Борис Сапожников - Театр под сакурой
Продавец амулетов и оберегов остановил свою лавку у дверей театра и опёрся локтями на стойку. Минут через пять из театра вышел антрепренёр Накадзо, нырнул головой под тент лотка.
— Что новенького можете мне предложить? — спросил он.
— Сейчас не до игр, — отмахнулся продавец, не поднимая головы, — ситуация обостряется. Я вышел на вражеского агента в нашей контрразведке, но на первой же встрече с ним на нас напали. Меня ранил в ногу какой-то стрелок, по виду гайдзин, насколько я успел заметить. Стреляет из пистолета просто великолепно, я был на крыше в полудесятке дзё от него, но он как-то умудрился попасть мне в ногу.
— Довольно о нём, — бросил Накадзо. — Кто были остальные?
— Это был гигант почти в дзё ростом, — ответил продавец, — но движется отменно быстро и ловко. Я едва успел уйти от него, спасся на крыше, где меня и подстрелил гайдзин.
— Это все, зачем ты хотел видеть меня? — поинтересовался Накадзо. — Весьма негусто и я не понимаю, для чего понадобилась такая срочность.
— На первой нашей встрече, — понизив голос, сообщил продавец магических амулетов и оберегов, — контрразведчик произнёс одно имя. Я хотел передать вам его слова после более детальной проверки, однако раз пошло такое дело, решил поторопиться.
— Тебе что-то угрожает? — тут же насторожился Накадзо.
— Да, — без обиняков ответил продавец, — похоже, на меня открыли охоту. Чувствую, недолго мне осталось гулять по улицам.
— Тебя прикроют, — отрезал Накадзо. — Говори имя.
Продавец подался вперёд и одними губами произнёс только одного слово. Но от него Накадзо побледнел, как полотно.
1 ноября 9 года эпохи Сёва (1935 г.) ТокиоМеня трясло. Прямо, как перед боем. Ноги отказывались держать меня, ладони тряслись, так что я не был уверен, что смогу нормально фехтовать против Ютаро, а ведь наша сцена открывает весь спектакль. Сорвём её — и впечатление от премьеры будет скверным, и после этого я, скорее всего, распрощаюсь с Европейским театром, как и молодой Ютаро. Тем более, что на должность билетёра уже наняли — по крайней мере, на время, пока будет идти «Ромео и Джульетта», в которой занят весь коллектив, исключая только антрепренёра — расторопную девушку по имени Кавори. Она ведь вполне может стать и постоянным билетёром, вместо Ютаро.
— Третий звонок, — напомнила нам особенно грозная в своём алом плаще режиссёр Акамицу. — Готовьтесь, Капулетти-сан!
Перед спектаклем она всех называла только по ролям. Заиграла музыка и записанный на плёнку хор провел:
Две знатные фамилии, равноПочтенные, в Вероне обитали,Но ненависть терзала их давно, —Всегда они друг с другом враждовали.[38]
Когда же он закончил, я вышел на сцену (правда, не в шлафроке, как было у Шекспира), навстречу Ютаро и выкрикнул, протянув руку в кулису: «Подайте длинный меч мой!».
Спектакль начался.
Глава 10
Ноябрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.) ТокиоВечеринка по случаю оглушительной премьеры «Ромео и Джульетты» была столь же оглушительной. Я никогда не бывал на подобных, ни в детстве, до Революции, ни, конечно же, в советское время. В закрытом садике, накрытом крышей, были расставлены столики с лёгкой закуской и напитками, приглашённые на праздник — большая часть из них, действительно, были кадзоку — фланировали меж ними, обмениваясь репликами по поводу прошедшего спектакля или заводя непонятные разговоры. Часто звенели бокалы, отовсюду слышалась приглушённая речь. Вокруг Асахико собралась большая группа поклонников и журналисток, щёлкали фотоаппараты на треногах, в воздухе над ними висело уже небольшое облачко магниевого дыма. Марина пользовалась чуть меньшим успехом, правда, вились вокруг неё, в основном, девушки, причём одетые показно по-мужски, кто в кимоно — иные и при мечах — другие в строгих костюмах, третьи, вообще, в военной форме без знаков различия. Меня весьма посмешило это обстоятельство. Даже у Сатоми и Готон были свои поклонники, хоть их было довольно мало. А вот нас с Ютаро, похоже, никто не запомнил и не узнавал без сценических костюмов, тем более, что обычные наши были весьма посредственными. Надо сказать, в сравнении с остальным блестящим обществом, мы с ним смотрелись весьма убого.
— Руднев-сан, если не ошибаюсь, — подошёл ко мне немолодой круглолицый человек в генеральском мундире с погонами тайсё, — вы отлично сыграли Капулетти. Позвольте мне выразить своё восхищение.
Он кивнул мне, изобразив поклон, и разгладил длинные, Семён Михалычу впору, усищи.
— Араки Садао-тайсё, — легко узнал я военного министра Японии, которым весьма заинтересовался после разговора с покойным Хатиямой. С таким врагом советской власти, как Садао, надо держать ухо востро, — благодарю вас. Хотя весьма странно, что вы обратили на меня внимание. Моя роль не слишком значительна.
— Руднев-тайи, — покачал головой Садао, зачем-то назвав меня капитаном, хотя моя служебная категория в РККА была только помкомбат, что ближе к старлею, польстил так, что ли, — именно роли второго плана часто делают или портят весь спектакль. Это понимают далеко не все, но истинные ценители европейского театра… — Он сделал неопределённый жест левой рукой. — Именно поэтому я хочу выразить вам своё восхищение. Ваш партнер Ютаро-кун, конечно, также весьма неплох, однако в силу почти детского возраста несколько теряется на фоне остальных.
— Боюсь, вы обидели бы его этими словами, Садао-тайсё, — усмехнулся я. — Он очень старался на репетициях, особенно усердно упражнялся в фехтовании.
— Он вряд ли станет профессиональным актёром, — отмахнулся Садао, — и ему ни к чему мои комплименты.
— Я тоже им очень вряд ли стану, — заметил я.
— Но вы же понимаете, что слова мои относились не только к вашей несостоявшейся актёрской карьере, — Садао подкрутил лихой седеющий ус и прищурил левый глаз.
— Прошу меня простить, Садао-тайсё, — развёл я руками, — я всего лишь скромный эмигрант из СССР, которого по счастью взяли декоратором в такой театр.
— Вы не боитесь агентов НКВД? — спросил Садао. — Ведь вы офицер почти секретных войск, наверное, подписывали какие-то бумаги о неразглашении, вас ведь могут за эти секреты убить.
— Никаких секретов я не знаю, — отмахнулся я, — и в НКВД это, думаю, отлично знают. Я давно уже был на плохом счету в армии, потому и воевал самое большее на «Большевиках».
— А как вы попали на этот плохой счёт? — удивился Садао, почти непритворно.
— Оставьте, Садао-тайсё, — рассмеялся я, — вы же настолько хороший специалист по Советам, задаёте мне такой вопрос. Или хотите сказать, что ключевое значение слова «происхождение» вам ничуть не знакомо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});