Гай Кей - Повелитель императоров

— Проблема? — любезно переспросила Ширин. — О господи! Какая…

Пока они вместе шли через комнату, Криспин видел, что на них смотрят, и от всего сердца надеялся, что его туника к этому моменту приобрела пристойный вид. Ширин с непритворной радостью улыбалась гостям.

Не придумав ничего лучшего, сознавая, что он не в состоянии ясно соображать, Криспин повел ее в открытую дверь назад в столовую, где еще оставалось с полдесятка людей, а затем дальше, на кухню.

Они остановились прямо у дверей: две одетые в белое фигуры среди послепиршественного беспорядка и хаоса кухни, усталых поваров и подавальщиков. Когда их увидели, разговоры смолкли.

— Приветствую! — весело воскликнула Ширин, так как Криспин лишился дара речи.

— И вас тоже, — ответил маленький пухлый круглолицый человек, которого Криспин впервые встретил перед рассветом на кухне, несколько большей по размерам, чем эта. В ту ночь погибли люди. Было покушение на жизнь самого Криспина. Он помнил, как Струмос держал в руке кухонный нож с толстой ручкой, готовый вонзить его в любого вторгшегося в его владения.

Сейчас повар улыбался. Он встал с табурета и подошел к ним.

— Мы угодили тебе, моя госпожа?

— Ты знаешь, что угодили, — ответила Ширин. — Что мне предложить тебе, чтобы ты перебрался жить ко мне? — Она тоже улыбалась.

Струмос кисло посмотрел на нее.

— В действительности я собирался предложить тебе то же самое.

Она подняла брови.

— Здесь очень тесно, — сказал повар, жестом обводя нагромождение приборов и тарелок и множество людей, стоящих на кухне. Хозяйка и гость последовали за ним в меньшую комнату, где хранились продукты и блюда. Здесь была еще одна дверь, выходящая на внутренний двор. Но на улице стало слишком холодно. Солнце садилось на западе, темнело. Струмос захлопнул двери на кухню. Внезапно стало тихо. Криспин прислонился спиной к стене. Он на мгновение прикрыл глаза, потом снова открыл, пожалел, что не догадался прихватить чашу с вином. Два имени эхом отдавались в его голове.

Ширин застенчиво улыбнулась маленькому повару.

— Что скажут о нас люди? Ты делаешь мне предложение как раз тогда, когда я стараюсь тебя завоевать, дорогой мой?

— Для пользы дела, — серьезно ответил повар. — Сколько должны заплатить тебе Синие, чтобы ты стала их первой танцовщицей?

— А! — ответила Ширин. Улыбка ее погасла. Она взглянула на Криспина. Потом снова на повара. Затем покачала головой. — Это невозможно, — прошептала она.

— Ни за какую цену? Асторг щедр.

— Я понимаю. Надеюсь, он платит тебе столько, сколько ты заслуживаешь.

Повар поколебался, потом откровенно назвал сумму.

— Надеюсь, Зеленые платят тебе не меньше. Ширин смотрела в пол, и Криспин видел, что она смущена. Не глядя в глаза Струмосу, она только и сказала:

— Не меньше.

Понятно, что она подразумевала, хоть и не высказала вслух. Струмос покраснел. Воцарилось молчание.

— Ну, — сказал он с иронией, — это только справедливо. Главная танцовщица более… выдающаяся фигура, чем повар. Она больше на виду. Другой уровень славы.

— Но не более талантлива, — возразила Ширин, поднимая глаза. Она тронула маленького человечка за плечо. — Для меня это не вопрос оплаты. Это… нечто другое — Она помолчала, прикусила губу, потом сказала: — Императрица, когда послала мне свои духи, дала понять, что я могу пользоваться ими только до тех пор, пока остаюсь у Зеленых. Это было сразу после того, как от нас ушел Скортий.

Молчание.

— Понимаю, — тихо сказал Струмос. — Равновесие между факциями? Она… они очень умны, не так ли?

Тут Криспин хотел что-то сказать, но промолчал. «Очень умны» — тем не менее не слишком подходящая фраза. Она почти ничего не выражает. Он был уверен, что этот ход придумала исключительно Аликсана. У императора не хватает терпения на дела факций, это всем известно. Это чуть не стоило ему трона во время мятежа, как рассказывал Скортий. Но императрица, которая была танцовщицей Синих в молодости, чувствует такие тонкости, как никто другой в Императорском квартале. И если Синие позволили переманить лучшего возничего современности, то Зеленые должны сохранить самую прославленную танцовщицу. Духи — никому в Империи не позволено пользоваться ими — и связанное с ними условие — это ее способ удостовериться, что Ширин это знает.

— Жаль, — задумчиво произнес маленький повар, — но, наверное, в этом есть смысл. Если смотреть на всех нас сверху.

Криспин подумал, что примерно так и есть.

Струмос сменил тему:

— Вы пришли на кухню не без причины?

— Чтобы поздравить тебя, конечно, — быстро ответила Ширин.

Повар переводил взгляд с одного собеседника на другого. Криспину все еще было трудно сосредоточиться. Струмос слегка улыбнулся:

— Я вас оставлю на минутку вдвоем. Между прочим, если тебе действительно нужен тот парень, который сегодня варил суп, он будет готов к самостоятельной работе ближе к концу года. Его зовут Кирос. Тот, у кого больная нога. Молодой, но очень многообещающий парень, и умный.

— Я запомню, — ответила Ширин и улыбнулась в ответ.

Струмос ушел на кухню. И закрыл за собой дверь. Ширин взглянула на Криспина.

— Спасибо, — сказала она. — Ты негодяй.

— Ты мне отомстила, — вздохнул он. — Половина гостей запомнит меня в виде какого-то языческого бога плодородия, готового к действию.

Она рассмеялась:

— Тебе это полезно. Слишком многие тебя боятся.

— Только не ты, — рассеянно ответил он. Выражение ее лица изменилось, она пристально посмотрела на него.

— Что случилось? Ты плохо выглядишь. Неужели я… Он покачал головой.

— Не ты. Это твой отец. — Он вздохнул.

— Мой отец умер, — сказала Ширин.

— Знаю. Но полгода назад он назвал мне имена двух человек, которые, по его словам, могут помочь мне в Сарантии. Одно имя — твое.

Теперь она не отрывала от него взгляда.

— А еще?

— А второе было именем лекаря, с указанием улицы и дома, где я могу его найти.

— Доктора полезны.

Криспин еще раз глубоко вздохнул:

— Ширин, человек, которого он назвал мне осенью, только сегодня утром прибыл в Сарантий, и ему предложили жилье на указанной улице сегодня, только что, здесь, в твоем доме.

Дочь алхимика тихо охнула. Последовало молчание. И они оба услышали голос.

— Но почему вас это так тревожит? — спросила Данис. — Вам должно быть известно, что он умел делать подобные вещи.

Конечно, это правда. Они действительно знали это. Данис сама служила тому доказательством. Они слышали внутренний голос искусственной птицы, которая была душой убитой женщины. Какое нужно еще доказательство могущества? Но есть разное знание у этих границ полумира, а Криспин точно помнил, как Зотик сказал, что не умеет предсказывать будущее, когда он спросил его об этом. Солгал ли он? Возможно. Почему он должен был сказать правду сердитому мозаичнику, которого почти не знал?