Вера Чиркова - Заложница. Книга 3

— Можно… — деликатно осведомился дракон, снимая с руки невзрачный браслет, которого до того момента там не было, — сделать ему на память небольшой дар?

— Разумеется, — устало кивнул герцог стараясь не смотреть на прожигавшую его взглядом герцогиню.

Браслет неторопливо поплыл к еще оплетённому путами клятвопреступнику, ловко скользнул на запястье, минуя его нарочно растопыренные пальцы и растаял, словно был иллюзорным. Все ожидали действия подарка затаив дыхание, хотя только сам Зрадр, да еще может быть, Ганти с Ительсом догадывались, чем все может закончиться.

Вскоре все заметили, как стремительно начали меняться черты лица Лархоя. И не только лица. Темнела и блекла, становясь дешевой и поношенной одежда, тускнели и укорачивались тщательно завитые локоны.

— Извини, — тихо сказал Харну дракон, и махом выпил кубок вина, — но в прежнем облике он был опасен. Слишком его разум пропитан любовью к заговорам, подлогам и интригам. А так в нем кроме непримечательной внешности появилась склонность к послушанию и стойкое отвращение к лжи.

— Спасибо, — с трудом выдавил герцог и кивнул Регорсу на возникшего у двери гвардейца.

— Идем, — скомандовал генерал любимчику ее светлости и тот беспрекословно двинулся за ним к выходу.

— Ты… — глядя как идёт к двери молодой мужчина, который с каждым шагом становится все меньше похож на Лархоя, задохнулась ненавистью Юнгильда, — сначала предал собственную мать, встал на сторону этой шлюхи Ральены, а теперь уничтожаешь родного брата!

— Я вас не предавал, — побледнев не менее, чем Регорс, процедил Хатгерн, — мне не исполнилось и шестнадцати, когда отец привёл лаэйру, и я не вправе был диктовать ему своё мнение. Все помнят, как нетерпим был его светлость к непрошенным советчикам. Кроме того, вы в тот момент, как я ясно помню, были с ним в ссоре, и заодно почему-то не разговаривали и со мною.

— Ты не поддержал меня, не поехал с нами, когда я уезжала в поместье!

— Как я мог поехать, если отец дал мне поручение проверить гарнизоны южных городов, и меня вообще не было в тот момент во дворце? — начал свирепеть герцог, — зато теперь меня интересует, зачем вы вообще туда поехали?! Разве вам неизвестно было про его чрезмерное упрямство и гордость? Да он из-за одних только этих чувств потом делал все вам наперекор.

— Он был невыносим… — припомнив какие-то свои обиды, зло фыркнула Юнгильда, — с ним невозможно было договориться.

— Если бы вы любили отца, то попытались бы его понять, и принять его решение, — твёрдо возразил Хатгерн, — Или еще раньше попытались быть для него единственной, самой нужной и преданной. Любовь это прежде всего уважение мнения возлюбленного, а не желание владеть им безраздельно. Раньше я этого не понимал… а теперь знаю точно.

— Ну да, — едко скривилась ее светлость, — именно потому сегодня рядом с вами пустое кресло, а не ваша лаэйра. Думаю, вам известно, что она выученная убийца и шпионка герцога Бентрея?!

— Мне все про неё известно, как и сидящим тут людям, — сухо отрезал герцог, — как мне стало окончательно ясно, нам с вами никогда не удастся договориться насчёт наших личных отношений. Сейчас я хочу услышать ответ на последний вопрос, как вы додумались продаться Юверсано?

— Не продаться… а обменять услугу на услугу. Он передал через своих людей письмо и предложил помощь… в выселении Ральены.

— И чего попросил за эту малую услугу, кроме свержения законного наследника?

— Вас никто не собирался свергать… — неуверенно сообщила Юнгильда, — только немного… придержать. Ведь знатные дома не пожелали бы признать Лархоя, если только соправителем. А самому Юверсано нужно было сущую малость, восстановить прямую границу на западе. Ты и сам знаешь, там наши земли вдаются в его владения клином. Мне показали на карте.

— Да причём тут карта? — опешил Харн, — У Юверсано владения ничуть не меньше чем у нас! А западная граница проходит по середине Акарны, самой большой реки в той стороне. И если отдать ему этот клин, то уйдут плодороднейшие поля, сады и десяток мельниц, а заодно и мосты, за проезд по которым мы берём плату. И кроме того там находится несколько деревень и Бурск, городок виноделов и мукомолов. И везде живут наши верные подданные, об их судьбе вы не подумали? Ведь Юверсано немедленно поделил бы эти земли между своими преданными людьми, и они первым делом выкинут прежних хозяев с обработанных потом предков полей и из виноделен. В лучшем случае оставят их наёмными работниками. А у нас в герцогстве мигом поднимутся цены на тонкие ткани, любимые вами поделки из мангрового дерева, бумагу и пряности, потому что с этого момента платить за проезд по мостам через Акарну наши купцы будут Юверсано, а он устанавливает самые высокие цены на побережье.

— Вы зря тратите слова и силы, ваша светлость, — тихо произнёс Ганти, — ваша матушка всегда считала подобные сведения ненужной для женщин шелухой. Ее всегда интересовали только балы и украшения.

— А по-вашему, — мгновенно взвилась Юнгильда, — женщины должны рассуждать о ценах на кожу и рыбу? Или научиться убивать соперниц ножами и бегать по кустам в мужских штанах?

Хатгерн смотрел на ее искажённый ненавистью рот и со всё растущей тоской понимал, как напрасны все его надежды на мирный договор с матерью. Никогда она не смирится с утратой так внезапно уплывшей из ее рук победы, и никогда не признает, какой потерей и трагедией могла бы стать для герцогства ее интрига, если бы Регорс в решающий момент не прозрел и не лишил ее светлость всех тех наград и удовольствий, о которых она так давно мечтала. И почти получила, въехав в этот дворец победительницей и покровительницей нового герцога, каким видела младшего, хитрого и послушного сына. И ей и на секунду не пришло в голову, что и у коварного и расчётливого Юверсано может быть свой, секретный план, в котором нет места ни Лархою, ни ей самой.

И что страшнее всего, никогда и не придёт. И значит можно утопить в болоте забвения все его прошлые мечты о счастливой жизни, какой она виделась после того, как выйдет замуж Бретта и Ральена отбудет вместе с нею в дом зятя. А матушка вернётся во дворец и тут воцарится мир и радость. Чуть позже во дворце поселится его собственная жена, потом появится сын… зазвенит в комнатах детский голосок и счастливый женский смех.

Харн тяжело вздохнул, с необычной отчётливостью осознав, каким наивным простаком был раньше, когда представлял свою матушку в роли любящей счастливой бабушки, и мрачно уставился на Ганти, ожидая его подсказки.

Ясно уже, что оставить во дворце её светлость нельзя, никогда она не успокоится и не перестанет плести интриги и читать всем нравоучения. А если отправить в поместье, то нужно приставлять целый штат соглядатаев и непременно их менять, перед силой золота очень быстро слабеют даже самые надёжные слуги. Но у него всё равно никогда не хватит наглости предложить ей покинуть дворец, какой бы она ни была, это все равно его мать.