Григорий Шаргородский - Демонолог

Жох покорно подошел ближе. Он пока еще не осознал себя повелителем сотен тысяч воинов, но даже когда осознает, мое отношение к нему не поменяется.

— Яна, ты любишь этого идиота? — Так как девушка не собиралась отвечать на вопрос, я ответил сам, глядя Жоху в глаза. — Пару минут назад она мне сказала, что любит и жить без тебя не может. Теперь вопрос к тебе. Она убивала ударами в спину, травила людей ядом, ложилась по приказу под других мужчин. Она тебе омерзительна?

— Что вы, ваша милость, я обожаю Яну, и никакая грязь не сможет замарать ее образ в моих глазах.

— Хорошо сказал, молодец! Обещаешь никогда не вспоминать об ее прошлом?

Вместо ответа Жох уже становящимся привычным жестом откинул полы Снежного плаща, встал на колени и стащил с головы Небесную чалму. Вслед за этим он начал монотонно говорить на хтарском языке. Для меня это действо не имело смысла, а вот Яна точно знала, что происходит. Сначала она убрала ладошки от лица, а затем ее глаза широко распахнулись.

Похоже, здесь приносили какую-то жутко важную клятву.

Жох замолк, зато заговорила Яна. Она, больше не стесняясь синяков, встала на колени и тоже разразилась длинной речью на хтарском.

Так как влюбленные не видели никого, кроме друг друга, я тихо выбрался из шатра на свежий воздух.

Вход охраняли «ящеры» в шлемах. Причем один был чуть ближе ко входу, чем это было нужно. Своих бойцов я узнавал и в броне.

— Барсук, скажи Морофу, что мы сворачиваем лагерь.

— А на свадьбу не останемся?

— Валат, блин, тебе никто не говорил, что подслушивать вредно для здоровья?

— Буду знать, — пробурчал из-под шлема Барсук и быстро отправился передавать мой приказ воеводе.

На свадьбу мы все же попали. Утром, когда все шатры и палатки были уже собраны, от галдящей массы гуляющих хтаров отделилась группа всадников. Впереди ехала парочка в белоснежных одеяниях. У Жоха, точнее, Пастуха по имени Ж имелась только одна синяя деталь — чалма. Белоснежный плащ был наброшен на серебристую «чешую».

Кстати, почему у меня до сих пор нет такой фишки?

Яна также была одета в белоснежный костюм из воздушных шаровар и длинной рубахи с вырезами по бокам. И по шароварам, и по рубашке ветвилась серебристая вышивка. Волосы девушки были скрыты под белым платком. На таком фоне смуглое лицо Яны стало еще темнее, но ничуть не менее привлекательным — правду говорят, некрасивых невест не бывает.

Молодых сопровождали полсотни знатных степняков, среди которых только с десяток был в серой броне, остальные красовались в черных доспехах.

Что-то многовато здесь собралось ханов. Оказывается, ночью подошли еще шестьдесят тысяч хтаров и даже два великих хана. Вот было бы «весело», если бы мы не успели провернуть нашу аферу с вещичками Пастуха.

Ж — прости господи, ну и имечко — подъехал ближе и склонил голову.

— Я не забуду о том, что вы сделали, ваша милость, и клятв своих тоже не забуду.

— Если нарушишь клятву, данную мне, я обижусь и, возможно, даже накажу, а если не исполнишь того, что обещал Яне, — боюсь, что моего расстройства кое-кто просто не переживет.

Губы Пастуха чуть дернулись, но он сумел обуздать себя и еще раз склонил голову.

Теперь пришла пора прощаться с Яной. Вместе мы прошли через многое, и ни разу у меня не было повода плохо относиться или не верить этой девушке. Я всегда восхищался ее красотой и умом. И вот она уходит в прошлое. Возможно, мы еще встретимся, но шанс на это был исчезающе малым.

— Ну что, давай прощаться, красавица.

До этих слов девушка держалась, но, услышав мой голос, вдруг свела брови вместе, ее губы задрожали, а на веках набухли слезы.

— Ван, — Яна подвела свою кобылку вплотную к Чернышу и обняла меня. — Ван, как же так?

— Все хорошо. Я буду знать, что ты счастлива, и моя жизнь от этого будет чуточку лучше.

— Я вас бросаю в такой момент.

— Нет, ты получаешь заслуженную награду за все, что уже сделала. Все, хватит нежностей, если не хочешь, чтобы я расплакался. Иди вон с Карном попрощайся, а то он делает вид, что его все это не касается.

— Я никогда тебя не забуду.

— А тебя, даже если захочешь, не забудешь.

Девушка дурашливо ткнула меня кулаком в плечо. Под броней я ничего не почувствовал, но по руке прошелся холодок и засел тупой иглой где-то под сердцем.

Привык я к ней. Черт, что-то у меня глаза слезятся — от ветра, наверное.

Ткнув пятками в лошадиные бока, Яна подъехала к Карну. Я знал, что кронаец всегда любил ее, тихо и безответно, поэтому сейчас ему во сто крат хуже, чем мне. Крепыш снял шлем, за которым до этого прятал свои эмоции. Они что-то прошептали друг другу. Яна обняла кронайца, а он дернул поводья, и движение коня разорвало объятье девичьих рук. Урген прощался с Яной шумно и с десятикратным целованием, чем даже вызвал недовольную гримасу жениха.

И вот, под аккомпанемент стука лошадиных копыт, белоснежные фигурки растворились в зелени степи.

Я грустно вздохнул. Хан никогда не забудет, что было с Яной в прошлом, им не дадут этого забыть, и никакая клятва не помешает однажды прозвучать горькому упреку. Счастливых сказок, особенно в таком контексте, не бывает. Они оба будут страдать. Тогда зачем я это сделал? Все просто — страдать вместе с тем, кого любишь, намного легче, чем в одиночестве, разрывая свою душу одним вопросом: «А что если бы я осмелился? Если бы не упустил шанса?»

Лишь одно в этой жизни я понял кристально-ясно — лучше раскаиваться, чем сожалеть.

Хотя, если в этом мире существует магия, возможно, здесь случаются чудеса? Тогда пусть для этих двоих случится чудо.

Пересекая степь, драгуны вытянулись в одну колонну, казаки рассыпались дозорами — у нас с хтарами, конечно, мир, но береженого Бог бережет. Через трое суток похода на северо-запад мы добрались до горной гряды, отделявшей степь от Вольных Королевств.

Здесь меня ждало еще одно прощание.

Спешившись, я обнял Черныша.

— Ты все равно не поймешь, но с боязнью высоты в горах делать нечего.

Черныш вдруг заволновался и дернул головой, косясь на меня глазом. Не знаю, понял ли он сказанные слова, но явно почувствовал неладное, потому что отказался от соленых сухариков, что делал очень редко.

Последние указания Морофу отданы, а Черныша взяли на два длинных аркана Охто и казак-коновод.

Пора.

— Двинулись, — махнул я рукой, и закованные в «чешую» тридцать восемь всадников направились в сторону гор. Из общего стиля выбивались только целитель в своей рясе и два проводника-хтара, которых мне выделил Пастух. Ну и парочка волков в придачу.