Дарья Искусница - Светлана Суббота
Помню, стояла я тогда под обвинениями и очень хотелось сдать коллегу по работе с потрохами, так обидно было. Но решила не вмешиваться в чужие отношения и заблуждения, пусть сам разбирается.
С тех пор я понимаю, правда - очень тонкая материя. И вера любимому человеку – тоже не всегда должна быть безграничной. Где проходит незримая линия нашей веры? Как поступать в спорных ситуациях?
Душой я, наверное, согласна с фотохудожником. Своей паре надо верить. Только к чему других обвинять?
И сейчас, не поправляя Можайского, я немного почувствовала себя… обманщицей.
Все ли я честно говорю, не утаиваю ли во благо себе? Логичных вариантов признаний было всего два. Первый - безумно хочу замуж, поэтому готова хоть на дно за кольцом. И – такая меркантильная, что не смогла вынести падение драгоценности в воду.
Ни один из вариантов признавать не хотелось и это испортило мне настроение вкупе с общим самочувствием.
Зубы начали постукивать от холода, влажная блузка липла к телу. Мое ныряние за кольцом принесло грустные плоды - как бы не простыть.
Я чувствовала себя скованно и нелепо. В полутьме, с дурацкой коробкой в руках, которую я так и не открыла.
- Черт, да ты замерзаешь! – Дима расстегнул рубашку, стащил ее с себя. Зацокали где-то внизу, по брусчатке, сорванные запонки. Меня закутали в теплую ткань, но, боюсь, я быстро промочу и ее.
- Чуть-чуть потерпи, солнце, сейчас вызову машину, - экран телефона подсветил нахмуренное лицо. – Вовка, машина нужна, срочно. Да понятия не имею, где мы, вроде парк у реки. Посмотри по локации моего телефона, ты же его видишь. Да… похоже… вызывай. Три минуты до нас? Отлично. Скажи маме, пусть теплую одежду приготовит. Зачем-зачем… Я тут Даше предложение планировал сделать, романтично, на корабле. А она в воду нырнула, намочила одежду. Нет. Нет. НЕТ, ЛОМОВ! Она не решила утопиться в реке!
Кого-то откровенно троллили, а обычно не теряющийся и отвечающий той же ироничной монетой Можайский воспринял произошедшее серьезно. И это почему-то меня взбодрило.
- Дим, не напрягай, пожалуйста, маму. А лучше вообще ничего пока ей не говори, ладно? Если приедем к тебе, начнется суматоха, расспросы. А мне сейчас покоя хочется. Можно я домой?
Он медленно кивнул, звонок завершил, но мерцающий экран не выключил. И я не смогла выдержать внимательного взгляда, просто зажмурилась и притихла.
Мужская кожа ощущалась тепло и гладко. Хотелось потереться щекой, согреть холодный нос, уткнувшись потеснее. Под моими пальцами ритмично и глухо билось сердце. Бум-бум. Прижимаясь изнутри и доверчиво грея ладонь. Как плыл и замирал под моей нехитрой лаской весь Можайский. Осторожный и одновременно голодный, как подкрадывающийся хищник, что меня несколько пугало.
До самой машины мы молчали. И в такси без слов сидели бок о бок. Одна его тяжелая рука на моем плече. Вторая – на подрагивающем колене.
- Я провожу до квартиры. Присмотрю, чтобы ты без приключений попала домой, - твердо сказал он, когда машина подъехала к моему дому. И это показалось одновременно правильно и страшно. Ах, да, ему же надо вернуть рубашку. – Такси отпустим, я вызову себе отдельно.
Лифт, как водится, не работал. Ступени пахли влажным, сырым цементом -немного затхло. Распахнутые форточки на подъездных пролетах впускали тихие вечерние звуки: то чей-то смех, то рокот проезжающей мимо машины. На третий этаж я взлетела ласточкой, едва касаясь краешка ступеней. У Можайского, идущего за мной почти вплотную, так, что я его чувствовала спиной… зазвонил телефон. И тут же замолчал, явно выключенный.
Мой этаж, наконец-то. Поспешно открыв дверь, я стянула уже повлажневшую ткань с плеч. Протянула рубашку Можайскому. И оказалась мгновенно обернута обнаженным сильным телом. Шепот. Куда-то в район волос, но мурашки помчались по всему телу.
- Можно я останусь?
Блииин.
Я мокрая, холодная, с жалко висящими прядями волос. Такой будет наша первая ночь? С лягушкой Дашей?
- Дима, я… не очень хорошо себя чувствую, - Вроде я говорила, а сама себя не узнавала. Так сорвано, почти задыхаясь звучал голос. - Извини меня. Может быть не сегодня?
- Даша, ты знаешь как я прислушиваюсь к твоему мнению… Но ты сейчас расстегиваешь на мне ремень.
- И-и-извини, это я от нервов. Не обращай внимания.
- Да?
Черт, какой позор.
- Да-а. Немного поцелуемся и пойдешь…
Чудесно целуется. Чудно. Волшебно. Потому что только магией можно объяснить феномен онемения ног, когда целуют в губы. Мне встретился волшебник. А я ухитрилась по дороге превратиться в тыкву и растерять все принцессное великолепие.
Ох. Я совсем не помню какой бюстгальтер надела. Вообще в голове пусто, когда так хорошо. Вот он сейчас целует мою шею, вдруг потом, исключительно случайно, расстегнет пуговицу на блузке. А там какое-нибудь старое с широкими лямками уродство? Почему, почему я давным-давно не выбросила в мусор всё страшное белье?! Удобное? Да в баню удобное!
Нет, нельзя так.
- Дима, я думаю… не сегодня. Отпусти меня.
- Даша, ты сама меня держишь. С тобой все нормально? Давай я чай поставлю?
Какой к бесам чай, у меня мурашки канкан танцуют, когда он так нежно целует у ключицы и провокационно дышит вниз, в район неизвестного по качеству белья. Не знаю где там валяется его рубашка и, надеюсь, я хорошо захлопнула входную дверь, потому что совершенно случайно я торопливо сдираю собственную мокрую блузу, зачем-то вместе с бюстгальтером, к моему счастью оказавшимся кружевным и легчайшим.
- Солнце-е-е, - прозвучало так хрипло, что сбило мне дыхание напрочь. – Ты меня с ума сведешь.
Извиняюсь, если ты сошел с ума… какого черта ты еще внятно болтаешь? Замуж я пока не готова за тебя выскакивать, мне надо серьезно все взвесить, но и терпеть твое адово присутствие так близко уже никаких сил нет. Делай свое проклятое дело, безумный соблазнитель, хватит меня мучить. Ах.
Легкая, едва ощутимая вечерняя щетина прошлась по тонкой, чувствительной коже груди, и я ощутила на одной из вершинок горячее объятие рта.
Ох, ты ж… Хорошо, что он упрямый. Я его гнала-гнала, а он…
- Кольцо!
Он серьезно?! Я хотела возмутиться, но Можайский нашел на полу брошенную впопыхах коробочку и вытащил кольцо.
В моей сумочке зазвонил телефон. Неприятно, резко и удивительно невовремя. Подрагивающие пальцы скользили по гладкой поверхности, кажется, я отключала звонок бесконечно долго.
