Дж. Кинг - Сердце полуночи

– Что вам угодно?

Самый старший из троих и самый суровый на вид поклонился с изящным достоинством.

– Прежде всего, господин Казимир, позвольте представиться. Мое имя Ауслер.

– Меня зовут Шелцен, – сказал второй и тоже поклонился.

– А я – Махен, – закончил третий.

– Да, конечно, – вздохнул Казимир. – Так что же вам угодно?

– Сегодня мы должны решить сколько неотложных и важных дел, Мейстерзингер, – сказал Ауслер.

– А именно? – Казимир нетерпеливо взмахнул рукой.

– Во-первых, нужно правильно оформить ваше восшествие на пост Мейстерзингера Гармонии. Во-вторых, необходимо решить вопрос с похоронами вашего предшественника. В третьих – завещание.

– Что касается моего прихода к власти, то тут все соответствует праву и закону. Во время турнира трубадуров я стал вторым, уступив только Кляусу. Теперь Кляус мертв…

Ауслер неуверенно улыбнулся:

– Это понятно. Но вы не можете не признать, что вы сменили предыдущего Мейстерзингера на его посту при несколько необычном… да что там! При уникальном стечении обстоятельств. За всю историю Гармонии подобного ни разу не случалось. На протяжении двадцати лет Гармонией правил один человек. Его смерть и ваше… неожиданное появление заставляют господ аристократов колебаться. Ваша власть становится неустойчивой.

– Что же важнее – закон или мнение аристократов? – перебил Казимир.

– Безусловно закон важнее, однако…

– А что говорится в законе о случаях, когда Мейстерзингер умирает?

– Его должность переходит к человеку, который на состязании был вторым.

– Вот именно, – Казимир коротко кивнул. – Мне, как и вам, это известно. Не сомневаюсь, что аристократия тоже прекрасно осведомлена в этом вопросе.

– Прошу прощения, мастер Казимир, – вставил Махен. – Мы говорим сейчас не о законе, а о власти. Законы в Гармонии перестают действовать, если их не поддерживают влиятельные горожане и аристократия. То же самое может быть сказано и о власти Мейстерзингера.

– Ваше дело – закон, – отрезал Казимир. – Мое дело – власть. Надеюсь, это понятно? Теперь о похоронах. Шелцен, скажите, разве вы не у меня на службе?

– Да, Мейстерзингер.

– Тогда позаботьтесь о торжественных похоронах Зона Кляуса, и не забудьте известить меня, когда начнется панихида. Я не хочу пропустить кремацию, – закончил он со странной улыбкой.

– Хорошо, сэр.

– Теперь, кажется, осталось решить вопрос с завещанием.

– Оно здесь, – сказал Махен, доставая измятый свиток пергамента и протягивая его Казимиру.

Юноша отстранился:

– Прочтите его.

Удивленно взглянув на Мейстерзингера, Махен развернул похрустывающий пергамент и некоторое время молчал, глядя исподлобья на Казимира.

– Это довольно длинный документ, – сказал он наконец.

– Тогда просто ответьте на несколько моих вопросов. Какая часть обстановки усадьбы принадлежала Зону Кляусу?

– Ему принадлежит вся обстановка и домашние принадлежности, – сухо ответил юрист.

– Он завещал что-нибудь семье? -

Снова спросил Казимир, нисколько не удивленный ответом.

– У Зона Кляуса не было семьи, – возразил Махен.

– Но у него был… – начал Казимир и осекся. Людям понадобится совсем немного времени чтобы сообразить – сын оборотня тоже может оказаться оборотнем.

– Есть ли в усадьбе что-нибудь государственное, казенное, что могло бы здесь остаться?

– Нет.

– Гм-м… – Казимир задумался, пытаясь найти выход из затруднительного положения. Наконец он сказал:

– Придется объявить завещание не имеющим силы.

– Вы не можете сделать этого, сэр, – осторожно возразил Махен. – Завещание свободного гражданина – если доказана его подлинность и соответствие букве закона – не может быть объявлено недействительным ни лицом, ни органом государственного управления

– Скажите мне, Ауслер, имею ли я право, будучи Мейстерзингером Гармонии, объявить кого-то государственным преступником? – спросил Казимир. – Безусловно, однако…

– В таком случае Зон Кляус был государственным преступником, – заявил Казимир, не слушая его возражений. – Он обвиняется в намеренном поджоге приюта “Красное Крылечко” и убийстве всех тех, кто находился внутри. А теперь скажите мне, Махен, имеет ли право государственный преступник распоряжаться своим имуществом?

– Нет, – ответил Махен, с унылым видом сворачивая пергамент. – Так же как не имеет права на торжественные похороны за счет государства.

– Совершенно правильно, – кивнул Казимир. – Отмените похороны, Шелцен, пусть Зон Кляус будет похоронен в общей могиле вместе с бедняками.

Казимир с победоносным видом огляделся по сторонам. Ни один из юристов не осмеливался даже пошевелиться.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался Казимир.

– Нужно решить, что делать вот с этим, – неохотно заговорил Махен, вытрясая из середины свернутого в трубку завещания небольшой кинжал.

– Он был завернут в пергамент. Завещание я сожгу, поскольку оно не имеет

Силы, но сомневаюсь, что кинжал тоже сгорит.

Он протянул кинжал Казимиру рукояткой вперед.

– Что это значит? – поинтересовался Казимир, вертя оружие в руках. Клинок несомненно был серебряным.

Махен снова развернул завещание.

– Здесь, в самом низу, есть непонятная запись. Ага, вот… “Если мой сын еще жив, то кинжал предназначается ему. Может быть, он сумеет использовать его по назначению”.

На лице Казимира не дрогнул ни один мускул. Возвращая кинжал Махену, он сказал:

– Похороните Кляуса с этим ножом в сердце.

В тот же день ближе к вечеру, после того как при помощи слуги ему удалось одеться подобающим образом, Казимир отправился в храм Милила. Он надеялся найти Ториса, но в храме был только Густав. Затем он внимательно обыскал амфитеатр и “Кристаль-Клуб”, где после мрачных событий ночи вовсю шла уборка. Но и здесь он не нашел никаких следов своего приятеля. В конце концов он принялся бродить по улицам, расспрашивая прохожих. Куда бы он ни пошел, горожане указывали на него пальцами и шептали:

– Это он, он, новый Мейстерзингер…

Бедняки произносили его имя с радостью и благоговением, аристократы и купцы – с презрительным недоумением, однако не было в Гармонии такого человека, который не узнал бы его. И никто ничего не мог сказать ему о Торисе.

Наступила ночь, а Казимир все еще продолжал поиски. Он проверил все возможные и невозможные места, и понятия не имел, куда ему теперь направиться.

– Он должен быть где-то в городе, – вслух размышлял Казимир, шагая по узким улочкам трущобного квартала. Темнота сгущалась, и на небо выползла распухшая луна. Она была широкой, круглой и соблазнительной, ее нагой серебристый диск купался в душистых ветрах, прилетевших с вересковой пустоши, возбуждая в душе Казимира смутные желания.