Андрей Попов - Кукольный загробный мир

— Да Горыныч совсем озверел, загонял до смерти. Весь урок заставлял нас через козла прыгать! Он что, из нас олимпийских чемпионов хочет сделать? — брат надеялся, что его жалобный тон вызовет в душе старшего надзирателя толику сочувствия.

— Олимпийский чемпион по прыганью через козла… Да, пионер, горжусь тобой! У меня в свое время не получилось, вдруг у тебя получится? Желаю всех козлов обскакать да обойти! Даже деньги на тебя поставлю! — с этой напутственной речью Алексей разжал кулак.

Никому было невдомек, что как раз в это время за углом школы задумчиво качал головой Иннокентий Поликарпович, тот самый учитель физкультуры. Он уже давно знал, что подопечные за глаза его кличут Горынычем, но до сих пор не понимал — почему. Характер, вроде, мягкий, покладистый. Огня из пасти не пускает. Неужто из-за фамилии Змеев? Какая-то слишком сложная многоступенчатая аналогия получается. К тому ж у Горыныча, по доброте его душевной, практически невозможно было получить низкую оценку. Поставит четверку даже если ты на уроке прыгнул чуть выше собственных пяток.

Входная дверь в тысячу первый раз скрипнула, и из школы появился Олег Марианов, наглухо укутанный в серую болоньевую куртку, делающую его еще более тучным, похожим на облако. Он всегда ходил вперевалочку, пошатываясь от излишнего веса: стеснялся собственной походки, чуть ли не каждый понедельник садился на очередную диету, но никому никогда об этом не говорил. Всякая улыбка давалась ему с трудом — в ней чувствовалась фальшь и скрытая мимикой перманентная печаль.

Стас медленно плелся по шумному коридору, волоча в руках старомодный портфель. Уроки первой смены закончились, но удовлетворения не чувствовалось: оно придет не раньше, чем будет выполнена унылая домашняя работа. Проходящий по смежной траектории Ватрушев похлопал его по плечу, бросив детскую реплику:

— Выше нос!

— Серега, а ну стой.

Ватрушев обернулся, по своему обычаю прищурив глаза. Некоторые недалекие девчонки расценивали этот прищур как заигрывание, хотя на самом деле у Сергея уже начинались проблемы со зрением.

— Ты чего наврал, что химичка задала учить все кислотные реакции? Я как последний идиот зубрил часами…

— Какое вранье, Литарский? Это была всего лишь полушутка, полуправда. Зато сейчас ты больше всех нас знаешь.

— За полушутку, полуправду, — Стас показал свободный от портфеля кулак, — Обычно бьют до полужизни, полусмерти.

— Ладно, на ближайшей физре выясним этот вопрос.

— Хорошая идея, попросим Горыныча устроить поединок. Я бы на твоем месте… — речь внезапно оборвалась, и Ватрушеву уже никогда не суждено узнать, что бы тот сделал на его месте. Стаса как будто подменили: другой взгляд, другие эмоции, даже лицо стало чуточку другого цвета. Он смотрел в сторону раздевалки, где несколько девчонок переговаривались между собой. — А это еще кто?

— Где? — Серега помотал туда-сюда своей огромной, как у рок-музыканта, шевелюрой. — А, это новенькая из параллельного класса. Как там ее… Ненашева или Некрашева, не помню. Запал, что ли? Лучше химию учи, завтра валентности будут спрашивать.

Литарский снова занес кулак, чтобы ударить, но Ватрушева и след простыл, а место, на котором он только что стоял, превратилось в арену боя двух малолетних рыцарей. Рыцари в синих ученических доспехах доблестно бились за какой-то учебник (предположительно — Букварь), с присущей им галантностью пытаясь вырвать его из рук соперника. «Неужели снова она?.. Или кажется?» — Стас припомнил позавчерашний день: быстрая ходьба сквозь непогоду, взгляд незнакомки, ее мимолетная улыбка — возможно, даже не ему адресованная. — «Почему именно в девятый «б», а не к нам?»

Девушка была в зеленой кофте с огромным, похожим на вязаное ожерелье, воротником. Сказав что-то вздорное своим одноклассницам, она небрежно натянула куртку и направилась к выходу, не обратив на него никакого внимания. Из аудитории девятого «б» медленно выполз сонный Фемеридов, знаменитый на весь Союз двоечник.

— Эй, Незнайка!

Ну надо же: на «незнайку» не хочет откликаться.

— Фемеридов!

Ты погляди-ка: и фамилию игнорирует. Стас принялся мучительно вспоминать: как же его звать?.. как звать?

— Максим!

Вот, обернулся наконец. Максим был невероятно похож на своего сказочного прототипа: низкий рост, растрепанные волосы, веснушки, млечным путем проходящие по всему лицу. Вот только подтяжек да широкополой шляпы не хватает, и — вылитый человечек из книжки Носова.

— Послушай, дружище, что за новенькая у вас появилась?

— А… эта… — Фемеридов недовольно поморщил нос, как будто ему задали скучнейший на свете вопрос. — Латашина Дарья, кажется. Сегодня уже пятерку успела схлопотать. Эх… не люблю слишком умных.

Будь другая ситуация, Литарский бы наверняка переспросил: ты вообще ум любишь? Но сейчас решил не издеваться над убогим. Он быстро последовал на улицу, надеясь застать таинственную незнакомку или хотя бы глянуть, в какую сторону она пойдет. Но там толпа высыпавших из школы учеников спутала все ориентиры в пространстве. Не преодолев и половины пути к своему дому, Стас увидел прогульщика Миревича. Тот даже не пытался прикидываться больным.

— Кар… то есть, Артем, подожди!

Миревич притормозил, не выражая ни радости, ни разочарования от такой встречи. Его равнодушный взгляд, казалось, заканчивался в десяти сантиметрах от глаз. На ресницах повила пара не растаявших снежинок.

— Да ладно уж, я давно привык к прозвищу, оно и не обидное совсем. Чего хотел-то?

— Ты почему в школу не ходишь? Учителя неистовствуют. Не поверишь — даже Парадокс о тебе спрашивал. Беспокоится.

— Парадокс не может ни о ком беспокоиться в принципе, — Артем потер озябшие руки. — А почему не хожу в школу? Прикидываешь, забыл туда ходить! Исправлюсь.

— Хорошая отмазка, но не думаю, что на учителей она подействует. Берись за ум, ведь ты способный парень.

— Даже не представляешь насколько способный. К примеру, я знаю десять разных способов заняться бездельем. — Взор Миревича вдруг стал непривычно пронизывающим. Стасу показалось, что тот принялся тщательно рассматривать закрытые, засекреченные зоны его души, и он сменил тему:

— Послушай, Артем… конечно, это не мое дело.

Наступила пауза, наполненная снежными хлопьями да рычащими звуками автомобилей, уничтожающими всякую лирику разговора. Из окна ближайшей пятиэтажки крикнула какая-то старуха: «я вам дам, паразиты, как по подъездам шляться!»

— Спрашивай уже! Наверняка что-то связанное с театром?