Марина Казанцева - Исполнение желаний

"Зачем тревожить и без того поникшего в отчаянии жениха?" И продолжил чтение.

Далее следовало заклинание, написанное разноцветными строками. И это был совершенно незнакомый Гедриксу язык. Такому не учили их наставники в замке Вероньяр. Символьное письмо, похожее на иероглифы. Чем дольше смотрел на первую, синюю, строку Гедрикс, тем больше убеждался, что где-то подобное уже видал. Он застыл и ушёл мыслями в свою память. Что он мог забыть?

Видения уплывали в прошлое. Вот он с Аларихом в замке Вероньяр. Им десять лет. Эрл Гебриан учит их стрелять из лука. Аларих бьёт прямо в центр, а у Гедрикса не получается. Нет, не то. Ещё дальше в детство. Вот он бежит, спасаясь от беснующейся черни. Мать отвлекла всё их внимание к себе. Она встала на высокой башне, воздела руки в развевающемся на ветру синем одеянии. Никто более так не одевался.

Он видел, как штурмовали замок, как бросали зажжённую солому, как бежали слуги. Из леса, куда вывел подземный ход, известный лишь троим — отцу, матери и Гедриксу — он видел, как обкладывали дровами основание башни. Как заполыхали занавеси в окнах, как чёрный дым окутал древние стены Вайгенера.

Гедрикс всё надеялся, что мать взмахнёт синими рукавами, как крыльями, и улетит подобно птице. Но, она не улетела, а он так и не понял, почему. Всё ждал, что она обрушит на нападавших камни из внешних стен крепости. Или хотя бы поразит их страхом. Но, этого не произошло. Значит, врали люди, зря наговаривали — не волшебница была мать его.

Мальчик ждал до утра, спрятавшись на дереве. Она так и не пришла. И утром отправился пешком в Вероньяр. Неделю шёл, прячась ото всех.

И это всё не то.

Ещё раньше: Вайгенер цел, все слуги живы. Он с матерью в её любимом месте — среди книг, странной посуды и иных вещей. Он вспоминал её голос, песни, что пела она сыну на неизвестном языке. Ему всего четыре года и он водит пальцем по страницам, по непонятным символам, по разноцветным строкам.

Гедрикс оторвался затуманившимся взором от окна. От маленькой жаровни, которая притягивала, непонятно почему. Вдохнул холодный воздух и, выгнав из головы все мысли, чувства, воспоминания, спокойно поднёс к глазам потемневший свиток. Лампа мигнула и погасла. Но, Гедриксу больше не нужен свет. Острым, как у рыси, взглядом он проник в неподдающиеся строки. Растворились знаки, уплыли символы. Не глазами читают это, а душой. Давно забытый способ чтения, вытесненный из памяти скучными риторами, утомительными скрипторами, монотонным чтением грамматов в замке Вероньяр.

Вспыхивали, сталкивались, разлетались видения. Память отдавала звуки. Обоняния коснулся сладкий запах горящих благовоний. Кто зажёг жаровню? Гедрикс потянул носом и стал вспоминать: шесть ароматов, шесть ингредиентов, тщательно подобранный состав. Так было написано в чёрном тексте, в описании магического порошка для призывания… Кого?

Он был в трансе и не сразу понял, что воздух вокруг него ходит волнами и слышно трепетание крыльев. Почти не удивляясь, открыл глаза и увидел в потоке света величавую птицу, напоминающую горного орла. Она взмахивала крыльями так медленно, что было ясно — не крылья держат её в воздухе. Громадная красная птица не касалась лапами каменного пола. Глаза её устремлены на юношу.

— Что ты хочешь от меня, Гедрикс? — звучным голосом спросила птица.

Он бросил мельком взгляд на друга. Аларих спал.

— Кто ты? — он задал в ответ вопрос.

— Люди называют меня Эйчвариана. Если это всё, что ты желаешь знать, то я ответила на твой вопрос. Прощай.

— Где Гранитэль?! — запоздало вскрикнул Гедрикс.

— У меня. Она сама так пожелала.

Птица поднялась немного выше, свет вокруг мигнул.

— Подожди, Эйчвариана! — крикнул юноша. — Что делать нам с Аларихом? Как найти принцессу?!

— Напрасный труд, племянник. Напрасный труд. Твоя мать избрала для тебя судьбу. Ты — человек.

Птица начала бледнеть, сквозь неё уже просвечивали стены.

— Ещё один вопрос! — взмолился Гедрикс. — Кто моя мать?

— Моя сестра, волшебница страны Рагноу. Её имя более не произносится. Связать жизнь с человеком — всего лишиться. Родись у неё дочь — она могла бы выжить. Но, твоя мать предпочла подарить Гебриану сына — истинно человеческая претенциозность! Наследовать жалкий замок Вайгенер вместо могущества волшебницы! Я смеюсь над тобою, Гедрикс! Ты жалкий полукровка! И ты лишён всего — даже наследия отца. Моя сестра погибла, чтобы никто не обвинил тебя в нечистой крови. Иди и проживи в прислугах свой короткий век. Ты мне не нужен.

— Значит, нам не попасть в Рагноу? — холодно спросил у птицы сын Гебриана.

— Я не препятствую героям творить безумства. — небрежно ответила волшебница и исчезла.

Туманное горное утро едва забрезжило тусклыми лучами. Солнце скрывалось за белесой, мутной пеленой. С вершины Гоннерата обозревались дальние равнины. Там ещё тепло, но горы Кентувиора мрачно холодели фиолетовым, враждебным цветом.

Аларих поспешил вскочить. Оставленные принцессой меховые одеяла очень пригодятся в походе в качестве плащей. Следовало позаботиться о пище. Поэтому не медля ни минуты, оба пустились в путь. В ближайшем селении приобрели припасы и простые луки со стрелами — в горах есть живность, можно жить охотой.

Проводники довели их до перевала, а далее они отдали своих коней и отправились пешком, нагруженные помимо припасов ещё и дровами. Аларих был решителен и твёрд. Вознаградится ли его упорство? Гедрикс так и не сказал ему, что ночью у них побывал в башне необычный гость и что волшебница горного края настроена против них. Зачем ей Гранитэль? Сама так пожелала? Что именно?

Перевал располагался высоко в горах. Проводники признались, что не ходили обычно дальше каменной седловины. В Кентувиоре они только добывали горных козлов. Из шкур выделывали меховую обувь — именно в такие высокие сапоги с длинным белым мехом на голенях теперь одеты оба друга. И ещё в простые, но тёплые туники из того же меха — просто сшиты две шкуры, а посередине дыра для головы. Подпоясать ремнём — и лучше нет одежды для лазания по горам. Только плащи из дорогого меха отличали теперь друзей от горцев. Сгорбившись под тяжёлой ношей, они уходили вверх, к перевалу.

После трёхдневного пути, борьбы со снегом, ночёвок в сугробах, они остановились перед чудовищной панорамой. Проходимых троп больше не было. И быть не могло: то, что простиралось перед ними, не являлось пропастью.

Гигантские островерхие вершины, как обломки расколотых миров, воткнуты тесно в земную плоть. Лишь на макушках снег, а всё, что ниже — необъятные каменные бока, лишенные покрова. Не на чем держаться снегу. Но, у подножия непроходимых гор его тоже нет. Не увивают титанические глыбы спасительные тропы, нет зубцов, на которых удержалась бы хоть птица. Вглубь земли уходят узкие провалы, в которых, кажется, не вместится ладонь.