Карина Демина - Наша светлость

— Только самые бестолковые дети ложатся спать в одежде, — с упреком произнес тан, кидая платье — порвалось или нет? — куда-то под кровать. — Больше так не делай. А теперь чулки…

— Я не буду спать здесь! Я пойду…

Подняться ей не позволили. Их Сиятельство перекинули через Тиссу руку и прижали к себе.

— Ребенок. Сейчас три часа ночи. И ты никуда не пойдешь. Ты сейчас ляжешь в постель и будешь спать. Хорошо. Крепко. С разноцветными снами. А завтра мы вместе пойдем. И я сам все объясню Изольде. Она не будет тебя ругать. Тебя — точно не будет.

— А вас?

— А меня будет. Возможно, все-таки сломает нос, как обещала.

Леди Изольда — нежная и хрупкая! Зачем про нее такое говорить?

— Тисса, — когда тан говорил шепотом, то от голоса его — или от дыхания? Ему нарочно надо наклоняться настолько близко — по коже бежали мурашки. — Если я и дальше буду тебя раздевать сам, то до сна дело может и не дойти.

— Почему?

— Потому что.

Как-то это угрожающе было сказано, хотя все равно не понятно. И пальцы тана, словно невзначай коснувшись щиколотки, двинулись выше, по шву чулка. Медленно так двинулись.

— Я щекотки боюсь, — на всякий случай предупредила Тисса, испытывая огромнейшее желание спрятать ногу под одеяло. Обе ноги.

И руки тоже.

— А разве щекотно?

Ну вот зачем говорить ей в шею? Или не говорить… нет, лучше пусть говорит, чем целует. Хотя неприятно не было. Скорее уж любопытно очень.

— Вы меня домогаетесь?

В этом Тисса была почти уверена. Тем более что пальцы добрались до подвязки и теперь очень осторожно, бережно потянули вниз. Шелк соскальзывал, и случайные прикосновения к коже вызывали совсем не те ощущения, которые положено испытывать приличной девушке в подобной ситуации.

— Еще нет, но скоро начну, — а голос у него изменился как-то. — И что, ни слез, ни обмороков?

Насмехается? Как будто не знает…

— Вы… вы вправе поступать так, как считаете нужным.

Он вдруг отстранился — резко, Тисса едва не упала на спину — и, вручив чулок, велел:

— Умеешь ты осадить. Дальше — сама. Чтобы когда вернусь, ты лежала в кровати и, желательно, спала.

— Я вас обидела?

— Нет, ребенок. Это скорее я тебя обидеть могу. А мне бы не хотелось.

Тисса опять ничего не поняла, но на всякий случай кивнула. И когда тан ушел — вот что она такого сделала, чтобы его разозлить? — стянула несчастный чулок. Почему-то хотелось плакать, но слезы в данный момент были совершенно неуместны.

А волосы растрепались.

И ленточка потерялась.

Из-за ленточки сейчас расстраиваться глупо — наименьшая из ее проблем, — но Тисса все равно расстроилась и до крови почти губу прикусила. Вот почему с ней всегда происходят какие-то несуразицы?

Ленточка отыскалась на кровати.

Если велено спать, то следует спать. Вот только волосы заплести, а то утром не расчешешь… про утро вообще лучше не думать. Будет стыдно.

Уже стыдно.

А к завтрашнему вечеру… об этом лучше не думать. Все равно ничего уже не изменить.

Забравшись под одеяло, Тисса свернулась калачиком и закрыла глаза. Если заснуть не выйдет, то она хотя бы притворится. Она лежала, лежала и действительно почти уже задремывать начала, когда вернулся тан. Он лег рядом и, обняв, тихо спросил:

— Спишь?

— Нет, — честно ответила Тисса.

— Зря.

Она не нарочно. И постарается исправить, но сон опять ушел, а молчать было невыносимо.

— А тот корабль… вы успели?

— Успел. Я боялся, что они снимутся с якоря раньше, чем мы известим прибрежную стражу. Но выяснилось, что барк простоял бы еще несколько дней. И в принципе, можно было бы не спешить. Зачем ты опять косу заплела?

— Так спать удобней, — Тисса хотела перевернуться: разговаривать спиной к собеседнику невежливо, но ей не позволили.

— Пожалуйста, не ерзай, — попросил тан. — Я избытком нравственности не страдаю.

В этом Тисса убеждалась неоднократно. Благородный человек уступил бы кровать Тиссе, но… тан ведь тоже устал. Он уже немолод. Хотя и не сказать, чтобы стар.

Но Тисса спиной слышит, как быстро и часто бьется его сердце. И это нехороший признак: тану следует принимать настойку боярышника, но он же обидится, если предложить.

Ему не нравится быть больным.

— Что они везли?

— Рабов. Незаконных. Поэтому пришлось ждать темноты. Если бы они заметили нас, то предпочли бы избавиться от груза.

Как? И Тисса поняла.

— Я уже видел такое. Людей выбрасывают за борт в цепях. Цепи тяжелые и выплыть не получится. А нет тел, нет и улик. Но сейчас нам повезло. Никто не пострадал.

А Тисса на него еще и злилась. Сидела. Думала всякие гадости. И дважды мысленно поругалась.

— И что с ними будет?

— С работорговцами? Их казнят. А рабов отпустят, только… — он вздохнул как-то совсем уж печально. — Найдется кто-нибудь другой… или третий… я столько этих кораблей видел. Иногда кажется, что все, что я делаю — лишено смысла. И в этом мире ничего уже не исправить.

Не удивительно, что у него сердце беспокойное, за такими заботами… еще и Тисса ведет себя неправильно. Она бы и рада иначе, но не знает, как.

— Ничего не исправить, если не пытаться исправлять. Так дедушка говорил.

— Он был умным человеком. А ты закрывай глаза. Давай я лучше расскажу тебе что-нибудь не столь мрачное? Однажды я попал в мир, созданный из огня. Там реки лавы текут по красному камню, а небо — цвета крови. Их солнце белое, большое и очень жестокое. Оно слишком близко к этому миру и давит на него, а если и исчезает с небосвода, то ненадолго. За несколько минут реки остывают и даже покрываются тонкой коркой. А камень хрипит и трескается.

Когда-то Тисса любила сказки.

Но Их Сиятельство не походили на престарелую нянюшку, которая рассказывала истории про альвов, сумеречников и прочих выдуманных существ. Хотя нянюшка полагала их отнюдь не выдумкой. И всегда оставляла блюдце молока для полной луны: чтобы волосы у Тиссы лучше росли и не темнели. А на ножку кровати привязывала красную нить, от кошмаров…

— Я возвращался туда раз за разом. Странно быть драконом… маг не проламывает мир, но как бы становится частью его, кем-то или чем-то, что способно выжить.

— Драконов не существует.

Как лунных кошек, сонников и цокотушек, которые крадут железные гвоздики из подков и подметок.

— Существуют. Там. Они рождаются в жерлах вулканов из углерода. Изначально они — кристаллы, которые растут, пока не становятся достаточно большими, чтобы появился разум. А разум кристалл изменяет в сущность. Я уже был взрослым… почти взрослым.