Саша Молох - Клинок Ворона

Через некоторый промежуток времени, достаточно длительный для меня, и практически ничтожный для существа, называющего себя хранителем, я обнаружила, что сижу в каком-то укромном уголке, в компании нескольких фолиантов, куска чистого пергамента и чернильницы с пером. Старческое кхеканье раздавалось откуда-то из-за ближайшего стеллажа — оставить меня наедине с драгоценными изданиями ему не позволял долг службы.

Взяв попавшийся под руку том, я раскрыла его на первой странице. Для проделывания этой нехитрой операции мне понадобилось недюжинное напряжение — переплет был окован полосами темного железа, а по бокам обложки крепились такие же толстые петли — видимо, некогда книги приковывались цепями к пюпитрам.

Атлас не привнес ничего нового — все та же прямоугольная карта, повторенная в нескольких более подробных вариантах. Что скрывалось за границами этой геометрической фигуры, оставалось тайной за семью печатями. Зато всякие мелкие детали были прорисованы особенно тщательно: разноцветные города с высокими башенками, болота, из которых высовывали головы несимпатичные рептилии, из каждого мало-мальски уважающего себя водоема казали конечности и плавники бледно-синие существа типа ихтиазавров. Карта Волчьего края была испещрена значками, обозначавшими поселения оборотней, возле каждого стояла надпись о количестве живущих и виде промысла. Деревню Айса я опознала по маленькому кузнечному молоту и наковальне. В сантиметре от поселка были нарисованы ворота. Еще несколько таких же значков были раскиданы по всей карте. Всего врат насчитывалось восемь, и в их расположении я не увидела никакой логики: два в пустыне к востоку от замка, один в Аметистовых горах, достаточно далеко от пунктиров торговых дорог, три на побережье, один рядом с замком Роз, и последний в Волчьем крае. Наверно, когда создавались порталы, карта выглядела иначе.

Отложив в сторону фолиант, я взялась за следующий. Рассматривание карт оказалось делом увлекательным, раздражали только перо и чернила, которыми я делала заметки на листе пергамента. Чертовски неудобная штука!

— Уше пошдно. Госпоше пора.

Шепелявый хранитель методично потушил свечи в стоявшем на моем столе канделябре.

— Но я только начала...

— Хранилише закрываеся на шакате, — старичок был непреклонен, как мраморное изваяние Будды. — Госпоша должна уйти.

— А могу я забрать...

— Ни в коем шлушае, это штрошайше запрещено!

Пришлось скатать искляксенный пергамент (назвать его исписанным в силу Кодекса Истин я не могла) и гордо удалиться. Хранитель бдительно проводил меня до дверей — опасался, что стащу какой-нибудь необычайно ценный пыльный свиток. Стоило перешагнуть порог, как створки с лязгом захлопнулись, чуть не прищемив мне филейную часть тела.

— Я завтра зайду, — мрачное обещание досталось крепко запертой двери. — Можете считать, что «госпоша» стала постоянным посетителем.

Старик оказался прав — закат действительно наступил. Сквозь узкие окна было видно, как бледно-розовое солнце опускается за стертые ветрами горы, Подсвечивая голые деревья на склонах. Октябрь уже вовсю хозяйничал вокруг замка.

Я, насвистывая, спускалась по каменным ступенькам, одной рукой придерживаясь за стену — кладка в башне была неровной и шероховатой, за нее оказалось удобно цепляться. Хорошее настроение от полного осознания того, что больше не придется просиживать штаны в кабинете командора и заниматься битьем посуды на занятиях по контролю, не мог испортить даже факт столь беспардонного выдворения из библиотеки.

Только вот законы подлости работали в этом мире ничуть не хуже, чем в любом другом. Стоило мне на секунду расслабиться и возомнить себя счастливым человеком, как жизнь тут же опрокинула сверху очередной ушат ледяной воды.

Выходя с лестницы на главную галерею, я наткнулась на мило беседовавшую пару. Парень и девушка стояли ко мне спиной и что-то вполголоса обсуждали. Заготовив про запас вежливый кивок, я вознамерилась их обойти, когда парень, заслышав шаги, резко обернулся — на меня с легкой долей смущения смотрел мой недавний дуэльный противник, живой и абсолютно невредимый.

Я замерла в позе шокированной цапли. Даже при самом радужном раскладе, он должен был соблюдать постельно-пододеяльный режим как минимум месяц. А тут, нате вам! Уже ходит, повязки не видно, и цвет лица, будто он только с курорта! Наверно, к списку возможностей магии сабиров стоит прибавить еще один пункт.

От моего замешательства парень смутился еще больше и склонил голову в глубоком поклоне, более глубоком, чем это предписывалось Кодексом при встрече двух малознакомых людей. Хотя, пожалуй, взаимное желание пустить друг другу кровь можно посчитать за близкое знакомство.

Девушка же, напротив, гордо задрала подбородок в попытке посмотреть на меня свысока. Вместо знакомого мне зеленого платья на ней красовалось что-то небесно воздушное, а иссиня-черные волосы в этот раз были убраны под сетку крупного жемчуга. С учетом разницы в росте и моего дополнительного преимущества в виде ступеньки, попытка уничижительного взгляда с треском провалилась, и «белоснежка», скорчив коралловые губки в гримасе отвращения, удостоила меня легким кивком.

Я ответила положенным по этикету поклоном и, наконец, заставила ноги двигаться, задав им вектор направления в обход милой парочки, а дальше задворками, огородами и в башню, подальше от греха и перспективы еще раз махать мечом. Уйти далеко не дали, сабир окликнул меня, когда до спасительного поворота галереи оставались считанные метры.

— Госпожа, — бархатный голос силком заставил меня обернуться. — Я хотел поговорить с вами.

Сабир, оставив свою крайне недовольную пассию скучать у резной мраморной балюстрады, решительно меня догонял.

— Я слушаю, — пришлось напустить на себя равнодушный вид Снежной Королевы, которую отвлекают по пустякам всякие мальчишки, не способные без ошибок написать простенькое слово «вечность».

— Сожалею, что не имел возможности быть вам представленным. Лайон Гарет, без рода, четвертый меч замка Роз, — сабир отвесил еще один поклон, как-то ухитрившись при этом не оторвать взгляда от моих глаз.

— Аня, без памяти, вне конкурса, — отчеканила я, втайне надеясь, что от таких слов Лайон впадет в ступор, и мне удастся по тихой грусти слинять.

Не тут-то было. Оказалось, что сабир прекрасно осведомлен о моем плачевном недуге:

— Командор рассказывал о вашем несчастье. Выражаю искренние соболезнования и смею надеяться, что со временем воспоминания вернутся, а виновные в этом прискорбном происшествии будут наказаны по всей строгости Кодекса, — на последних словах голос потерял бархатистые нотки и обрел остроту стали.