Некоторое время они сидели молча.

— Не поделишься со мной сигаретой?

Яма зажег сигарету и протянул Сэму.

— Как выглядит сейчас Первая База?

— Ты вряд ли ее узнаешь, — сказал Яма. — Если бы в данный момент все там умерли, она останется идеальной еще десять тысяч лет. Цветы будут цвести, музыка — играть, фонтаны будут рябить по длине спектра. В садовых павильонах будет стоять горячая еда. Сам по себе город бессмертен.

— Подходящее жилище, я полагаю, для тех, кто называет себя богом.

— Называет? — переспросил Яма. — Ты ошибаешься, Сэм. Божественность — не только название; это условие существования. Бог не потому бог, что он бессмертен — ведь даже последний работяга может получить непрерывность существования. И это не обусловленность Аспекта. Нет. Любой компетентный гипнотизер может играть с собственным обличьем. И дело не в подъеме Атрибута. Тоже нет. Я могу сконструировать машины более мощные и точные, чем любая способность, могущая развиться у человека. Быть богом — это качество бытия, способность быть самим собой в такой мере, что его страсти соответствуют силам вселенной, и те, кто смотрит на него, понимают это, даже не слыша имени. Один древний поэт сказал, что мир полон откликов и соответствий. Другой написал большую поэму об аде, где каждому уготована та мука, которая соответствует силам природы, управлявшими его жизнью. Быть богом — значит быть способным осознать в себе то, что важно, а затем бить в одну точку, чтобы привести это важное в одну линию со всем существующим. Затем, за пределами морали, логики и эстетики, Бог есть ветер или огонь, море, горы, дождь, солнце или звезды, полет стрелы, конец дня, любовные объятья. Бог правит через свои преобладающие страсти. И те, кто смотрит на богов, говорят, даже не зная их имен: «Он — Огонь». «Она — Танец». «Он — Разрушение». «Она — Любовь». Итак, отвечаю на твое замечание: они не называют себя богами; богами их называют все остальные, все, кто видит их.

— Итак, они играют это на своих фашистских банджо?

— Ты выбрал неудачное прилагательное.

— Все остальные ты уже использовал.

— Похоже, что наши мысли насчет этого никогда не сойдутся.