Макс Фрай - Неуловимый Хабба Хэн

— А что нужно делать? — спросил я. — Ты же меня совершенно не подготовил!

— Достаточно того, что я подготовил себя. Тебе ничего не нужно делать, просто сиди спокойно. Впрочем, это, пожалуй, невыполнимое требование. Ладно, тогда просто сиди и помалкивай. Заклинание я произнесу сам, нет никакой нужды читать его хором.

— И хвала Магистрам, — вздохнул я. — А то непременно сбился бы… Слушай, дружище, давай-ка скорее, ладно? А то у меня руки дрожат и в глазах темно. Самому тошно быть таким трусом.

— Испытывать страх естественно для человека, — пожал плечами Лонли-Локли. — Важно, что страх понуждает тебя торопить события, а не оттягивать их, сколько возможно. Такое поведение, строго говоря, обычно и называют храбростью. Поэтому не возводи на себя напраслину.

— Спасибо, — вздохнул я. — Вечно с тобой так: когда мне кажется, что я веду себя наилучшим образом, ты ворчишь и бубнишь. А когда я сам себе противен, ты вдруг объявляешь, что все правильно, так и надо… Никогда тебя не пойму!

— Ну почему же, поймешь. И очень скоро, — флегматично возразил Шурф. — Буквально с минуты на минуту, если найдешь в себе силы хоть немного помолчать. Ты готов?

Я хотел было в кои-то веки поступить честно: отрицательно помотать головой, завизжать и выскочить на улицу, пробив головой оконное стекло. Но вместо этого молча кивнул. Все как всегда.

Тем временем Лонли-Локли особым образом прищелкнул пальцами — это немудреное искусство, всего-то вторая ступень Черной магии, заменяет жителям Ехо зажигалки, — и вершина конуса вспыхнула ярким лиловым пламенем. Шурф поспешно задул огонь; теперь конус тлел, источая совершенно незнакомый мне запах, сладкий и тревожный, как аромат сентябрьской ночи. Другое дело, что сентябрьская ночь, наполненная таким ароматом, могла бы наступить только в каком-нибудь ином, необитаемом мире, где нет места ни людям, ни цветам, ни деревьям, а сентябрь, тем не менее, все-таки есть.

— Собственно, это и есть так называемый Аромат Тени. Древние медицинские трактаты уверяют, что ни одна Тень не может устоять перед этой приманкой, особенно если поймет, что угощение предназначено именно для нее — первое из заклинаний представляет собой своеобразное приглашение к столу на понятном всякой Тени языке… А вот людям запах Свечи Фиттеха редко бывает по душе. Надеюсь, тебе он не внушает отвращения?

Я покачал головой, всем своим видом показывая, что дело обстоит ровно наоборот.

— Это хорошо. Тогда, пожалуйста, подвинься поближе. Чем больше дыма ты вдохнешь, тем быстрее случится Обмен Ульвиара. И постарайся сосредоточиться. Вдыхай аромат, смотри на меня и слушай мой голос. Это все, что от тебя требуется.

Я улыбнулся краешком рта и кивнул, давая понять, что усвоил инструкцию и твердо намерен ее исполнить.

— Что ж, позволю себе пожелать нам обоим удачи. До встречи, сэр Макс.

Это прозвучало так обыденно, словно мы собрались разойтись по своим комнатам и разложить там по пасьянсу. Оно и хорошо; оценить и даже переоценить важность момента я вполне мог без посторонней помощи.

— Хаахха бен хха, ахха аллес хха, бахха…

Я уже добрые четверть часа слушал эту благозвучную, с присвистом и придыханием белиберду и созерцал строгое, серьезное лицо своего друга. Язык заклинания не был похож на повседневную речь — то есть вообще ни малейшего сходства, даже звуки совсем иные. Казалось, он был создан существами, у которых голосовые связки устроены совершенно иначе, поэтому слова им приходится не произносить, а выдыхать, выдувать, высвистывать. Но сэр Шурф, надо отдать ему должное, отлично справлялся.

К аромату благовонного конуса я успел привыкнуть настолько, что почти перестал его замечать. Ужас перед незнакомым обрядом как-то незаметно ослаб, а потом и вовсе куда-то подевался. Теперь я испытывал только нетерпение, смешанное с некоторым недоверием — да полно, сработает ли это грешное заклинание хоть когда-нибудь? Мало ли что за рукописи читал Лонли-Локли. А вдруг в старину обитатели этих мест вовсю сочиняли фантастические романы и прочую беллетристику, а бедняга Шурф, жертва погони за тайным знанием древних, принял все за чистую монету? Ему же только траченный временем свиток покажи, и от критического мышления даже следов не остается.

Такой исход показался мне не только досадным, но и забавным. Я представил себе, как мы, два взрослых, серьезных дурака, будем сидеть на кухонном полу до рассвета или еще дольше — сутки, двое, пока в обморок не грохнемся от переутомления… Впрочем, нет, в обморок грохнусь только я, и железному Шурфу придется в очередной раз спасать мою жизнь, бессмысленную, но драгоценную, как безделушка из ювелирной лавки.

Нет, а действительно интересно, думал я, что мы будем делать, если поймем, что заклинание не работает? И самое главное, в какой момент мы это поймем? Сэр Шурф, насколько я его успел изучить, будет бороться до последнего. Небось тысячу раз повторит свои «хха, бахха» и только потом умолкнет, вздохнет и отправится в библиотеку изучать рукописи, искать, что было сделано не так. Или вовсе никогда не умолкнет и не вздохнет, а будет долдонить свое до скончания века, отказываясь признать поражение? А что, это было бы на него похоже.

И вдруг мне стало совершено ясно, что «долдонить до скончания века» — это как раз очень правильный подход к делу, единственно верное решение. Если уж доверился древним рукописям и своему искусству, сдаваться нельзя. Не потому даже, что никто не может предсказать, каковы будут последствия незавершенного магического ритуала, — Магистры с ними, с последствиями, нет ничего такого, с чем не мог бы справиться могущественный человек. А просто нельзя останавливаться на полпути. Неправильно это. Можно сказать, оскорбительно для самой природы вещей.

— Ну, хвала Магистрам, все у нас с тобой получилось. Как же я устал нести эту мистическую околесицу, ты себе представить не можешь!

Сэр Шурф зачем-то грохнулся на спину, раскинул руки и рассмеялся. Выглядело это, мягко говоря, странно, особенно если учесть, что ничего забавного пока не происходило. Но я решил, что следует дать ему время. Рано или поздно сам успокоится и, наверное, объяснит свое эксцентричное поведение.

— Сэр Макс, не смотри на меня так, — потребовал Лонли-Локли. — И не делай вид, будто ничего не понимаешь. Я, конечно, серьезный и уравновешенный человек, но уж никак не бессмысленный и бесчувственный болван, в которого ты зачем-то пытаешься превратиться. Не перегибай палку!

Его голос словно бы повернул во мне какой-то невидимый переключатель, и я внезапно оказался в самом центре бури, вернее, в месте столкновения великого множества внутренних бурь.