Цесаревич Вася (СИ) - Шкенёв Сергей Николаевич

Особенную пикантность новостям придавали несколько интервью с двумя уцелевшими летающими головами. Те ничего не помнили о своей прошлой жизни, не распространялись о личности пославшего их человека и личностях получателей посылок, но многословно жаловались на необъятные просторы Российской Империи, на тяжесть дальнего перелёта в сложных метеоусловиях, и на трудности навигации по звёздам при сплошной облачности.

Заодно соловьями разливались о красивых пейзажах по пути, о вежливости и услужливости приказчиков в магазинах уважаемого Лаврентия Павловича, любезно обменявших иностранные серебряные монеты на российские рубли по выгодному курсу. Фабрику Микояна хвалили за соблюдение технологий и санитарные меры, пояснив, что их туда не пустили из-за невозможности надеть бахилы и стерильную рабочую одежду, но произвели расчёт и выдали продукцию прямо на проходной.

Кстати, мимо внимания широкой общественности прошёл как факт встречи упомянутых господ Микояна и Берии с неким Николаем Александровичем Романовым, так и факт пополнения банковских счетов вышеозначенного господина на солидные суммы. Ну а то, что кто-то неплохо заработал на резком скачке курса акций, вообще никого не заинтересовало. Игра на бирже штука сложная и вроде бы даже сродни шаманству.

— Итак, подруги дорогие, — Лиза Бонч-Бруевич в задумчивости разглядывала кофейную гущу на дне чашки, — что будем делать в нашим орденоносным негодяем? У кого какие предложения?

— Игнорировать нельзя, — осторожно высказалась Вера Столыпина. — Герой войны и всё такое…

— Нельзя, — согласилась Катерина. — Но если выходку с летающими дохлыми башками можно простить, списав на гвардейскую удаль, то три одинаковых букета для девушек нельзя прощать ни в коем случае. Нас не поймут в обществе.

— Лично мне на мнение общества наплевать, — небрежно отмахнулась Верочка. — Если рассудить здраво, то мы с вами и есть высшее общество. Ещё неясно кто кого распнёт!

— Что?

— В том смысле, что посмотрим, кто кого одобрять и понимать должен.

— Логично, — кивнула Лиза. — Но всё равно с одинаковыми букетами как-то…

— Можно подумать, у Васи во фронтовых условиях большой выбор цветов был. Они, между прочим, всего двумя ротами четверть Китая завоевали, — неожиданно для подруг Вера Столыпина встала на защиту Красного. — На войне нет времени перебирать букеты.

— Они были куплены в одном из магазинов Петербурга, — возразила Катя.

— И что с того? Вася же не сам выбирал, а курьеров отправил, — Лиза не отрываясь от гадания на кофейной гуще тоже выступила адвокатом Красного.

— Господи, а головы английские! — догадалась Катерина. — Всё просто объясняется — англичанка опять гадит!

— А я про что говорю? — оживилась Верочка, и подвела краткие итоги совещания. — Вася не должен страдать из-за происков проклятых лимонников, так что никаких обид, бойкотов, игнорирований. Встречаем возвращающегося со щитом героя как положено! Кстати, никто не знает, когда он приезжает?

— Скоро, — ответила Лиза, и наконец-то отставила чашку в сторону. — Буквально на днях.

— Ты на кофейной гуще нагадала?

— Зачем гадать? — удивилась Лизавета. — Через восемь дней Первомайский бал в Гатчине, и на нём Красный обязан присутствовать.

Лиза Бонч-Бруевич оказалась права — виновник предстоящего торжества поручик лейб-гвардии Егерского полка, кавалер орденов Василий Красный уже проехал Москву и приближался к Петербургу под мерный перестук вагонных колёс. Вся рота осталась приводить к покорности Восточный Туркестан, и в столицу вызвали всего двоих, так что пришлось делить тяготы путешествия с Апполинарием Григорьевичем Куликовским. Тот получил вожделенный белый крестик на грудь, анненский темляк на рукоять боевого ножа, ещё одну звёздочку на погоны, от чего всю дорогу пребывал в радостном возбуждении.

Новоиспечённый подпоручик внезапно оказался вполне вменяемым человеком, хотя некоторая ревность в отношении более удачной карьеры младшего по возрасту сослуживца всё ещё оставалась. Она заключалась в попытках взять реванш в карточной игре, предварительно подпоив Василия в вагоне-ресторане. От карт Красный отказался, объяснив это математическим складом ума и вытянутыми наугад из колоды четырьмя тузами подряд, но на обмытие наград согласился. Очень уж его упрашивали охочие до выпивки души бывших жертв магической бомбы. Им достаточно по два-три грамма на душу, но когда их две с половиной тысячи, стойкость к алкоголю производит впечатление на стороннего наблюдателя.

Куликовский впечатлился и выпал из реальности на второй бутылке шустовского, и абсолютно трезвому Красному пришлось тащить его в купе при помощи двух официантов. Помощь обошлась в три рубля. Ещё пять пришлось отдать за молчание и обещание забыть о несвойственной лейб-гвардии временной слабости.

Апполинарий Григорьевич изволил почивать от Твери до Чудова, а после пробуждения имел вид слегка помятый, но воодушевлённый.

— Удивляюсь я вашему здоровью, Василий Иосифович! — произнёс он после водных процедур и литра сельтерской. — Впрочем, я не о том. Представляете, я сон видел, будто летаю!

— Хороший сон, — согласился Красный. — Тоже предпочёл бы отправиться дирижаблем, а не ползти по железной дороге. Но увы, вся воздушная техника задействована в Восточном Туркестане и на бывших китайских территориях, даже пассажирское сообщение отменили и освободившиеся машины отправили туда.

— Да причём тут дирижабли? — слегка обиделся Куликовский. — Медлительные и неповоротливые гиганты. Левиафаны неба! А в моём сне я был я был маленькой, злой и хищной птицей, со стреляющими прямо из рук-крыльев крупнокалиберными пулемётами.

— Помнится, в воздушном бою вы неплохо управлялись с пулемётом, Апполинарий Григорьевич.

— Не то, — поморщился подпоручик. — Во сне у меня были скорость, маневр и изумительная управляемость. Знаете, такая необыкновенная лёгкость во всём теле образовалась! И всё это без применения эфирной энергии. К чему бы такое могло присниться?

— К новому назначению, — предположил Василий. — И оно будет связано с летательными аппаратами тяжелее воздуха.

— Да полно вам, Василий Иосифович, — улыбнулся Куликовский. — После разоблачения аферы братьев Райт всерьёз говорить об этих этажерках неприлично.

— Есть мнение, Аппалинарий Григорьевич, что за ними будущее.

— Вот как? И кто же это мнение высказал?

Василий вернул улыбку:

— Ходят слухи, что этими этажерками заинтересовался наследник престола. Мало того, из заслуживающих доверия источников стало известно о высочайшем одобрении изысканий в этом направлении.

Куликовский не стал уточнять об источниках информации, но всерьёз и надолго задумался. Мысли легко читались на его лице: … интерес наследника престола… новое направление… внимание императора… шанс исправить ошибки молодости и не самую лучшую репутацию гуляки и никчемного болвана… перспективы карьеры в случае успеха… при неудаче всяко не станет хуже, чем сейчас…

— А вы знаете, Василий Иосифович, я ведь тоже много размышлял над этой темой, и нахожу аппараты тяжелее воздуха весьма перспективными. Вот вы, как непредвзятый и не ангажированный человек, в каком качестве меня бы там применили?

— Не знаю, — не совсем честно признался Василий. — Может быть, испытателем новой техники? Дело рискованное, но разве можно хоть чем-то испугать лейб-гвардии егерей? Никто кроме нас!

Куликовский горделиво приосанился и покосился на вешалку, где висел китель с белым эмалевым крестиком на колодке цвета огня и дыма:

— Вы правы, Василий Иосифович, риск есть наша профессия и призвание. Но я так понял, вы не только владеете информацией, но и…

Многозначительное и намекающее молчание после оборванного на полуслове вопроса. Естественно, Красный не собирался упускать возможность заполучить добровольца-испытателя на свой будущий завод.

— Разумеется, Апполинарий Григорьевич. Вы же получили приглашение на Первомайский бал в Гатчине? Вот там я и представлю вас нужным людям.