Мародер без диплома (СИ) - Фишер Саша
Бюрократ после ужина погрузился в изучение каких-то найденных у Епифана бумаг, сообщив, что его это успокаивает и отвлекает. Я смотрел, как он водит пальцем по длинным колонкам цифр, и понял, что тоже бы не против что-нибудь перед сном почитать, вот только книг я здесь не видел что-то. Ну, кроме инструкции к шагоходу.
Хотя...
Я хлопнул себя по лбу. Я же прихватил с собой ту тетрадь из подземелья. Старинную, в кожаной обложке и с толстыми страницами. Я устроился поудобнее, взбил подушку, поморщился. Все-таки из соседних комнат несло гарью недавнего пожара. С другой стороны — не на улице же комаров кормить, когда есть дом? Моя очередь следить, не приближается ли к дому кто-то подозрительный наступит через несколько часов, Гиена как раз заступил на дежурство.
Так что я подошел к столу, на котором мы разложили все имеющиеся у нас вещи, взял загадочную тетрадь, вернулся на кровать, лег и открыл первую страницу.
Не успел я сосредоточиться на буквах, как вдруг почувствовал, как проваливаюсь куда-то в темноту.
Глава 22. Вышел месяц из тумана...
Покачивание и размеренный стук колес.
Узкая полоса тусклого света.
Запах металла, ржавчины и несвежих носков.
Шипение ненастроенного радиоприемника, сквозь которое пробиваются слова старой песни, которые я скорее помню, чем реально могу разобрать.
«...один говорил наша жизнь это поезд другой говорил перрон...»
Я вижу все это как будто со стороны. Вот он я, на сидушке нижней боковой где-то в середине вагона. Мое лицо освещает мерцающий в руках смартфон. Буквы, картинки...
Размеренный ритм замедлился, надсадно заскрипели тормоза, поезд дернулся и замер. На миг все потемнело, как будто я моргнул.
Снова открыл глаза.
Весь остальной вагон погрузился в темноту. Пятно света выхватывало из мрака только мой столик на середине нижней боковушки и сидящего напротив человека, лицо которого было скрыто тенью от шляпы. Еще к миру добавился резкий запах табачного дыма. Огонек «козьей ножки» разгорелся ярче, осветил нижнюю часть худого лица, похожего на обтянутый кожей череп, длинные узловатые пальцы, тонкие жгутики усов, свисающие ниже подбородка.
— Здесь же нельзя курить, — сказал я. Почему-то голос звучал почти чужим.
— Интересное слово — нельзя, — ответил тощий незнакомец. — Что оно по-вашему значит? Нельзя, потому что кто-то повесил здесь знак, перечеркивающий сигарету? Или потому-то когда-то давно кто-то курил, лежа на полке, уснул, сигарета упала, начался пожар, погибли люди... А может быть, нельзя, потому что тебе не нравится, что я курю? Что означает это твое «нельзя»?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Так принято. Таковы правила...
— А что если я закурил как раз потому, что хотел нарушить эти самые правила? — незнакомец оскалился в улыбке. — Чтобы прибежал какой-нибудь страж общественного порядка, попытался меня оштрафовать. Или высадить. Мы бы повздорили, а возможно и подрались. А потом я бы швырнул бычок в мешок с грязным бельем, начался бы пожар, экстренное торможение, поезд сошел с рельс, сирены, пожарные вертолеты...
— Не понимаю, к чему этот разговор, — сказал я все тем же чужим голосом и снова уткнулся в экран телефона.
Снова короткий миг темноты, как будто я моргнул. И вот уже нет никакой задней боковушки. Под кроссовками хрустит гравий, на фоне темного ночного неба — словно вырезанные из черной бумаги контуры деревьев. И длинная гусеница поезда с световым пунктирным узором окон.
— Дайте угадаю, сейчас вы скажете, что это была демо-версия другого мира, для того, чтобы приобрести полную версию, я должен поставить подпись кровью на длиннющем договоре, половина которого напечатана мелким шрифтом? — сказал я. Вообще я еще не видел тощего парня с «козьей ножкой», но точно знал, что он стоит за моей спиной.
— А ты бы подписал? — серьезно спросил незнакомец. И расхохотался, не дожидаясь ответа. — У тебя такое смешное лицо сейчас. Расслабься, это просто твой сон, ничего больше.
— Точно? — я похлопал себя по бокам, сунул руку в карман, наткнулся на что-то твердое. Ну да, тот самый брелок-бляха. Серого металла с силуэтом шишиги. В заднем кармане завибрировал мобильный телефон. Я замер. — Вопрос ведь в том, где я проснусь. В доме Епифана или на подъезде к Новосибирску на верхней боковой, когда проводник ткнет меня в бок и сообщит, что сортир через полчаса закроют.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А еще голову мне морочит с какой-то подписью! — незнакомец снова заржал и затянулся. Кончик самокрутки вспыхнул ярче и снова выхватил из мрака его худое лицо, похожее на голый череп. — Нашел тоже Вельзевула... Второй вариант в твоем изложении — это настоящий триллер. Прямо-таки, ночной кошмар!
Да? Я мысленно представил себе себя, выходящего из аудитории вслед за вчерашней школьницей в обтягивающей тугую задницу юбке. А потом в маленькой квартире с «бабушкиным ремонтом», за столом с потрескавшейся полировкой и тетрадкой конспектов. Как я с третьего ряда потоковой аудитории слушаю унылую лекцию от препода, которому давно уже пора на пенсию. А вот я на скамейке в парке, обнимающий одной рукой ту девушку, которая пару кадров назад виляла передо мной задницей, а в другой руке — бутылка темного пива. А вокруг — стайка таких же оболтусов, с которыми мы прогуливаем пару.
Телефон, тем временем, продолжал вибрировать, но доставать его мне почему-то не хотелось. Но тут я с ужасом понял, что левая рука уже потянулась к заднему карману. Нет, блин, нет!
Перед глазами замелькали другие лица. Яростный зеленый огонь в глазах Натахи. Кашляющий смех Гиены. Изуродованное лицо Епифана. Мерзкая самоуверенная улыбка на губах Матонина. Бездонные темные глаза Талтуги...
Зазвенели колокольчики. Призрачная фигура шаманки раскинула руки, ее длинные темные волосы взлетели мрачным ореолом вокруг бледного лица.
Я до боли сжал в руке бляху из серого металла. Бисеринки пота выступили на лбу от напряжения.
Сквозь шипение ненастроенного радиоприемника снова прорвались знакомые слова:
«...другой говорил задаваться не надо как сядем в него так и сойдем...»
Я почувствовал, как мои пальцы коснулись прохладного скользкого пластика, ухвалили его и потащили вверх. Вибрация передалась всей руке...
— Богдан! — прорвался сквозь мрак женский голос. — Богдан! Проснись!
Сознание снова на миг затопила темнота. Кто-то осторожно тряс меня за руку. Я дернулся и открыл глаза. Было темно, в ноздри ударил запах гари.
— Богдан, уже светает, твоя очередь дежурить, — сказала Натаха шепотом.
И тут меня аж затрясло. Сон, твою мать, просто сон! Я повернулся на бок и сунул руку в задний карман джинсов. Пальцы наткнулись на холодный металл бляхи-брелока.
— Фух, — я поддался порыву и обнял Натаху. Та крепко сжала объятия в ответ, потом отстранилась.
— Плохой сон? — спросила она.
— Вроде того, сказал я, вытирая взмокший лоб. — Если это сон был, конечно... Что вокруг происходит?
— Мужики подрались через два двора от нас, — сказала Натаха. — Один пришел с колуном и начал рубить забор. Хозяин выскочил, пальнул из ружья, первый бросил топор и бежать. А третий ему навстречу. Двое накостыляли первому, а сейчас все трое сидят на крыльце, квасят и обсуждают, кто забор будет чинить.
— И все?
— Все, — Натаха усмехнулась. — Других происшествий не было.
— Тогда пост принял, — сказал я, спуская ноги с кровати. — Приятных сновидений и все такое.
Я встал и снова оказался слишком близко к Натахе. Всем телом ощутил жар ее кожи. В темноте моя ладонь коснулась крутого изгиба ее бедра. Я замер. Она вздрогнула, но не отстранилась. Даже придвинулась еще чуть ближе. Дыхание ее стало прерывистым, я почувствовал его на своей щеке. Ее ладонь накрыла мою ладонь.
— Тебе пора... — жарким шепотом и с ноткой сожаления выдохнула Натаха. Отстраниться от нее стоило просто нечеловеческих усилий. Мелькнула даже предательская мысль, что может хрен с ним, с этим дозором? Натаха коротко коснулась губами моих губ. Имитация поцелуя как обещание чего-то большего.