Кир Булычев - Зеркало зла

На орудийной палубе Дороти зажмурилась от обрушившихся на нее грохота, криков раненых, едкого дыма и выстрелов. Она остановилась, опершись на основание мачты, и старалась понять, что происходит вокруг. Спутники Дороти исчезли из виду.

В этот момент случилось нечто ужасное, пришедшее из кошмара, чего в жизни не бывает. Оглянувшись на треск, удар и крик, Дороти увидела, как сквозь мощные доски борта внутрь корабля врывается, как бык, ломающий рогами перегородку, красное, чернеющее на глазах ядро… Поражая канониров, во все стороны, словно стрелы, полетели щепы. Кто-то заорал, а Дороти глядела в неровный круг голубого неба, потом перевела взгляд туда, где, оставив за собой дорожку разрушения и гари, успокоилось ядро. Оно было на самом деле невелико – только в полете показалось Дороти громадным, но натворило немало бед на орудийной палубе…

Грязный, словно обугленный, офицер, который стоял слева от Дороти, закричал, как будто приказывая пушкам, откатившимся назад после выстрелов:

– Товсь!

Навалившись на лафет, канониры покатили пушки к раскрытому борту. Офицер словно не замечал, что не все соседние пушки одинаково двинулись к бортам, так как людей уже не хватало – один лежал, вытянувшись во весь рост, еще один скорчился от боли, третьего пронзило деревянное копье, оторвавшееся от борта.

Этот канонир смотрел на Дороти, будто просил помочь, даже губы его беззвучно шевелились – да разве разберешь в таком грохоте и треске?! Дороти шагнула к нему, но остановилась, оробев, потому что не знала, что ей делать, когда приблизится.

– Иди…

Еще два шага.

Рядом грохнула пушка, и краем глаза Дороти уловила ее стремление ударить и раздавить. Дороти отпрыгнула, но пушка ударила углом лафета раненого матроса и прекратила его страдания… Его оттащили и бросили рядом с мертвыми. Дым рассеялся, Регины не видно.

Дороти подумала, что, наверное, она уже внизу, где должен быть лазарет. Она колебалась, спускаться или вернуться в каюту, и эта секунда спасла ей жизнь, потому что еще одно вражеское ядро влетело и своротило пушку, убив двух канониров. Это произошло как раз перед Дороти – в трех шагах. Откашлявшись от дыма, почти на ощупь Дороти отыскала люк, ведущий вниз, в глубоком полумраке, который царил на нижней палубе. Его не могли рассеять два фонаря в плетеных металлических сетках, подвешенных к потолку. Дороти пошла на звуки голосов, туда, где в обычные дни находился общий кубрик мичманов и младших офицеров, и тут же увидела, как на длинном обеденном столе, покрытом клеенкой, лежал человек, которого держали двое санитаров, тогда как доктор Стренгл отпиливал ему ногу выше колена обыкновенной ножовкой с мелкими зубьями.

Дороти поняла, что оставаться здесь не может – даже не от вида этой операции, как от визга матроса, который прервался, лишь когда Дороти отступила к самому трапу…

– Перетягивайте и бинтуйте! – крикнул Стренгл помощнику, а сам поспешил к Дороти. Его клеенчатый фартук был измаран кровью, и в крови был даже лоб, потому что он все время вытирал пот. Яркие лампы горели только над операционным столом, в остальной части кокпита было темно. И неудивительно, так как эта палуба была ниже ватерлинии и было слышно, как волны ударяют о борт…

– Дороти, что вы здесь делаете? – спросил доктор. – Вам лучше спрятаться…

И тут она сказала то, о чем еще секунду назад не думала:

– Я пришла помогать вам.

– Как? Таскать трупы? – рассердился доктор Стренгл. – Для этого у меня есть полдюжины бездельников.

– Я умею перевязывать… или дать воды, – сказала Дороти. – Я полгода помогала тете, которая служит сестрой милосердия в госпитале Святого Павла.

– Не знаю… это не женская работа… – Доктор Стренгл колебался. Потом вдруг принял решение: – Но все же это лучше, чем торчать на верхней палубе. Иди помогай Дейвису.

Он показал в сторону, в полумрак. Широкоплечий санитар шагнул в сторону…

Там лежал штурман Алекс!

– Алекс!

– Не кричите, мэм, он не в себе, – ответил широкоплечий санитар со старомодной серьгой в ухе.

– Я не кричу… доктор Стренгл велел мне…

Она закусила губу. Ей было страшно, как в темном лесу. И никто не придет на помощь.

– Да, – сказал над ее плечом доктор Стренгл. – Это наш молодой друг. Однако должен вам сказать, что раны его не внушают мне опасения. Его руку я положил в шину, она срастется, и быстро, – перелом несложный. То же могу сказать и о ране в боку, которая не нарушила жизнедеятельности ни единого из важных органов, а задела лишь мягкие части тела.

– Я хотела бы…

– Дейвис, дайте мисс Дороти бинт, корпию и салфетки… Ты в самом деле имеешь опыт врачевания?

– Я бы не стала вас обманывать, доктор Стренгл!

– Скорее, доктор, он кончается! – закричали от стола.

Стренгл кинулся туда, но еле устоял на ногах, так содрогнулся, будто человек, получивший сильную пощечину, их корабль.

И все сразу замерли. Даже стонущие раненые замолчали, прислушиваясь.

– Они здесь… – сказал кто-то в тишине.

И тут же тишина пропала, сметенная шумом, который доносился сверху, – в нем можно было различить человеческие крики, звон сабель, команды, запоздалые выстрелы пушек, треск рвущихся парусов и сломанных при столкновении рей.

– Что это? – спросила Дороти шепотом, не надеясь услышать ответ, как лежащий у ее ног штурман открыл глаза и тихо произнес:

– Они берут нас на абордаж. Да, на абордаж! Где моя сабля?! – закричал он. – Мое место там.

– Не надо, мой дорогой, – шептала Дороти, не зная, слышит он ее или нет. – Тебе нельзя подниматься… Я сейчас сменю тебе повязку.

Штурман вновь закрыл глаза. Видно, усилие оказалось для него слишком трудным.

Дороти стала осторожно накладывать на кровоточащий бок корпию и придерживать ее салфеткой, и вдруг – неизвестно, сколько времени прошло – бой кончился.

По крайней мере это случилось куда скорее, чем Дороти ожидала.

Голоса и громкие, поспешные шаги раздавались на оружейной палубе. Но ни выстрелов, ни звона металла… Означает ли это, что мы победили или это победили нас? У кого можно спросить? Где доктор Стренгл? Почему он склонился над операционным столом, словно его не касается судьба корабля и всех его жителей?

Затем, когда Дороти уже смогла сменить повязку штурману, который так и не приходил в себя, в широком луче серого света, проникающего с орудийной палубы, показалась фигура человека с короткой саблей в руке. Голова его была завязана красным платком, а на шее висела золотая цепь.

– Надеюсь, – сказал он на плохом английском языке, – сопротивления не будет. Иначе мы никого не жалеем.

Никто ему не ответил.